В октябре 1941 года японская тайная полиция нанесла удар: разведчики группы «Рамзай» были арестованы. Точно установлено, что никто из них не допустил роковой ошибки; группа была раскрыта в результате стечения более или менее случайных обстоятельств. В одну из японских коммунистических организаций внедрился провокатор; благодаря переданной им кемпейтай информации японские власти сумели напасть на след группы и сразу же развили бурную деятельность. Хотя Рихард Зорге со всей тщательностью и следил за тем, чтобы никто из его сотрудников не поддерживал связей с членами нелегальных коммунистических - ячеек, японская полиция в итоге целого ряда доносов и подозрений, арестов и последовавших за ними пыток вплотную подобралась к Иотоку Мияги; кое-кому в Японии было известно, что в прошлом, живя в Лос-Анджелесе, он состоял в Коммунистической партии США.

Всего за несколько часов до ареста доктора Зорге у него побывал Макс Кристи-ансен-Клаузен. Немецкий коммунист так описывал их последнюю встречу: «В ночь накануне ареста Рихарда я пришел к нему. На этот раз мы говорили о нашей жизни в Германии. Нас арестовали, кстати, если не ошибаюсь, в день большого государственного праздника Японии - 18 октября 1941 года. Накануне вечером Зорге прихватил с собой из немецкого ресторана «Летучая мышь» бутылку рейнвейна. Он был встревожен: уже несколько дней мы не получали известий от Одзаки и Мияги. Такое, правда, случалось и прежде. Рихарда мучил вопрос: что сталось с нашими японскими товарищами? Он не сомневался, что в случае ареста Мияги скорее согласится умереть, чем выдать кого-нибудь. Об этом он заговорил и в тот вечер, но тут же переменил тему. Около десяти часов мы расстались. Это была наша последняя встреча».

Доктор Зорге не напрасно так верил в своего соратника Мияги: тайная полиция схватила художника еще 10 октября 1941 года. Спустя два дня, во время допроса с применением пыток он выбросился из окна, пытаясь покончить с собой. К несчастью, он остался жив и искалеченным снова попал в руки палачей.

От радиста доктора Зорге мы узнали подробности о его аресте. Под предлогом необходимости выплаты компенсации за ущерб, нанесенный какому-то японскому велосипедисту, его заманили в ближайший полицейский участок. Кемпейтай использовала этот трюк, очевидно, потому, что не имела юридически обоснованной санкции на арест. Макс Кристиан-сен-Клаузен рассказывал: «В участке мне тут же приказали стать лицом к стене. Я протестовал против такого обращения, но безуспешно. Потом меня привели на допрос к прокурору по фамилии Ио. В конце концов я очутился в подвале полицейского участка. Там было около десяти камер, каждая с зарешеченной дверью. Пол в камерах был едва прикрыт соломой. Ночью меня, закованного в наручники, под охраной трех полицейских отвезли в автомобиле в недавно построенную тюрьму Сугамо. Там я в первый раз предстал перед следователем. Каждый день меня возили на допросы вместе с заключенными-японцами. При этом каждому из нас надевали на голову островерхий соломенный колпак с прорезью для глаз, чтобы заключенные не могли узнать друг друга. Японцам надевали кандалы, а кроме того еще и привязывали их друг к другу. Я же, как «особый» заключенный, удостоился даже никелирован-ных наручников. Остальным надзиратели надевали ржавые кандалы. К заключенным-японцам меня тоже не привязывали, зато справа и слева от меня постоянно находились два охранника. В подвале здания суда нас снова заперли в камеры, из которых потом по одному выводили на допрос. Я не мог ни видеть, ни узнать членов нашей группы. Все это продолжалось в течение года».

Трудно представить себе эти нечеловеческие условия! К тому же японские заплечных дел мастера разработали целую систему изощренных пыток. С арестованными японцами - сотрудниками доктора Зорге - они обращались особенно жестоко. Врач Ясуда, в течение нескольких лет предоставлявший информацию Мияги, испытал это на себе. «Ясуда взяли позже - 8 июня 1942 г. В семь часов утра возле его дома остановился автомобиль. Десять переодетых жандармов предъявили ордер на арест ... В полиции Ясуда избили и тут же заставили дать показания, надеясь, что он сгоряча проболтается. Нанося удары, один из жандармов сказал своему коллеге: «Эта сволочь вылечил Зорге, спас его от неминуемой смерти». Полгода провел доктор Ясуда в полицейской камере пыток. Бесконечные побои и изнурительные ночные допросы подорвали его здоровье, начались тяжелые сердечные припадки. Только после этого он был переведен в одну из тюрем, где уже томились другие обвиняемые в причастности к разведгруппе «Рамзай».

От Токутаро Ясуда мы знаем о том, что пришлось пережить японским соратникам Рихарда Зорге: «Началась новая тюремная жизнь. В шесть часов утра - подъем. Через час - проверка. Дверь камеры открывается. Трое тюремщиков спрашивают: жив? Заключенный должен встретить их, распластавшись в поклоне на полу. Далее - завтрак: горстка риса или ячменя, чашка супа. Обед и ужин из прогнивших продуктов - приходилось покупать за свои деньги. Если родственники заключенного были бедны, он не получал ничего. Политические узники умирали от дистрофии. Днем - прогулка ...

Дни тянулись мучительно долго. Камера - узкий бетонный пенал: пять шагов в длину, три - в ширину. Наверху крохотное оконце с решеткой, деревянный столб, поднимаешь доску - он превращается в умывальник. Под стулом - параша. Уйма блох. Тюремщики, - говорит Ясуда, - не оставляли нас без внимания, часто они заходили поиздеваться. «Сколько ты получил за предательство? Небось туго набил мошну?» Надсмотрщики не могли понять, что мы работали ради идеи. Люди шли на смерть не из-за денег, мы их не получали. Во время допросов следователь подводил к карте: «Смотри на свою родину, вот твой Смоленск, он уже пал, вот Москва - ее возьмут через несколько дней» ...

В таких условиях жил и Рихард Зорге. Впрочем, ему было тяжелее». Через двенадцать дней после ареста Зорге на основе официального протеста, заявленного японскому министерству иностранных дел, послу Отту и послан-нику Кордту удалось получить свидание с доктором Зорге в тюрьме Сугамо. Всего три разрешенных минуты стояли они друг против друга. Позднее Отт вспоминал: «Зорге был плохо выбрит, одет в куртку заключенного и производил ужасающее впечатление». Кордт тоже описал эту встречу: «И вот в сопровождении чиновника японского ведомства внешних сношений мы отправились в тюрьму Сугамо. Через некоторое время несколько полицейских ввели Зорге в помещение, где мы ожидали. Он держался прямо и производил впечатление человека, владеющего собой ... «Мне запрещено давать вам разъяснения», - ответил он на наш вопрос. Он не высказал никаких желаний, отказался также и от услуг адвоката ... Я думаю, он хорошо понимал, в каком положении находится».

Кордт не ошибся: тюремщикам не удалось сломить доктора Зорге, который предпринимал все возможное, чтобы получить информацию о положении на фронтах второй мировой войны и, прежде всего, о боевых действиях Красной Армии. Такие сведения он мог, разумеется, получить лишь с величайшим трудом, ибо содержался в строгой изоляции. Кое-какие новости о ходе боев он узнал от японского профессора германистики Иоситоси Икома, переводившего во время допросов Зорге следователями. В августе 1965 года мы побывали в доме профессора Икома в токийском районе Кокубун-дзиси и услышали от него рассказ о событиях тех лет: «В перерывах между допросами мы беседовали с доктором Зорге на самые разные темы, но главным образом - о войне Германии с Советским Союзом; как видно, это интересовало его более всего. Если советские войска одерживали верх, как это было на заключи-тельной стадии сталинградской битвы, он приходил в хорошее расположение духа, становился разговорчивее. В противном случае он выглядел разбитым и был очень скуп на слова. Он был большим другом Советского Союза. Доктор Зорге был прирожденным журналистом с характером искателя приключений. К тому же он до самой гибели оставался верен своим принципам и убеждениям коммуниста. Мне точно известно, что уже после оглашения смертного приговора он писал в дневнике: «Я умру как верный солдат Красной Армии».

Японским следователям и тюремщикам не удалось сломить волю мужественного борца, стойкого коммуниста Рихарда Зорге.

Он признал, что является гражданином СССР, и таким образом отмежевался от нацистской клики из посольства Германии. По поручению гитлеровской верхушки шеф СД в Японии оберштурмбан-фюрер СС Майзингер неоднократно и настоятельно требовал от японцев немедленной выдачи гестапо бывшего немецкого коммуниста Рихарда Зорге, но без-успешно. Хотя Япония и являлась одной из держав пресловутой «оси», все же японцы не видели никаких оснований для выдачи Германии гражданина СССР. Зорге с самого начала взял на себя полную ответственность за деятельность всей разведгруппы.

Назначенный ему незадолго до процесса ради проформы защитник-адвокат Асанума - уже после войны высказывал по этому поводу следующее: «Доктор Зорге сильно осложнял мне ведение защиты: и прокурорам, и полицейским властям он заявлял, что целиком берет на себя ответственность не только за собственные действия, но и за деятельность своих помощников».

Японцы предъявили Зорге обвинение в шпионаже. Такой пункт обвинения он категорически отверг и, кроме того, заявил приспешникам японского милитаризма и империализма, что не собирается ни отрицать свое революционное прошлое, ни соглашаться с надуманными обвинениями в свой адрес.

В ходе следствия доктор Зорге писал: «Русская революция указала мне путь к международному рабочему движению. Я принял решение оказывать ему не только теоретическую и идеологическую поддержку, но и самому стать в ряды активных участников этого движения. С этого момента все мои решения, даже касающиеся личной жизни, были подчинены единственно этой цели. И сегодня, когда мне довелось стать свидетелем второй мировой войны, длящейся вот уже третий год, а в особенности - войны Советского Союза с Германией, я еще более убежден в том, что сделанный мной двадцать пять лет назад выбор был правильным. Я говорю это, памятуя обо всем, с чем мне пришлось столкнуться за эти двадцать пять лет».

Затем Зорге опроверг обвинения японцев в шпионаже. Впоследствии одна из японских газет воспроизвела аргументацию доктора Зорге.

«Активная сторона нашей цели заключалась в том, чтобы защищать социалистический Советский Союз, а пассивная - в том, чтобы оградить СССР от последствий различных антисоветских политических махинаций и попытаться предотвратить вооруженное нападение на Советский Союз».

И далее: «Советский Союз не желает никаких политических конфликтов или военных столкновений с другими странами, и в первую очередь - с Японией. Он также не намеревается нападать на Японию. Следовательно, мы - я и члены моей группы - приехали в Японию не врагами этой страны. Смысл, который обычно вкладывается в слово «шпион», не имеет к нам никакого отношения. Шпионы таких стран, как Англия или США, пытаются выявить слабые места в политике, экономике и обороноспособности Японии и соответствующим образом их атаковать. Мы же, напротив, в процессе сбора информации в Японии совершенно не имели подобных намерений.»

Так же мужественно держались и боевые соратники Рихарда Зорге.

Почти одновременно с арестом Зорге пал третий кабинет министров князя Коноэ. Японское правительство возглавил бывший министр обороны генерал Хидеки Тодзио, снискавший себе дурную славу махрового реакционера. Тодзио запретил публикацию в печати любых упоминаний об аресте доктора Зорге, его японских и иностранных соратников. Первые сведения, преодолев цензурные рогатки, просочились в печать лишь семь месяцев спустя после ареста группы борцов за мир. В то время в камеры пыток японской тайной полиции уже были брошены тридцать пять членов разведгруппы «Рамзай».

Япония, страна империалистического бесправия, не спешила с завершением следствия, растянувшегося на многие месяцы. 7 декабря 1941 года, спустя несколько недель после того, как доктор Зорге отправил в Москву свою последнюю шифровку, Япония, следуя принятому на совещании у императора решению, напала на США. В ходе внезапного налета с моря и с воздуха на базу американского тихоокеанского флота Перл Харбор японцы потопили или вывели из строя 18 линкоров, крейсеров и эсминцев. Спустя четыре дня гитлеровская Германия и фашистская Италия объявили Со-единенным Штатам войну вслед за Японией, сделавшей это через несколько часов после нападения на Перл Харбор. Так началось проникновение Японии в южнотихоокеанские регионы, о котором предупреждала в свое время разведгруппа «Рамзай». Еще в декабре 1941 года войска империи высадились на Филиппинах, заняли колонию британской короны Гонконг и за непродолжительное время уничтожили 27 военных кораблей и 800 самолетов англичан и американцев. В феврале 1942 года японские агрессоры после вы-садки в Малайе, проведенной еще 8 декабря 1941 года, заняли стратегически важный Сингапур. Они завоевали Бирму, напали на голландскую Новую Гвинею, захватили сотни островов в Тихом океане и вторглись в Голландскую Индию. Верноподданные японского императора и часть обманутых ими народных масс находились в состоянии опьянения от легких побед.

Между тем, борцы за мир по-прежнему томились в застенках. Несмотря на бесчеловечное обращение, их не удалось сломить. Так, например, 3 марта 1942 года, во время победоносного марша японских армий на Дальнем Востоке, Ходзуми Одзаки в очередной раз подвергли интенсивному допросу. Сохранился его протокол, который вместе с другими документами после войны захватили американцы. Согласно этому протоколу доктор Одзаки сделал следующий знаменательный прогноз, в основных чертах подтвердившийся последующим ходом военных действий: «Японская экономика страдает от сохранившихся феодальных традиций, от недостатка сырья и тотальной милитаризации. Япония находится в преддверии коренного социального переворота. Хотя в столкновении с Великобританией и США Япония поначалу и будет одерживать верх, это не будет продолжаться долго ввиду отсутствия экономического потенциала и истощения ресурсов страны, вызванного войной в Китае. В конце концов, правящие классы Японии окажутся слишком бессильными, чтобы изменить курс и вновь поставить страну на ноги. Только японский рабочий класс сможет спасти нацию. Дружба Японии с Советским Союзом помогла бы ей оздоровить экономику и социальную структуру. Если Япония станет социалистическим государством, если руководство Китая возглавят коммунисты, то Япония и Китай вместе с Советским Союзом могли бы стать ядром «нового порядка в Восточной Азии».

В этих нескольких словах практически излагалась национальная антиипериали-стическая программа борьбы японского народа. Доктор Зорге, Ходзуми Одзаки и их арестованные товарищи противопоставили империалистическому порядку на Дальнем Востоке, насаждаемому правящей верхушкой Японии, императором и его генералами и адмиралами, нацелен-ную в будущее программу освобождения народов Азии от эксплуатации и гнета. И пусть императорские вояки, скорее всего, лишь посмеялись над пророческими словами своей жертвы; ясно одно: они предприняли все, чтобы и дальше затягивать процесс против патриотов, чей морально-политический дух они пытались сломить.

Лишь когда ситуация на тихоокеанском театре военных действий стала складываться не в пользу Японии, в сентябре 1943 года, спустя почти два года после ареста группы «Рамзай» и более полутора лет после формального предъявления обвинения ее членам, начался процесс против доктора Рихарда Зорге и доктора Ходзуми Одзаки. Господствующие классы Японии опасались отважных разведчиков даже в зале суда, поэтому судебное разбирательство - как и начавшиеся раньше процессы против других членов разведгруппы «Рамзай» - проходило при закрытых дверях. Таким способом они рас-считывали приглушить резонанс, вызванный «делом Зорге». И все же арест доктора Зорге и его соратников имел весьма далеко идущие последствия.

Посол фашистской Германии Отт, поневоле оказавшийся «помощником» Рихарда Зорге, некоторое время еще оставался на своем посту, хотя и потерял в Токио всяческий авторитет. В течение этого периода более чем прохладного отношения японских правительственных кругов к германскому послу произошли следующие события:

3 ноября 1941 года Отт предложил японскому генеральному штабу военную помощь в виде поставок оружия для нападения на США;

25 мая 1941 года гитлеровская Германия, фашистская Италия и императорская Япония продлили в Берлине Антико-минтерновский пакт, в подготовке которого Отт принимал деятельное участие;

5 декабря 1941 года, за два дня до нападения Японии на Перл Харбор, посол Отт советовал японскому генштабу последовать примеру Германии и найти такой повод для объявления войны, который позволял бы свалить ответственность за ее 11 декабря 1941 года на основе Тройственного пакта между Германией, Италией и Японией эти страны подписали соглашение о совместном ведении военных действий и о взаимном разграничении оперативных территорий в Индийском океане. В тот же день Гитлер в бер-линском рейхстаге хвастал: «Германия, Италия и Япония будут совместно вести войну до победного конца всеми средствами, имеющимися в их распоряжении». Правительства трех стран взяли на себя обязательство не заключать перемирия и не подписывать мирных договоров со своими противниками без взаимного согласования.1

Казалось, что отношения Берлина с Токио ничем не омрачены. Но это действительно только казалось: на самом деле они заметно ухудшились.

Посланник Браун фон Штумм, занимавшийся в ведомстве внешних сношений расследованиями, еще 14 ноября 1941 года получил служебную записку следующего содержания:

Факсимиле документа министерства иностранных дел Германии

«Сект. П VIII Берлин, 14. 11. 1941 г.

Баслер ,

секр. миссии

Служебная записка

Германский корреспондент Рихард Зорге, работавший с 1936 года в Токио для «Фран-кфуртер цайтунг», арестован японской полицией 22 октября 1941 года вместе с другим подданным рейха по имени Макс Клау-зен по надуманному обвинению в антияпонских связях.

Рихард Зорге является хорошим знатоком Японии и талантливым журналистом; однако, строгой объективностью своих репортажей, в которых он порой позволял себе и критику, он часто навлекал на себя недовольство официальных кругов страны пребывания. Исходя из информации, полученной от ответственных германских инстанций в Токио, подозрение насчет вменяющейся, в вину Зорге причастности к коммунистической деятельности следует считать заблуждением. По мнению посла Отта, близко знающего Зорге, эта акция представляет собой политическую интригу, поскольку Зорге получил некоторые секретные сведения о состоянии японо-американских переговоров, имеющих статус государственной тайны.

До сих пор не разрешено проводить с арестованным никаких бесед, если не считать кратковременного формального посещения его со стороны посла Отта. Несмотря на постоянно предпринимаемые министерством иностранных дел усилия, прокуратура все еще отказывает в предоставлении возможности ознакомления с имеющимися доказательствами противозаконной деятельности обвиняемого. Как говорят, в связи с этим инцидентом арестовано также большое число японцев.

Представлено господину посланнику Брауну фон Штумму».



Как явствует из предположения насчет «политической интриги», нацисты не очень-то доверяли своим японским союзникам. Последние, впрочем, отвечали им взаимностью, что подтверждал, основываясь на собственном опыте, бывший начальник отдела министерства Вольтат, в то время руководивший «Дальневосточной экономической миссией» и не подчи-нявшийся непосредственно нацистскому посольству в Токио:

«Хельмут Вольтат

4005 Меерербуш под Дюссельдорфом

Гинденбургштрассе 326 8 января 1965 г.

Арест японцами по обвинению в шпионаже ведущего германского журналиста и близкого личного друга посла шокировал всех немцев. По мнению японцев, это событие привело к потере престижа посла. При таком рассмотрении на передний план поначалу не выдвигается вопрос, произошло ли это фиаско по его собственной вине или же стало результатом стечения трагических обстоятельств. Вначале японцы полагали, что посол сам подаст в отставку. По когда, к их изумлению, германская сторона не предприняла ничего, они выразили свою точку зрения относительно создавшейся ситуации во многих токийских инстанциях; прежде всего она была изложена трем военным атташе и мне. Со мной об этом лично говорили высокопоставленные офицеры генерального штаба и главного штаба военно-морского флота. Позднее в аналогичном ключе высказывались и некоторые высшие японские чиновники в Маньчжоу-Го. Однако прошел целый год, прежде чем посол Отт был смещён.

В течение этого года упомянутые обстоятельства парализовали способность посла оказывать влияние на японское правительство в интересах Германии ... Исходя из официальных высказываний германской стороны по делу Зорге, японцы сделали для себя выводы относительно компетентности ведомства внешних сношений, правительства рейха и верховного командования Германии. Действительно, помимо посла еще и представитель гестапо полковник Майзингер, а также руководитель (нацистской - Ю. М.) партийной организации землячества изо всех сил старались, чтобы информация по делу Зорге давалась в сглаженном виде. Посол Отт пытался как можно дольше продержаться на своем посту, при этом возник целый ряд конфликтов между ним и представителями Германии в Японии, Маньчжоу-Го и Китае ...

X. Вольтат

К этому надо добавить, что каждый, кто в Восточной Азии «терял лицо», становился сомнительной личностью. Хель-мут Вольтат хорошо знал это по собственному опыту; обо всем этом он в то время сообщил прямо в Берлин. Германский военный атташе в Токио генерал-майор Кречмер, атташе военно-воздушных сил генерал-майор фон Гронау и атташе военно-морских сил вице-адмирал Венне-кер искали козла отпущения: ведь доктору Зорге удалось перехитрить и их. В своих рапортах в управление разведки и контрразведки при верховном командовании вермахта они сваливали всю вину на посла. При этом каждый из них втайне надеялся занять кресло посла после отставки Отта.



Документ из секретного архива министерства иностранных дел: посол нацистской Германии Ойген Отт собирал материал^ компрометирующий д-ра Зорге.

Nr. 60 vorn 9.1.

«Телеграмма

Токио, 9 января 1942 г. 10.15

Принята: 9 января 1942 г. 24.00

№60 от 9.01 СЕКРЕТНО!

В дополнение к телеграмме от 25 ноября № 2539* *) Пол. VIII

После длительных хлопот по поводу предъявления доказательств по делу Зорге прокуратура при посредничестве ведомства внешних сношений предоставила два довольно пространных протокола...

VI. Я указал министерству иностранных дел на недостаточную содержательность обоих протоколов и повторно просил о передаче новых материалов, в первую, очередь, о предполагаемой коммунистической деятель-ности Зорге в Европе и ходатайствовал насчет разрешения на посещение Зорге руководителем сотрудничества полицейских органов. Министерство иностранных дел заявило, что прокуратура в настоящий момент не может предоставить в распоряжение материал по крупному делу, в которое вовлечены многие японцы. Равным образом, в настоящее время не представляется возможным разрешить посещение. Ожидается, что общее расследование по делу, в котором фигурирует Зорге, займет еще несколько недель. Однако, министерство иностранных дел намерено еще до этого полу-чить дальнейшие разъяснения, прежде всего по поводу всего, что касается Европы, и при необходимости организовать обсуждение вопроса между руководителем сотрудничества полицейских органов и ведающим делом прокурором.

VII. Представляется оправданным проверить данные обоих протоколов в Европе, главным образом, на предмет предполагаемой деятельности там Зорге.

Отт»

Сект. П VIII

Берлин, 11. февр. 1942 г. секр. посольства Баслер



Служебная записка

При расследовании дела Зорге прошу, если это возможно, также навести справки о супруге Зорге. Фрау Зорге, насколько здесь известно, проживает в Штутгарте. В 1934 году она рассталась со своим мужем. На-сколько мне известно, официально, брак не был расторгнут. Возможно, что ей известны подробности о политической деятельности Зорге в послевоенные годы.

Далее необходимо расследовать, каким образом Зорге стал членом НСДАП. Кто давал ему рекомендацию, кто лучше знал его? Прошу далее через начальника полиции безопасности и СД, со ссылкой на его рапорт от 9 января IVА 1-Б№ 3237-41 Г, запросить насчет новых сведений об арестованном вместе с Зорге Максе Клаузене.



Японцы же, выяснив, что Рихард Зорге получал много информации непосредственно от военных атташе, обращавшихся к нему за помощью, стали проявлять крайнюю осторожность в контактах с офицерами из германского посольства. Они перестали им доверять и передавали им лишь третьестепенные материалы. От этого сильно страдало качество рапортов, отправляемых в Берлин. В конце концов, за дело взялся отдел абвера по шпионажу и саботажу за границей. Его шеф адмирал Вильгельм Канарис поручил своему резиденту в Китае полковнику Айзентрегеру, а также своему основному агенту в Маньчжурии доктору Ивару Лисснеру составить подробный отчет о реальной ситуации в германском посольстве в Японии. Айзентрегер занимался этим несколько месяцев и был вынужден сделать вывод, что положение катастрофическое. Спустя год после ареста Зорге рейхсминистру Риббентропу пришлось все-таки сместить Отта, поскольку авторитет последнего в Японии был окончательно подорван. 23 ноября 1942 года для Отта все было кончено: побледневший посол держал в руках секретную телеграмму № 1462, содержавшую недвусмысленное распоряжение рейхсминистра Иоахима фон Риббентропа:

«Послу в собственные руки, расшифровать лично...

По различным признакам дело Зорге вызвало в японских инстанциях сильный резонанс, последствия которого сказались на

отношении этих инстанций к Вашей персоне. После глубокого изучения вопроса фюрер принял решение согласиться с моим предложением относительно изменений в руководстве посольства в Токио и отозвать Вас в ведомство внешних сношений для нового назначения. Вашим преемником избран посол в Нанкине Штамер. Прошу Вас получить для него агреман. Штамеру 50 лет, он женат, имеет двоих детей. С июля 1935 года - главный референт канцелярии Риббентропа. С 1940 года выполнял особое задание в Восточной Азии, в мае 1941 года назначен послом по особым поручениям мини-стерства внешних сношений, 27 сентября* 1941 года назначен послом в Нанкине ... Ваша безопасность при возвращении в Германию ... в настоящее время ...не может быть гарантирована. Поэтому прошу Вас до поры оставаться в Японии в качестве частного лица. Средства, необходимые для содержания приличествующего Вам дома в подходящем для Вас спокойном месте и для поддержания материального уровня, соответствующего занимавшейся Вами до сих пор должности, будут Вам предоставлены. Само собой разумеется, что во время дальнейшего пребывания в Японии Вам следует воздерживаться от какой бы то ни было политической деятельности ...

Риббентроп»



Последствия дела Зорге пришлось ощутить на себе и посланнику Кордту: в конце 1942 года его перевели с понижением в Китай. В течение последующего года германо-японские отношения заметно ухудшились. В таком состоянии они продолжали оставаться и далее, по мере того как неизбежность поражения партнеров по «оси» становилась все очевиднее, а империалистические противоречия между ними - все резче. Контакты между гитлеровской Германией и императорской Японией свелись практически и минимуму официального протокола. 5 марта 1943 года эта проблема рассматривалась, например, на совещании у Гитлера, посвященном проблемам создавшейся ситуации. При этом состоялся следующий диалог:

Гитлер: «Тому, что говорят японцы, нельзя придавать никакого значения. Я не верю ни одному их слову!»

Генерал-полковник Йодль, начальник штаба командования вермахта: «Им нельзя верить ни в чем, ибо они - единственные люди, кто с ясным сознанием и преданнейшим выражением лица плетет небылицы».

Гитлер: «Они наврали с три короба, все их изложения тоже преследуют какой-то расчет, впоследствии все окажется обманным маневром».

Уже в то время стало совершенно ясно, что специальное задание генерал-майора в отставке и посла Ойгена Отта, которое он выполнял в течение десяти лет, в результате деятельности Зорге окончательно провалено. Но верх своей низости фашисты продемонстрировали спустя два с лишним года, когда 10 февраля 1945 года германская разведка через своего агента распространила в ставке командования американских войск следующее предложение: германская разведка изъявляет готовность «передать секретной службе США всю ценную информацию о Японии, имеющуюся у Германии», если американские войска на германском западном фронте выразят готовность заключить двустороннее перемирие. Это еще один пример того, какая междоусобная грызня царила в стане империалистов, готовых исподтишка нанести удар в спину вчерашнему союзнику. Фашисты были не прочь даже сколотить капитал на продаже информации о своей союзнице Японии.

Изменения в позиции японцев отмечала и д-р Лили Абегг, много лет проработавшая корреспонденткой «Франкфур-тер цайтунг» на Дальнем Востоке.

«Д-р Лили Абегг Цюрих, 20 дек. 1964 г.

Заломон-Фёгелин-штр. 33 8038 Цюрих тел. 45 83 19

Арест Зорге стал весьма неприятным событием для всех немецких журналистов в Японии, для всех его друзей и знакомых. Суровость цензуры была вполне естественной

- ведь шла война. Однако, после ареста Зорге японцы стали выказывать гораздо больше недоверия по отношению ко всем нам. За нами постоянно велась «незаметная» слежка, а наши служебные курьеры были полицейскими шпиками. Когда меня однажды арестовали и некоторое время продержали в участке - за то, что я во время воздушного налета собирала на холме ежевику, - чиновники кемпейтай предъявили мне содержимое моих корзин для бумаг ... Конечно, Зорге порой «навлекал на себя недовольство» японцев своими критическими анализами ... Начиная с зимы 1944/45 годов недоверие японцев перешло все границы. Уже долгое время в японской тюрьме сидели три немецких журналиста

- правда, вне всякой связи с делом Зорге - и с ними обращались очень жестоко ...

Лили Абегг»



Уже 23 марта 1942 года отдел управления разведки и контрразведки при верховном командовании вермахта передал из Синцина по радио в Берлин секретное сообщение государственной важности:

«Зорге, вероятно, работал на Москву из фанатизма, не за деньги. Яростный противник национал-социализма ... Последствия весьма тяжелые ... Японские власти энергично настаивают на том, чтобы представители германской прессы в Восточной Азии впредь допускались к работе только с разрешения соответствующих органов вермахта ... В определенных кругах (японских) военно-морских сил крайне антигерманские настроения ... Строжайшие ограничения передвижения со стороны японцев для всех немцев в Восточной Азии: без разрешения невозможно поехать даже из Токио в Иоко-гаму. Кюльборн».

Так за ширмой официальных разговоров о сотрудничестве во всех фашистских кругах Европы и Азии сверху донизу процветали лицемерие, обман, погоня за собственной выгодой, страх и недоверие. Противоречия империалистических интересов фашистской Германии и Японии невозможно было надолго сгладить ни преследующими определенные цели альянсами, ни военными пактами. Эти противоречия еще более обострились после сокрушительного фиаско, которое потерпели правящие клики Германии и Японии в результате деятельности разведгруппы «Рамзай».

Тем временем в Германии гестапо и служба-безопасности Гиммлера сбились с ног в поисках сведений о жизни и деятельности немецкого коммуниста и революционера доктора Зорге. Люди Гиммлера не только перерыли все секретные картотеки гестапо, государственный архив и документы ведомства внешних сношений, но и произвели обыски у род-ственников Зорге, допросили всех редакторов газет, с которыми он поддерживал до сих пор контакты.

Оскар Штарк, возглавлявший в то время редакционный совет «Франкфуртер цайтунг» пояснял нам: «Об аресте Зорге редакция узнала вначале только по намекам в телеграмме Лили Абегг, из которых явствовало, что сам Зорге не имеет возможности телеграфировать. Затем нам по телефону сообщили из ведомства внешних сношений - если не ошибаюсь, звонил принц Ройсс, ранее служивший в посольстве в Токио и друживший с Зорге, -о том, что Зорге арестован по подозрению в шпионаже. Для нас это прозвучало как гром среди ясного неба, поскольку мы знали о дружеских взаимоотношениях между послом Оттом и Зорге. Мы сразу поняли, что этим делом заинтересуется гестапо; я тотчас велел принести личное дело Зорге, в котором хранилась и вся наша переписка с ним, чтобы выяснить, не содержится ли в ней какой-либо компрометирующий редакцию материал. Проверка показала, что в папке не было ничего такого, к чему могло бы придраться гестапо, и что из личного дела можно ничего не изымать, ничто не могло бросить тень на редакцию. Через некоторое время, кажется, ведомство внешних сношений потребовало представить описание наших контактов с Зорге, каким образом началось наше сотрудничество с ним и так далее. Все это я изложил на бумаге; содержание моего доклада полностью соответствовало действительному положению вещей во всей его незамысловатости, затем отослал написанное в Берлин. Не припоминаю, допрашивали меня в гестапо в связи с этим делом или нет; меня часто вызывали на допросы в гестапо по делам газеты, но я не помню, приходилось ли мне отвечать и на вопросы по делу Зорге».

Не особо напрягая фантазию можно представить себе, как, должно быть, бесновались, получив материалы с результатами расследования, эсэсовские бонзы: рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, обер-группенфюрер СС фон Риббентроп, шеф гестапо Генрих Мюллер и глава СД Вальтер Шелленберг - все, кого Зорге годами водил за нос. В коридорах власти Берлина и Токио в течение нескольких месяцев имя Зорге было у всех на устах.

27 октября 1942 года рейхсфюрер СС и начальник полиции рейха в министерстве внутренних дел Генрих Гиммлер писал рейхсминистру иностранных дел Иоахиму фон Риббентропу, подчеркивая следующее: «Благодаря старой дружбе с послом Оттом Зорге с самого начала войны был осведомлен обо всем, что передавалось по каналам радиосвязи в Берлин из германского посольства в Токио. Позднее Зорге также временно руководил работой отделения Германского телеграфного агентства в Токио. Ввиду того, что Зорге постоянно и наилучшим образом был информирован из германских источников о политике стран оси и ее направлениях в будущем, дело Зорге о шпионаже повлекло за собой серьезные политические опасности ... Я распоря-дился принять меры к обеспечению впредь необходимых предосторожностей относительно приема в организации (нацистской партии - Ю. М.) за границей ... Исходя из этих фактов шпионажа ... я хотел бы, кроме этого, добиться, чтобы все сотрудники, не входящие в представительство, проходили проверку в органах безопасности, с тем чтобы в будущем избежать подобных прецедентов».

Недоверие нацистских руководителей друг к другу, к подчиненным, да и вообще ко всем возрастало с каждым днем. Тотальная слежка, которую нацисты организовали на четвертом году войны, связывала много сил и средств и вела, в конечном итоге, к ослаблению позиций режима.

Как уже говорилось, в 1943 году несостоявшиеся «завоеватели мира» в Японии начали срывать злобу на лишенных всех прав, находившихся на последней стадии истощения заключенных. Один за другим на закрытых судебных процессах были оглашены жестокие приговоры шестнадцати из тридцати пяти арестованных соратников Зорге. Два из них гласили: смертная казнь, еще два: пожизненное заключение в тюрьме или в концентрационном лагере; остальные двенадцать осуждали обвиняемых в общей сложности на сто пять лет заключения в каторжной тюрьме или в тюрьме особо строгого ре-жима.

Японские империалисты и милитаристы использовали все возможности созданной ими системы бесправия: судьи манипулировали законом, а тюремщики стремились физически уничтожить арестованных борцов за мир.

Немецкий коммунист Макс Кристиан-сен-Клаузен, которому посольство не преминуло отказать в обычной-в таких случаях юридической помощи, и для которого обвинители в ходе двух процессов требовали смертной казни, все же вышел живым из этого ада. Возвращаясь к событиям тех лет он рассказывал: «Это было, кажется, в начале 1943 года, когда я впер-вые предстал перед судом и прокурор потребовал для меня смертной казни. Процесс проходил при закрытых дверях. Один, в наручниках, стоял я перед судьей. Оглашение приговора было назначено на 29 января 1943 года, я это отчетливо помню; во время оглашения этого приговора в зале суда находились также моя Анни и Вукелич. Одному за другим нам зачитывали приговоры. Я и Вукелич получили пожизненное заключение, а моя Анни - семь лет каторжной тюрьмы. Кстати, тогда я впервые после заключения в тюрьму вновь увидел мою жену и Вукелича.

Затем меня отправили обратно в тюрьму и по прошествии десяти дней сообщили, что японский прокурор потребовал пересмотра приговора и вновь добивается для меня смертной казни. Таким образом, мне предстояло выслушать еще один приговор. Прошел ровно год, прежде чем судьи вынесли окончательный приговор: пожизненное заключение. На этот раз я был в зале суда единственным обвиняемым, правда, на нескольких из многочисленных скамей для публики сидели какие-то люди, тупо взиравшие на происходящее.

В конце концов, я очутился в тюрьме Сугамо. В то время американцы уже начали бомбить Токио.

Вскоре все строения вокруг массивного здания тюрьмы превратились в пепелища. Во время одного из налетов я чуть было не погиб. При этом в моей камере в три часа дня было темно как ночью. Целые эскадрильи самолетов опоражнивали свои бомбовые отсеки над Токио. С неба градом сыпались тысячи зажигательных бомб. Едкий дым проникал в мою камеру. Сквозь решетку в окне беспрестанно влетали горящие и тлеющие куски дерева, должно быть, обломки некогда стоявших поблизости домов. Я едва успевал тушить то и дело загоравшиеся циновки на полу. Смрад стоял непереносимый. Должен сказать, что дверь моей камеры всегда оставалась запертой, в то время как при воздушном налете камеры японских заключенных отпирались, с тем чтобы они могли, в крайнем случае, найти убежище во дворе надежно укрепленной тюрьмы.

На следующий день всех заключенных затолкали в автобусы, набитые охранниками, и повезли в другую тюрьму. В новой камере, куда меня бросили, определенно уже долго не содержались заключенные. Соломенных циновок на полу не было, а из трещин в нем выползали полчища блох. Я не находил покоя ни днем, ни ночью. Я прпытался спастись тем, что стал лить в трещины пола воду из моего скудного рациона, в надежде выгнать оттуда блох и растоптать их. Эта преисподняя находилась в префектуре Сендаи. Когда меня оттуда освободили, состояние моего здоровья было донельзя скверным. Я страдал от множества опасных фурункулов и крайнего авитаминоза, мои ноги распухли. Меня пришлось выхаживать с чрезвычайной осторожностью, словно ма-ленького ребенка. Когда меня привезли обратно в Токио, я впервые после войны встретился с моей Анни. Мы были настолько истощены, что поначалу даже не узнали друг друга».

Так японские фашисты расправлялись с политическими заключенными - в токийской тюрьме Сугамо, в средневековых застенках Сендаи и Мосо, в концлагере на острове Хоккайдо. В этом концлагере убили Бранко Вукелича: некогда крупный, пышущий здоровьем мужчина под конец жизни весил всего 43 килограмма. За эти злодеяния по меньшей мере тридцать два чиновника кемпейтай получили высокие награды императора. Судьба политических заключенных нисколько не интересовала этих садистов. В расцвете сил, в возрасте тридцати семи лет, югославский коммунист Бранко Вукелич еще успел испытать счастье отцовства, прежде чем палачи оторвали его от семьи, от друзей. Его вторая жена Иосико Ямасаки вспоминала: «Когда за шесть месяцев до ареста моего мужа родился наш сын, Бранко был самым счастливым человеком в мире и целыми днями его фотографировал».

Бранко Вукеличу больше не довелось увидеть своего сына. В концлагере ему не отдали даже его фотографии, которые он так хотел иметь при себе.

Нелегко пришлось и Анне Кристиан-сен-Клаузен. Долгие, мучительные месяцы провела она в тюрьме Сугамо. Затем в конце января 1943 года ее перевели в тюрьму Уцуномия. Когда мы попросили ее рассказать об этом времени, она надолго задумалась. Потом стала рассказывать: «Во время моего заключения я познакомилась с садистскими методами японских тюремщиков. Они не упускали ни малейшей возможности, чтобы подвергнуть политических заключенных физическим и моральным пыткам. Мне вспоминается один из дней 1942 года, когда в мою камеру пришел директор тюрьмы и с надменной усмешкой заявил: «Скоро японцы будут ездить к нашим немецким союзникам без заграничного паспорта. Еще несколько месяцев - и Советская Россия будет побеждена. Тогда великая Германия будет начинаться во Владивостоке, наша Маньчжурия скоро будет иметь общую границу с нашими берлинскими друзьями». После этих слов он пристально поглядел на меня, ожидая моей реакции. Но ему не удалось сразить меня этой «новостью». Я собрала все силы, чтобы ни один мускул на лице не дрогнул. Я знала, что в течение последующих часов за мной наверняка будут наблюдать. Так, в полной изоляции от внешнего мира, подвергалась испытанию наша храбрость.

Мне стали приносить все меньше еды, вскоре я обессилела, каждое движение требовало огромного волевого усилия. Думаю, вряд ли мне удалось бы пережить в этой камере 1945-ый год. К тому же еще эти опустошительные налеты американских бомбардировщиков на японские города. Заключенных-японок эвакуировали, дверь же моей камеры оставалась запертой и во время налетов. Под градом бомб я ощущала свою полную беспомощность. В конце концов весь блок, кроме моей камеры, опустел. Моя маленькая камера освещалась вместе с соседней одним светильником, для которого в стене под потолком было проделано небольшое отверстие. С ужасом я убедилась, что японские надзиратели в соседней камере намеренно сваливали в кучу трупы заключенных. Скоро через отверстие в стене в мою камеру стал проникать отвратительный трупный запах и газы от разлагающихся человеческих тел. Это продолжалось несколько дней. Наверное, они ждали от меня жалоб, но я хорошо понимала, что они были бы напрасными.

Незадолго до моего освобождения в тюремный блок, где я находилась, попала еще одна бомба. Потолок моей камеры частью обвалился, сквозь дыру я могла видеть кусочек неба. Должно быть, вначале я долго пролежала под обломками без сознания. Никто не пришел мне на помощь. Наконец мне удалось, насколько позволяли силы, выбраться из-под обломков кирпича, балок и искореженного железа; я стала колотить в дверь, чтобы привлечь внимание надзирателей. Но напрасно. Три дня и три ночи - время суток можно было хорошо различать сквозь дыру в потолке - провела я без пищи в полуразрушенной камере. Потом дверь расчистили и взломали».

О методах физических и моральных пыток, повсеместно применявшихся кемпейтай во время второй мировой войны по отношению к политическим заключенным, рассказывает и еще один из пострадавших: «Наша тюрьма ... имела «красивое» название - «Гомиути», что приблизительно означало «дом-мусорник». В этом доме содержался, если можно так выразиться, людской «мусор», и с нами обращались, как с мусором ... «Приемные» камеры и камеры для допросов находились на первом этаже ... По ночам с потолка ... струился ослепительный свет. Поначалу было очень трудно при нем засыпать ... В первое время меня особенно часто подвергали пытке лишением сна. Она заключалась в том, что двое охранников каждые пятнадцать минут попросту будили заключенного, и это в конце концов доводило его до крайней степени нервозности и желания уснуть, сменявшихся полной апатией ... Тюремная жратва была неописуемо ужасной. По утрам давали водянистую похлебку с какими-то омерзительными на вкус листьями. У нее имелось, однако, одно преимущество: она была горячей, поэтому служила предметом наслаждения, равно как и «офуро» - баня, куда нас водили раз в неделю ... Поначалу я не мог заставить себя влезть в эту жижу, покрытую толстым слоем грязной пены, в которой до меня побывали уже сотни заключенных. Потом мы все же стали это делать, ибо в неотапливаемых камерах давал себя знать ощутимый холод, а жижа была по крайней мере горячей ... Предвкушение того, что должно было за этим последовать, охватывало нас, когда наших ушей достигали звуки происходившего вокруг: удары и следовавшие за ними протяжные, сдавленные вопли жертв кемпейтай. В первое время это ужасно действовало на нервы нам обоим».

Другой из жертв японских палачей удалось перед смертью записать в телеграфном стиле лишь обрывки воспоминаний: «Кто арестован: первый вопрос, с кем половая связь. Потом она арестована ... Привязан за ноги - головой вниз - вода -головой в воду ... Зашит в мешок ... полузадохшийся. Душат ... Один все время выкрикивал, что с ним делают. Каждый вечер после еды ужасно, огромными палками - спина - кровавое месиво - «Теперь он меня душит» - ... «теперь - носовой платок в рот» ... потом голоса больше не слышно. Остальные слышали все. Кромешная тьма в камере, чахотка, туберку-лез, чесотка».

На сегодняшний день имеются лишь отрывочные сведения о тех мучениях, которым подвергались в японских застенках члены разведгруппы «Рамзай». Вплоть до самого конца войны сквозь стены каторжных тюрем, казематов и наглухо закрытых залов судебных заседаний, из-за колючей проволоки концентрационных лагерей во внешний мир не просачивалась, практически, никакая информация. Лишь в итоге интенсивных расследований, организованных после 1945 года, удалось частично приоткрыть глухую завесу, за которой японские империалисты намеревались навсегда скрыть, в первую очередь, эти преступления против беззащитных заключенных. Тем более важ-ным представляется дать краткий хронологический обзор результатов расследования.

16 мая 1942 г.: Д-р Рихард Зорге, Макс Кристиансен-Клаузен, д-р Ходзуми Одзаки, Потоку Мияги, Бранко Вукелич, Кинкадзу Сайондзи и Кен Инукаи предстали в Токио перед судом по обвинению в шпионаже. С самого начала процессы проводятся отдельно, без допуска представителей общественности.

15 декабря 1942 г.: Иосио Кавамура, арестованный в Шанхае 31 марта 1942 года и сразу же отправленный в Токио, не выдержав страшных пыток, умирает в застенках японской тайной полиции.

29 января 1943 г.: Японский суд приговаривает Макса Кристиансена-Клаузена, его жену Анну и Бранко Вукелича к различным срокам тюремного заключения. Прокурор требует для Макса Кристиансена-Клаузена и Бранко Вукелича смертной казни. Приговор судей гласит: пожизненное заключение. По делу Макса Кристиансена-Клаузена японский прокурор требует пересмотра приговора. Бранко Вукелича бросают в концентрационный лагерь.

2 августа 1943 г.: После неописуемых пыток японские палачи без суда и следствия убивают Потоку Мияги. Его гибель держат в тайне от его соратников.

29 сентября 1943 г.: Д-р Рихард Зорге и д-р Ходзуми Одзаки приговариваются окружным токийским судом к смертной казни через повешение. Оба подают в высший кассационный суд морально и юридически обоснованный протест против этого бесчеловечного приговора.

Свой смертный приговор Рихард Зорге слышит из уст доктора германистики Тосиро Уэда. Д-р Уэда, ставший после второй мировой войны штатным профессором в университете Хитоцубаси в Токио, поведал нам: «При оглашении приговора, который я переводил на немецкий, доктор Зорге производил на меня впечатление собранного, совершенно спокойного человека».

Январь 1944 г.: Верховный суд Японии последовательно отклоняет кассационные жалобы доктора Зорге и доктора Одзаки и настоятельно утверждает вынесенные смертные приговоры.

После повторного процесса Макс Кристиансен-Клаузен вновь приговаривается к пожизненному тюремному заключению.

Август 1944 г.: Д-р Рихард Зорге и д-р Ходзуми Одзаки уже восьмой месяц томятся в камерах смертников, фактически, на краю гибели. В любую минуту приговор может быть приведен в исполнение. Министерство иностранных дел Японии требует от уполномоченного СД при германском посольстве в Токио, оберщтурм-банфюрера СС Майзингера встретиться с осужденным на смерть Зорге для последней беседы. Майзингер оказывал япон-цам помощь в сборе обвинительного материала против Рихарда Зорге. Уполномоченный СД в Японии отклоняет предложение посетить Зорге и посылает к осужденному лишь переводчика посольства Хамеля. После этого посещения переводчик Хамель рассказывает в германском посольстве р докторе Зорге: «Он производил впечатление человека, который гордится свершенным великим делом и теперь готовится покинуть сцену ... Он охотно и не без триумфа признает свои деяния».

7 ноября 1944 г.: Вслед за своим боевым соратником доктором Ходзуми Одзаки в токийской тюрьме Сугамо гибнет на виселице доктор Рихард Зорге, первый из европейцев, казненных в Японии. Посла Штамера по его просьбе устно извещают о приведении приговора в исполнение. Ни одна из ведущих японских газет, не говоря уже о какой-либо из нацистских, ни словом не обмолвилась об этом преступлении против гуманности.

Приведению приговора в исполнение в 10 часов 36 минут предшествовали следующие события: «Ранним утром начальник тюрьмы открыл дверь камеры смертников № 20 на втором этаже крыла № 2 и официально осведомился, действительно ли заключенного зовут Рихард Зорге.

я Рихард Зорге». Заключенный поднялся с табуретки, стоявшей подле дощатого стола. «Сколько вам лет?» «Сорок девять». Согласно предписанной церемонии, начальник тюрьмы удостоверился в правильности токийского адреса Зорге и официально убедился, что перед ним действительно стоит приговоренный к смерти и, в заключение, вновь отвесил церемониальный поклон. «Мне поручено, -продолжал он, - сообщить, что по распоряжению министра юстиции барона Ивамура зачитанный вам приговор сегодня будет приведен в исполнение ... От вас ждут, что вы умрете спокойно». Вновь традиционный поклон, на который Зорге отвечает кивком головы. «Имеете ли вы какие-либо желания?», - спросил директор тюрьмы. «Нет, мою последнюю волю я уже изложил письменно». «В таком случае прошу вас следовать за мной». «Я готов», - спокойно ответил Зорге. Через двор его провели к небольшому каменному строению. Там его ожидали прокурор, палач и буддийский священник. Рихард Зорге сам ступил на крышку люка под виселицей. Подняв сжатую в кулак руку в традиционном приветствии немецких коммунистов, он воскликнул: «Да здравствует Советский Союз! Да здравствует Красная Армия!»

Таким образом, не только в ходе следствия и судебного процесса против Рихарда Зорге, но и при приведении приговора в исполнение было вновь допущено грубейшее нарушение японского законодательства: ни один дипломатический представитель страны, гражданином которой являлся осужденный, не присутствовал при казни, несмотря на то, что японские законы это однозначно предписывают. Палачи и их хозяева боятся реакции Советского Союза, протестов стран антифашистской коалиции. Министры и генералы, прокуроры и судьи уже начали ощущать неотвратимость скорого возмездия за совершенные преступления. Правительство империи ограничилось лишь кратким сообщением о казни двух борцов за мир в официальном бюллетене, печатавшемся только для служебного пользования чиновников государственного бюрократического аппарата.

13 января 1945 г.: Японские охраники в тюрьме Абасири на Хоккайдо убивают югославского коммуниста Бранко Вукелича.

27 февраля 1945 г.: Ученый Сумио Фунакоси, осужденный на 10 лет тюремного заключения, умирает от последствий пыток.

22 марта 1945 года: Сиге Мидзуно, осужденный на 13 лет тюрьмы, следующим из соратников Рихарда Зорге умирает, не выдержав пыток.

Так фашистская правящая клика Японии выместила злобу на беззащитных людях. Но дни палачей были уже сочтены. 26 июля 1945 года страны-участницы Потсдамской конференции потребовали от императорской Японии безоговорочной капитуляции. Однако, японское, правительство игнорировало это последнее серьезное предупреждение. И тогда армии стран антифашистской коалиции предприняли штурм последних бастионов японского милитаризма. Размах наступления англо-американских войск в Восточной Азии и, прежде всего, мощные удары китайского народа и братской Красной Армии вынудили правительство императорской Японии уже 10 августа 1945 года запросить пощады. Спустя четыре дня была подписана безоговорочная капитуляция Японии, а к 24 октября разоружена ее армия.

Японскому же народу остался неописуемый хаос. Милитаристская политика правителей, против которой так упорно боролась группа «Рамзай», предвидевшая эти последствия, нанесла японскому народу тяжелый урон: число жертв среди гражданского населения достигло трехсот тысяч, вооруженные силы потеряли убитыми полтора миллиона солдат и офицеров. В результате атомной бомбардировки два крупных японских города превратились в руины. И в других населенных пунктах бомбы разрушили около миллиона жилых домов. Восемь лет войны, начавшейся в 1937 году с нападения на Китай, поглотили чуть ли не половину национального дохода страны. Промышленный потенциал Японии почти на одну треть был уничтожен.

Тюремные камеры, в которых борцам за мир пришлось вынести столько мучений, теперь были заполнены японскими военными преступниками, ожидавшими возмездия. Главные из них предстали перед судом международного военного трибунала в Токио. Народы Азии также вершили суд над агрессорами.

Преступникам, включая и тех, кто так бесчеловечно обращался с Рихардом Зорге и его товарищами, вынесли суровые, но справедливые приговоры.

Бывший премьер-министр князь Коноэ, с чьего одобрения в 1937 году было совершено нападение на Китай, ставшее началом войны, и во время правления которого было отдано распоряжение об аресте членов разведгруппы «Рамзай», ушел от справедливого возмездия, приняв яд.

Еще один премьер-министр прежних лет, генерал Хидеки Тодзио, кабинет которого нес ответственность за жестокие приговоры, вынесенные доктору Зорге и его самым активным помощникам, как главный военный преступник был осужден международным военным трибуналом и в 1948 году бесславно окончил жизнь на виселице. Кстати, Тодзио в 1937 году занимал пост начальника полиции, а впоследствии - начальника штаба Квантунской армии. Будучи заместителем министра обороны, в 1938 и 1939 годах он участвовал в подготовке антисоветских провокаций.

Генерал Куниаки Коизо, также бывший премьер-министр, находился на этом посту в то время, когда были приведены в исполнение смертные приговоры Рихарду Зорге и Ходзуми Одзаки, а произвол властей стоил жизни другим приговоренным к тюремному заключению членам разведгруппы Зорге. Осужденный на пожизненное заключение, он умер в тюрьме в 1950 году, презираемый японским народом.

Бывший министр юстиции барон Ми-тио Ивамура, разделявший ответственность за арест и убийство разведчиков мира, также получил длительный срок тюремного заключения.

Члены группы «Рамзай», чудом вырвавшиеся живыми из рук палачей, сразу после окончания войны стали разыскивать остатки доктора Зорге. Исии Ханако, спутнице жизни Рихарда Зорге в Японии, удалось, наконец, напасть на след. После казни палачи бросили тело Зорге в общую могилу прямо во дворе тюрьмы Су-гамо. Множество порогов пришлось обить Ханако-сан, преодолевая сопротивление как японских, так и американских оккупационных властей, прежде чем ей, в конце концов, разрешили перезахоронить Рихарда Зорге. Его останки были извлечены из могилы, кремированы и затем за-хоронены в присутствии близких друзей и соратников на токийском кладбище Тама.

С тех пор простые слова, высеченные на серой гранитной плите над могилой непокоренного коммуниста, будят совесть людей во всех уголках планеты.

Здесь покоится герой,

отдавший жизнь борьбе против войны

за мир во всем мире.

Родился в Баку в 1895 году,

в 1933 году приехал в Японию,

арестован в 1941 году,

казнен 7 ноября 1944 года.