| 
32
 
 
   Рыдал у Груни на столе 
патефон и в ту ночь. Старая пластинка хрипела, протяжно басила, визжала, когда 
подкручивали заводную ручку. Судя по голосам, компания была небольшой - 
две девицы и два мужчины. Один из них говорил по-русски, другой лишь изредка вставлял ломаные русские слова.На рассвете 
перебравшие спиртного мужчины вышли во двор.
 Яков 
и Александр только этого и ждали.
 Лидия Демидовна, 
выглянув в кухонное оконце, подтвердила:
 -  Он. Тот 
шофер и есть! Офицеришку какого-то 
приволок.
 Вышли во двор и ребята. Александр 
попросил у подвыпившего сигарету. Шофер достал пачку "Казбека". Немец в 
чине лейтенанта, по всей вероятности из обозников какой-нибудь хозяйственной 
части, предложил ребятам зайти выпить. Прошли в комнату Груни. На столе 
бутыль самогона, миска сваренной в мундире картошки, ополовиненная банка 
тушенки. Груня и ее подружка, соседка-вдовушка, сидели в обнимку под 
груботканой шалью: в квартире холодина.
 Немец сам 
налил ребятам по полстакана самогона дал по картофелине и, с трудом 
выговаривая слова, произнес:
 -  Германский раса - 
высший раса, но пьет с русский... Война на фронт, здесь не должен бить 
война..
 -  А партизаны? - не без ехидства спросил 
шофер:
 -  К шортовой матерь партисан, - выругался 
немец. - Партисан под земля... Наш каратель задушиль их гасами... На тот свет 
партисан...
 -   Являются и с того свега, - с ухмылкой 
сказал шофер. Самогонка развязала язык и ему. - Одна чте удумала: устроиться 
машинисткой в полицайуправу ухлопать самого префекта... Своими ушами 
слышал, - шофер покосился, на женщин. - Лысый какой-то предупредил, 
подзаработает мужик. За гакое заплатят не 
скупясь...
 Шофер все пытливее посматривал на 
Грунину подругу:
 -  Давно говорю: учись, милаша, 
жить... Четыре сотни не валяются!
 У Александра от 
напряжения хрустнули стиснутые пальцы. Яша незаметно толкнул друга локтем, 
дескать, держись!
 Шофер снял со стены 
расклеившуюся от сырости гитару, долго пытался настроить ее, дергая корявыми 
пальцами дребезжавшие струны, и наконец 
запел:
 
 С одесского кичмана
 Бежали два 
уркана...
 
 -  Не убежишь, 
гад, - процедил сквозь зубы Александр.
 Яша, словно 
дурачась, сунул другу в рот картофелину, дав другой рукой увесистую 
затрещину. Захмелевший вконец немец потянулся было к бутыли с самогоном, 
но она уже давно опустела. Груня вышла в прихожую и через минуту принесла 
кружку спирта-сырца. Мутные, хмельные глаза гитлеровца повеселели. К 
кружке потянулся и шофер, но Груня отодвинула ее:
 -  
Гостю!
 Отхлебнув несколько глотков, немец 
закашлялся, выскочил из-за стола, побежал во двор. Вернувшись в комнату, 
сказал шоферу:
 -  
Едьем!
 Шофер повесил на место гитару, 
оделся.
 -  Пора и нам, - поднялся из-за стола Яша. 
Подхватив   шатающегося   немца   под   руку,   шофер подвел его к стоявшей во 
дворе грузовой машине, подсадив, втолкнул в кабину и сел за 
руль.
 -  Уедет ведь, гад! - шепнул Якову 
Александр.
 -  Не уедет! -- коротко сказал 
Яша.
 У подруги Лиды всегда висел на стене в коридоре 
старый дамский велосипед. Яша выкатил его во двор, указал на 
багажник:
 -  Садись!
 Ехали 
на полуспущенных шинах, виляя из стороны в сторону. Хорошо, что на 
припорошенном снегом проселке виден след от колес. За Слободкой машина 
свернула с дороги. Попетляв по узким окраинным улочкам, шофер вывел 
грузовик к морю.
 Повозившись в кабине, он попытался 
вытащить оттуда какой-то мешок, но, увидев подъезжавших к нему ребят, 
втолкнул его обратно.
 Двигатель как назло не 
заводился. Шофер выскочил на дорогу с заводной 
ручкой.
 -  Подсобить? - спросил его Яков, слезая с 
велосипеда.
 -  Подсоби, - сказал шофер, протягивая 
заводную ручку.
 -  Я про мешок, - отстранил руку 
Яков. - В море сбросить, что ли, хотел?
 Шофер, 
настороженно косясь, молчал.
 Александр  рывком  
открыл  машину, ощупал  мешок.
 -  Он! Тепленький 
еще!
 -  В одиночку партизанишь? - напрямик 
спросил шофера Яша.
 -  Так пришлось, - не сразу 
ответил тот. - Нельзя было оставлять живым. Девчат мог выдать. Хлебнул 
самую малость, да и ту стравил...
 -  Сам-то чего к 
кружке тянулся?
 -  Так, 
темнил.
 -  А Груня знает про дела 
твои?
 -  Может, 
догадывается.
 -  Что ж втемную играете, коль друг о 
друге догадываетесь?
 -  Всякие 
бывают...
 -  Ну вот что, - строго сказал Яков. - 
Вези "крестника" своего отсюда, пока не засекли. Набережную полицаи в 
бинокли просматривают.
 -  Куда ж повезу? Светло 
уже... До первого полицейского поста?
 -  Сюда-то 
ехал - посты обкрутил... Давай той же дорогой назад... Пока спрячем. Ночью 
сообразим, что с ним делать.
 Безлесая Одесса топилась 
углем и торфом. Под домами делались специальные подвалы для топлива. Был 
такой подвал и в доме Груни. Люк выходил на глухую боковую 
улочку.
 Через этот люк и затащили ребята мешок под 
дом в угольную яму, присыпали его землей и 
мусором.
 Когда выехали из переулка, Яша пересел к 
шоферу в кабину,	спросил:
 -  Насчет машинистки 
травил или правда?
 -  Говорю же - слышал!.. 
Сидел... Дверь из дежурки к префекту приоткрытой 
была...
 -   Кроме лысины, у того что 
запомнил?
 -  Спиной к двери сидел. Лица не 
видел.
 -  А если показать - 
узнаешь?
 -  Со спины,   может,  и  признаю...  
Сутулый  такой...
 -  Сутулых  пол-Одессы,  -  с 
досадой  сказал  
Яша.
 
 
 
 
 |