РАЗВЕ МОЖНО ПОКИНУТЬ ОТРЯД?

   Обозом, в котором находились раненые, командовал дед Алесь.
   - Объясни, Александр Демьянович, людям,- предупредил командир,- что даже тихий стон погубит все.
   Но деду не требовалось агитировать за тишину. Партизаны, лежавшие на подводах, и без того знали: малейший шум или нечаянный выкрик будут сигналом для гитлеровцев, залегших, может, где-то рядом.
   Зловещая, напряженная тишина стояла в бору.
   К ночи отряд рассчитывал добраться до противоположного Станькову дальнего края леса. Километров через пять там начиналась большая пуща, по которой можно было перейти еще в один глухой лесной массив.
   Уже было известно, что выход из леса закрыт карателями со всех сторон. Однако же надеялись: тишина, да ночь, да еще партизанская сметка выручат.
   Марат шел со вторым взводом. Рядом с ним шагала сестра Ада. Она перебралась в отряд совсем недавно, накануне блокады.
   У девушки на ногах легкие хромовые сапожки - обувь, явно не подходящая для такого времени. Марат всю дорогу предлагал сестре свои подшитые дедом Алесем валенки.
   - Да брось ты! - отговаривалась Ада.- Велики будут тебе мои сапоги. И с чего это ты взял, что мне холодно? Знаешь, какие теплые портянки? Помолчи лучше. Забыл приказ?
   Шли, проваливаясь в снег. Через каждые тридцать - сорок метров первый в цепочке сворачивал в сторону, уступая место идущему следом. Отдыхал, пока в затылона друг другу перемещалась половина взвода, и снова становился в цепь. Дорогу прокладывали самые крепкие парни. По цепочке, от человека к человеку, передавались приказы. Наклонившись, партизаны шептали, как будто по секрету: "Взводный приказывает идти быстрее. Идти быстрее..."
   Ада и Марат шли по следу - более легким путем. И все же дорога изматывала. А шли долго, всю ночь. Утопали в глубоком снегу. Иные, чтобы снег не забивался в ствол, поднимали над собой оружие, словно двигались в воде. Колючие ветки хлестали по лицу.
   Неподалеку часто поднимались в небо немецкие ракеты, призрачным светом опоясывая бор.
   Под утро выбрались на край леса. Дальше нельзя: по шоссе на много километров растянулись фашистские цепи. Со стороны дороги слышалась чужая речь.
   Аскерко, командир роты, приказал залечь и ждать, пока немцы уйдут.
   И партизаны ждали. Мороз был на редкость крепкий.
   - Ой, ребята! - простонал кто-то.- Душа, кажись, примерзла к ребрам!..
   Ада легла и, чтобы как-нибудь согреть окоченевшие ноги, постучала сапогом о сапог. В морозном воздухе стук показался гулким, точно удары топора по дереву. Лежавший рядом Михаил Калечиц осуждающе посмотрел па девушку. Та замерла. Коченея, почти без движения, люди пролежали на снегу полдня, пока вернувшиеся из разведки хлопцы не сообщили:
   - В одном месте можно проскочить.
   И снова - лес, глубокий снег, бездорожье.
   С наступлением темноты вышли в поле. Снег и ветер обрушились на людей. Неожиданно взмыла вверх ракета, осветив ночное небо. Впереди совсем рядом забилось пламя пулемета! Сбоку - еще одно. Навстречу партизанам понеслась свинцовая поземка, поднимая фонтанчики снежной пыли. И тут-то Марат с Адой потеряли друг друга. Когда совсем близко застучал вражеский пулемет, Марат кинулся в одну сторону, а сестра - в другую.
   Мальчик бежал, пока не провалился в какую-то яму. А выкарабкался - кругом заснеженное поле. Луна, как серебряный челнок, скользит между облаками. Впереди в лунном свете сверкнул березовыми стволами перелесок. Прямиком по полю Марат направился к перелеску. Налетел ветер, и под его напором деревья словно бы отодвинулись куда-то вдаль. Луна окончательно исчезла. Повалил густой снег.
   Наконец Марат добрался до леса. Он падал, но тут же поднимался и шел, шел, шел... Временами силы совсем оставляли его, и тогда, прислонившись к дереву, он подолгу стоял, как будто в полусне. Несколько раз мальчик засыпал минутным и глубоким, как обморок, сном.
   Потихоньку добрел до лесного хутора. Зашел в баньку, приютившуюся на отшибе. Печь-каменка дышала теплом: видимо, недавно топили. Вдоль стены - широкая лавка. Марат упал на нее и очнулся когда уже совсем рассвело. Решил пробираться к партизанскому лагерю. Он помнил, как, покидая базу, хлопцы уговорились - в случае чего, собираться на старом месте.
   ...Вот знакомые поленницы! Однажды во время налета на лагерь небольшой группы фашистов они служили партизанам хорошим укрытием, вроде баррикады.
   На штабель дров вскочил Ларин, махнул Марату рукой и закричал:
   - Вот кого не ждали-то!
   Из-за поленницы выскочили еще двое, удивительно похожие на Калечица и дядю Никанора. Чтобы не упасть, Марат ухватился за тонкую осину. И тут силы оставили; его.
   Очнулся мальчик уже в санях, которые неслись по просеке, поднимая снежную пыль. Правил лошадью дядя Никанор. Пока легкий возок несся по лесной дороге, Марат успел узнать, что группа партизан во главе с Аскерком нарвалась на немецкую засаду и что дрались ребята с фашистами врукопашную. Прорвались, хотя и не без потерь.
   - Многие, правда, по лесу рассыпались. Но ничего. Мы уж тут подобрали человек тридцать,- рассказывая Ларин.
   Хотелось спросить про Аду. Но почему-то не хватило духу. "А вдруг скажет, что ее уж нет в живых? Лучше про это не знать, надеяться".
   - Сестру мы твою отыскали!- сообщил неожиданно Ларин.- В моей землянке она. Отогревается.
   Ехали по изломанному снарядами сосновому лесу. Верхушки деревьев были точно срезаны чудовищно огромной косой. Тут и там снарядами были вырыты воронки, выворочены столетние сосны. Но чем дальше углублялись сани в чащу, тем гуще становилась зеленая живая хвоя.
   Незаметно приехали в лагерь. Там уцелели лишь две землянки. Возле одной прохаживался дед Алесь. Увидев; мальчишку, кинулся к нему.
   - Целехонек?..- дед долго ощупывал Марата, точно не доверял глазам.- Видать, везучим ты родился. Тьфу, тьфу,- не сглазить бы!
   У Ады, сказал дед, дела похуже. Ноги отморозила. В землянке лежит. Скоро должен приехать хирург партизанский.
   Марат уже не слушал. Он вбежал в землянку, увидел лежащую там на нижних нарах сестру. Хотя Ада и улыбнулась, по всему было видно: плохо ей. Марат, как умел, утешал сестру. Расхваливал врача, которого и знать-то не знал.
   - Скоро приедет...
   Он заснул тут же, рядом с сестрой. А утром привезли партизанского врача. Он попросил выйти из землянки даже двух раненых, занимавших верхние нары. Марат услышал, как один из них, с забинтованной головой, спросил у товарища, раненного в обе руки:
   - А чего это наш хирург собирается делать, Кузьма?
   - Не знаешь чего? Ноги девчонке отнимать будет. Видел, ножовку слесарную с собой привез? О-хо-хо!.. Беда-то, она не по лесу - по людям ходит...
   Убежал Марат сам не свой в чащу - подальше от землянки. Но все равно долго доносились до него крики и стоны сестры. Обняв старую ель, мальчик прижался к ее мшистому стволу. Плакал навзрыд.
   
   С приближением "черной тропы" отряд собирался в путь-дорогу. "Черной тропой" партизаны называли теплую бесснежную пору, когда можно легко пробираться по самым глухим стежкам, дневать под навесом разлапистой ели, кормиться дарами леса или речки.
   На редкость трудный предстоял переход - по таким болотам, где даже лошади не в силах будут тянуть вязнущие повозки, где придется вытаскивать телеги на руках. А в партизанском обозе были и тяжело раненные и обмороженные бойцы. Для них каждый пень или бугорок отзывался острой болью. Самое лучшее бы, конечно, отправить их на Большую землю, за линию фронта - в настоящий госпиталь. Тем более, что у соседей, в бригаде имени Чапаева, имелся аэродром.
   Хлопцы, посланные к чапаевцам, вернулись через неделю и доложили, что партизанский аэродром не может пока принимать самолеты: затоплен паводковой водой. Командир просил подождать, пока уйдет вода и земля пообсохнет.
   - Так, дорогие товарищи, всю войну можно прождать,- говорил командир.- Надобно что-то предпри- нять. Подумать еще надо...
   В последних числах марта возле штабного шалаша неожиданно появился незнакомый мужик, заросший, как медведь, медно-красной щетиной. В лаптях, в холщовой рубахе до колен. Войлочная серая шляпа незнакомца была своей, не машинной выработки. Скинув с плеча палку, на конце которой покачивался узелок, пришелец обратился к стоящему на посту деду Алесю.
   - Позволь, мил человек, до командира. Дело к нему имею важное. А может, ты тут какой начальник?
   Дед подтянулся, тронул ус и, как часто бывало с ним в подобных случаях, внушительно крякнул.
   - Положим, начальник. Можешь выкладывать, какой у тебя дело.
   Терентий Кулик, так назвался пришелец, предложил деду Алесю, всерьез принятому им за начальника, пeрeправить к нему больных и раненых партизан. Не по одной закрутке махорки спалили дед с Куликом, пока обсуждали ситуацию.
   - До меня не то что немец - сам леший не доберется; ноги поломает или в болоте утопнет,- уверял Терентии.- Уж будьте спокойны! Слыхал, может, про Багун?
   Багун - лесистый остров, по обеим сторонам огражденный реками. С двух других сторон простирались топкие болота, поросшие багульником. Уже много месяцев остров служил убежищем Кулику, жене его и детям. Здесь он устроил себе мельницу, соорудил баньку, ткацкий станок, сколотил навес для коровы, амбарчик, в котором хранил несколько мешков немолотого жита.
   - И верно поговаривают: каждый кулик на своем болоте велик,- пошутил командир после осмотра острова.
   Нашлись в отряде партизаны, знавшие Терентия как облупленного. Те готовы были за него головой поручиться.
   - Наш человек, чего там говорить. Спалил он свою хату вместе со сворой фашистов. Вот и махнул на остров.
   Наконец командование приняло решение - пока у соседей не подсохнет посадочная площадка, больные и раненые будут находиться на Багуне. Решено было также переправить на остров семерых крепких парней, чтобы те потом сопровождали товарищей до бригады имени Чапаева.
   Среди тех, кто должен был скоро улететь в советский тыл, находилась и Ада. Марат провожал ее вместе с дедом Алесем и командиром отряда до самого Багуна. Всю дорогу заботливо поправлял соломенную подстилку в телеге, на которой лежала сестра, оживленно болтал. А как пришло время прощаться, вдруг скис, насупил белесые брови.
   Один их сопровождающих парней взял девушку на руки и бережно понес ее к острову, увязая в болотной жиже.
   - Тебе, дружок, тоже придется остаться,- сказал неожиданно Марату командир.- Полетишь в Москву!.. Письмо тебе дадим для большого начальства. Так, мол, и так, просим Марата Ивановича Казея в военное училище определить, поскольку Марат Иванович...- командир не договорил, увидев, как дрогнули у мальчишки губы и побледнело лицо.- Ну, ну... Нехорошо, брат! Мы тебе добра желаем... Правду я говорю иль нет, Александр Демьянович?
   Дед Алесь, который всю дорогу шутил, вдруг пригорюнился.
   - А ты еще чего? - раздраженно спросил Апарович.- Ты-то чего? Да разве же так серьезные люди вопрос решают?!
   Старик долгим взглядом посмотрел на мальчугана.
   - Все равно из отряда вы меня не прогоните! - торопливо захлебываясь, заговорил Марат.- Никуда не полечу!..
   У мальчишки побелели губы. Еще немножко, и он бы, пожалуй, разревелся. Старик снова любовно посмотрел на Марата. Обратился к командиру:
   - Может, все-таки повременим, Иосиф? А? Этот ведь и из самолета выпрыгнет. Я его знаю!
   Командир только рукой махнул.