НОЧЬ ПОД АРЕСТОМ

   "Опять какая-то деревня горит",- догадался Алешка, когда увидел восходящее солнце.
   Солнце поднималось багровое: его заслоняли поднимав шиеся с земли облака.
   Пожар был большой - солнце долго не могло выбраться из дыма. Когда же выбралось, Алешке стало теплее. Да вдобавок он пробежал вдоль речного берега около километра, чтобы согреться. Продрог за ночь.
   Ночевал Алешка в стожке прошлогоднего осокового сена, на речной луговине. Сено было почерневшее, колючее, согревало плохо.
   Умылся Алешка в реке и - дальше, полевой дорогой. Надеялся, что она приведет в село, которое немцы не сожгли и не разграбили.
   Проселочная дорога нырнула в лес, начала петлять. На одном из поворотов Алешка едва не столкнулся с толпой людей. Они шли под конвоем полицейских.
   Арестованные брели молча, опустив головы, как на похоронах. Человек двадцать.
   Мальчику бросились в глаза двое, идущие впереди: молодые, осанистые и, видать, сильные. Когда парни вскинули головы, Алешка увидел их лица, спокойные и вроде бы беспечные, точно хлопцы шли на гулянку.
   Однако лица эти мгновенно нахмурились. Один из парней многозначительно стрельнул глазами в сторону. Алешка сообразил: советуют уносить отсюда ноги. Сиганул в ельник и тут же услышал:
   - Назад! Стой, тебе говорят!
   Полицай грубо выругался, щелкнул винтовочным затвором, а через минуту уже держал мальчика за шиворот. Ручища у конвоира - железные тиски.
   В голове у Алешки помутилось, руки, ноги сделались тряпичные. В груди, казалось, били молотком: так стучало сердце.
   Только в первое утро войны, на границе, Алешке было вот так же страшно: "Неужели развяжут вещмешок?"
   - Чего ты валандается с ним, Квашня? - крикнул пожилой конвоир полицаю.- Дай пинка под зад, да пусть катится...
   Квашня схватил Алешку за руку и швырнул в толпу.
   - Пойдешь с ними!
   ...Мальчик шел впереди, рядом с парнями. Они поставили Алешку в середину и теперь подбадривали:
   - Терпи, казак...
   Алеша знал: он потерпит. Обидно только - полицаи гонят в обратную сторону. Да и почему гонят? За что арестовали людей?
   Мальчик спросил об этом парней - молчат. Один достал из кармана горбушку, душистую, ржаную, кусок крестьянского сыра. Дал Алешке.
   Позади слышалось тяжелое дыхание, шарканье ног. Покрикивали конвоиры. Им, конечно, легче было бы перестрелять арестованных, чем вести их в такую даль. Однако - распоряжение немецкого начальства: жителей Старой Нивы, наиболее подозрительных, арестовать немедленно! Доставить в Новую Ниву!
   В Старой Ниве кто-то прикончил только что назначенного немцами старосту и троих полицейских. Виновных не нашли. Схватили первых попавшихся, Об этом Алешка узнал, когда прибыли на место, в Новую Ниву. Ее мальчик обошел вчера, узнав, что там фашисты. И вот как все получилось!
   В большом крепком доме, куда зашали арестованных, раньше размещалась колхозная контора. Так сказал парень, которого все называли Павлухой. Павлуха облюбовал себе местечко на полу, у печи, рядом с Алешкой. Там же устроился и его приятель Василь.
   - Усыновил, что ли, хлопца? - спросил он у Павла и кивнул на Алешку.- Дело! Без детей человек не человек. Так... обсевок какой-то.
   Оглядев помещение, Василь хлопнул себя по колену:
   - Домок, как у зайца теремок.
   Единственное окно в "теремке" зарешечено, как в тюремной камере. Коек нет. Люди сидят и лежат на грязных половицах.
   Кусая пересохшие губы, Алешка смотрит в окошко. Через решетку проглядывает тусклое небо. На железный прут сел воробей. Повертел головкой и упорхнул. Воробью можно.
   У окна кто-то все время кашляет.
   Кашель стих, и мальчик слышит: петух оглашает улицу своим криком. Где-то совсем рядом, за стеной, забил крыльями. Грустно стало Алешке от этого петушиного крика. Особенно ясно он осознал: попался.
   И вся огромная нелегкая дорога показалась сейчас такой желанной! Еще сегодня утром Алешка был вольным, как тот воробей. Шел туда, куда должен был идти. И проселок был радостным от солнца.
   Сколько часов просидел Алешка в душной комнате, он не мог сказать. Было совсем сумрачно, когда дверь отперли и в комнату вошли люди в тяжелых сапогах и касках. Их лиц не было видно - расплывчатые, серые пятна. Различимы были лишь голоса. Все арестованные сбились в углу.
   Один из вошедших долго выкрикивал непонятные гортанные слова. После кто-то, картавый, перевел: арестованные обязаны сообщить германскому командованию имена тех, кто совершил покушение на господина старосту и служащих немецкой полиции. Сведения должны быть переданы к утру! Не позже! В случае неповиновения все будут наказаны!
   - Черта лысого ты дознаешься, господин германский начальник! - услышал Алешка рядом тихий голос Павла.
   После ухода немцев Василь и Павел долго о чем-то перешептывались.
   Наверное, Василь видел в темноте. Когда Алеша начал потуже завязывать вещмешок, парень окликнул его:
   - Ко сну собираешься, скворец черноперый? Укладывайся, укладывайся... Утро вечера мудренее.
   Может, утро и мудренее и лучше. Однако Алешке хотелось, чтобы оно подольше не занималось.
   Павел подвинулся к Алешке. Мальчик почувствовал жаркое его дыхание на своем лице.
   - Надо же было тебе... нам навстречу! Ох и прост же ты, посмотрю я на тебя!
   Мальчику хотелось сказать: пусть Павел за него не переживает, потому что сам он, Алешка, не боится за себя. А страшно ему вот за этот потертый, замызганный вещмешок. Если бы Павел только знал! Если бы знал!..
   Настала ночь. Одна женщина всхлипывала во сне. И по-прежнему глухо кашлял человек у окна.
   - Павлуха! - позвал соседа Алешка. У него уже не хватало сил молчать.- Павлуха, слушай, что я тебе скажу. Ты обещай, что никому...
   По тому, как Павел сжал ему плечо, Алешка понял: можно довериться.
   Узнав тайну Алешкиного мешка, Павел долго молчал.
   - Надо покумекать,- услышал мальчик его шепот.- Я с Василем посоветуюсь. Ты не бойся, он свой...
   Павел отвернулся и вскоре Алешка услышал сонный голос Василя:
   - Ну, чего тебе?
   И снова душная тишина. Прошло, пожалуй, не меньше получаса, пока Алешка услышал шепот Василя:
   - Молчал чего, скворец черноперый? - Парень сказал это с укором, как будто Алешка обязан был сразу же при встрече выложить ему все.- Откуда же нам знать?
   Много непонятного происходило в эту ночь. Велев Алешке оставаться на своем месте, Василь с Павлом перебрались к печке. Вскоре оттуда послышался тихий скре- жет. Как будто точат о камень нож или топор. Алеша ждал. За это время можно было навострить, пожалуй, сотню топоров.
   Сон все-таки сморил мальчика. Сомкнулись у Алешки глаза, и вот уже видит он засыпанное снегом поле, а он идет по этому полю босиком. Снег становится все глубже. Мальчик грузнет в нем...
   - Открыл ты глаза или нет? - слышит Алешка и долго не может понять, где он, что с ним. Мальчика тормошит Василь.
   - Слушай внимательно!
   И Алешка слышит: сейчас он будет на воле! Все готово к побегу. Из печи удалось выдрать садовым ножом несколько кирпичей. Василю пришло в голову выпустить мальчишку через печную дверцу. Чугунная дверца - в коридоре, сама же печка в помещении, где сидят арестованные.
   Что нужно сделать Алешке. По поду печи надо пробраться к дверце, нажать - она откроется. Невелика лазейка, но худенький верткий мальчишка пролезет.
   В коридоре никого. Дверь на замке, а часовой ходит у крыльца. Да и ходит ли? Скорее всего дрыхнет на ступеньках. Из коридора Алешка должен выскочить через окно. Оно без решетки и выходит в сад.
   Все наставления давал Павел, а Василь только изредка поправлял друга, уточняя кое-что. Наконец скомандовал:
   - Хватит! Все обсказали.- И Алешке: - Ну, проще-вай, скворец.
   Алешка дрожал от возбуждения, когда Павел помог пролезть в пасть печи. Пахло там жженой глиной, остывшей золой. Щекотало в носу, хотелось чихнуть. Утерпел. Противоположную, покрытую мягкой сажей стену пришлось ощупывать довольно долго, пока пальцы не коснулись дверцы. Алешка осторожно нажал на нее - не поддается. У мальчика закололо в висках. Стало трудно дышать. Наконец пальцы нащупали железный язычок на дверце, поддели его снизу. Дверца сама открылась наружу с легким скрипом.
   Окно в коридоре Алешка увидел сразу же, как только выбрался из печи. Не пришлось даже открывать: стекло в одной половине было кем-то высажено.
   Прежде чем выпрыгнуть, мальчик надел вещевой мешок, приладил его поудобнее, точно это не мешок, а парашют, с которым не страшна никакая высота. Упал на траву. Полежал немного и побежал через сад.
   Когда Алешка был в поле, небо уже багрянилось. Впереди стоял боровой лес - спаситель. Вот она - радость! Но из головы не выходило: ведь в Новой Ниве у фашистов взаперти томятся наши. Алешка чувствовал себя как бы виноватым перед ними. Ничем не может им помочь!