В. Ганюшкин, А. Нуйкин
"Подвиг молодых патриотов Людиново"

   Совсем недавно в городе Людиково Калужской области собрались активисты районной комсомольской организации. Открыв собрание, посвященное обсуждению решений пленума Центрального Комитета комсомола "Об улучшении идейно-воспитательной работы комсомольских организаций среди комсомольцев и молодёжи", секретарь райкома комсомола Мария Калянова сказала:
    - Товарищи! Предлагаю почтить вставанием светлую память участников Людиновской подпольной группы: Алексея Шумавцова, Александра Лясоцкого, Анатолия Апатьева, Антонины и Александры Хотеевых, погибших в дни Великой Отечественной войны от рук фашистских захватчиков.
    В строгом молчании стояли в зале шестьсот участников собрания: и совсем молодые рабочие, колхозники, и ветераны революции, и бывшие партизаны Великой Отечественной войны, приглашённые сюда.
   О подвиге людиновских комсомольцев до сих пор знали очень мало. Но вот органы государственной безопасности задержали в Москве некоего Иванова - бывшего начальника следственной части фашистской полиции в Людинове. Следствие по делу фашистского прихвостня, главного виновника гибели подпольной комсомольской группы Алексея Шумавцова, открыло новые подробности героической борьбы и мужественной смерти юных патриотов.
   Материалы следствия, воспоминания оставшейся в живых участницы подпольной группы Фирсовой (Савкнной), командира Людиновского партизанского отряда Золотухина, секретаря подпольного райкома комсомола Ящерицына, связной партизанского отряда Зины Хотеевой, жительницы Людинова Вострухиной, рассказы родных и товарищей и положены в основу нашего рассказа о борьбе людиновских комсомольцев с фашистскими захватчиками в годы Великой Отечественной войны.    
   

Люди как люди...

   Словно кто-то облюбовал в глухомани Брянских лесов обширную поляну вокруг озерной глади и щедрой рукой высыпал сюда пригоршню небольших каменных и деревянных домиков. И появился в России еще один город-Людиново. Так было бы в сказке. А на самом деле город несколько веков назад отвоевали у лесов демидовские железных дел мастера.
   Теперь Людиново крупный промышленный центр Калужской области. Здесь и выросли Алексей Шумавцев, Александр Лясоцкий, Анатолий Апатьев, Антонина и Александра Хотеевы.
    Алексей Шумавцов рос подвижным, сообразительным, шаловливым мальчишкой. От стенгазеты "Пионер", которую Леша выпускал в классе, ниточка горячей любознательности протянулась к книгам о Суворове и Кутузове, об устройстве самолётов и чудесах лётного мастерства. Ничего так не подстегивает человека, как ясная цель, и Алексей за год прошёл два класса - 8-й и 9-й.
    Время шло, и неофициальный мальчишеский коновод стал официальным вожаком школьного коллектива - Алексея избрали заместителем секретаря комсомольской организации. Дел прибавилось. Но и теперь Леша не забывал сходить на охоту, развернуть голосистую гармонь. В 1941 году он окончил девятый класс и теперь уже твёрдо зал, что через год пойдет в военное училище.
    В домике на улице Войкова жила большая семья Лясоцких. Семерых детей растили Михаил Дмитриевич и Матрена Никитична. Все они были не белоручки, знали, как добывается хлеб. Среднего, Шурика, в семье считали "маминым любимчиком". Был он послушный, немного застенчивый, говорил мало, а больше любил мастерить что-нибудь. Шалостей за ним не водилось, товарищи его уважали за степенность и рассудительность. Он был немножко скрытный, не всегда умел выразить свои чувства. А душа у него была богатая и чуткая. Никто не знал, о чем нашептывали ему нежные березы, крепыши-дубы, зеленоголовые сосны, когда он целыми днями пропадал в лесу. И однажды, глядя, как Валя Гуков, одноклассник и друг, рисует дроздов у гнезда, Шурик вдруг сказал:
   - Не то у тебя выходит. Живые дрозды не такие. Надо переделать.
   Мягкость и задушевность чудесно сочетались в Лясоцком с неуступчивостью, даже упрямством, когда он чего-нибудь добивался. Пожалуй, только он один мог подбить Афанасия Тимофеевича Протасова, отца своего друга Анатолия, тряхнуть стариной. Но что это была за "старина"! Старый коммунист в своих беседах выводил ребят на баррикады Октября, на рабочие митинги, рассказывал о своих встречах с Серго Орджоникидзе. Слушал его Шурик и незаметно стушевывался, отходил на второй план "Следопыт" Фенимора Купера, которого он недавно прочел единым духом.
   ...Если бы у Тони Хотеевой спросили: "Чего тебе не хватает в жизни?", - она бы, наверное, ответила: "Времени!". Энергия, любопытство ко всему били в ней через кран. Она успевала отлично учиться и играть в волейбол, проводить пионерские сборы и ходить на танцы. Тоня могла часами в лицах передавать содержание оперы, очень любила музыку.
   А Шура, ее сестра? Шура была полной противоположностью Тоне: тихая, скромная, стеснительная. Она собиралась вслед за Тоней ехать в Москву, в институт. Но пришла война, и заявление Шура подала не в институт, а в райвоенкомат. Вместе с сестрами и подругами она несколько дней обивала пороги призывного пункта - девчата просились на фронт. Им отказали-велели подрасти.
   ...Посмотрите на фотографию Анатолия Апатьева. Хороший человек! Выглядит он здесь празднично. Откроем небольшой секрет: костюм на нем - с дядиного плеча и выпросил он его по особому случаю: чтобы сфотографироваться для комсомольского билета.
   От людей и от себя самого он требовал одного - мужества. Он был драчун (а кто не был драчуном в шестнадцать лет, да еще за правое дело!). Однажды, после очередной "битвы за справедливость" на Красном мосту, мать Толи Евдокия Михайловна долго гонялась за героем с отцовским ремнем. Поймав ее за руки, сын рассмеялся, а потом сказал:
   - Все, мама, это было в последний раз. Больше не будет.
   И больше не было.
   Никто не играл на мандолине и гитаре лучше Толи. И танцор он был отменный, А более справедливого и уважаемого комсорга класса в школе в те времена не было.
   ...Могучий лес молчаливо окружил город, невиданной красоты озеро Ломпадь, невысокие улочки, весело разбегающиеся от центра,-вот она Родина. Но разве только это! А школа, а заседания комитета комсомола, а кружки, кино, а размеренный гул завода и еще многое-многое, с чем связан советский человек...
   Фашистский сапог, еще не запылившийся, с хорошими подошвами протопал по родным местам, по улицам лесного городка, оставляя после себя кровь и слезы. Все, что было можно, стало нельзя, все, что любили, приказывали ненавидеть..
   Анатолий Апатьев сидит на крыльце своего дома и считает:
   - Раз, два... тридцать... восемьдесят шесть...
   Он считает фашистские сапоги, которые проходят по людиновской земле, считает машины, которые с ревом корежат дороги, ведет счет ненависти.
   - Зачем это ты считаешь, сыночек? - спрашивает мать.
   - Так надо, мама.
   - Что-то теперь с нами будет! Вон они какие - сытые, здоровые, и машины у них страшные.
   - Ничего, мама, не горюй. Нас машинами не запугаешь. Все равно мы победим.
   
   
    
   

Кто там улицей крадётся?

   В воскресное январское утро 1942 года к небольшому домику на Комсомольской улице задами, огородами, вдоль глухого забора, стараясь быть незамеченными, по одному подходили ребята и девушки.
   Негромкий стук, и дверь открывала хозяйка - тетя Таня Хотеева.
   - Вот сюда. - и она провожала нового гостя через кухню в маленькую горницу без окон. Радостно блестя глазами, здоровались. Разговаривали о пустяках, шутили, а в душе у каждого был праздник - наконец-то начинается: они - борцы, они - подпольщики.
   Последними пришли Римма Фирсова и Нина Хрычнкова, две неразлучные подружки.
   - Это те самые девушки, про которых я говорила.- представила их Мария Кузьминична Вострухина, жена партизана, единственная среди гостей представительница некомсомольского возраста.
    - Вот здорово! - Алексей Шумавцев, быстроглазый живой паренёк, первым протянул девчатам руку.
    - Комсомолки?
    - Комсомолки. - Подруги безуспешно пытались скрыть волнение.
   - Комсомольские билеты с собой?
   - При нас.
   - Вы у нас новенькие. Знаете, за что беретесь?
   - Знаем, - тихо сказала Римма.
   - И не боитесь?
   - Если не будет наших, то и жить незачем - лучше погибнуть, - вместо ответа сказала Нина. Голубоглазая "говорушка", "тараторка", как звали её подруги. Нина так строго свела светлые брови, что о её прозвище никто не вспомнил.
   - Правильно! - тряхнул головой Алексей. - Советская власть была и останется, что бы там фашисты ни брехали.
   - Сегодня мы в первый раз собрались все вместе, - продолжал он,- с этого дня мы не простые комсомольцы. Подпольный райком партии, райком комсомола и командование партизанского отряда поручили нам опасное дело - бороться с фашистами здесь, в городе, помогать партизанам. И хотя мы не в лесу, но мы с этого дня тоже партизаны. Поклянемся, что будем бороться до
   конца, а если что случится - не сдаваться, молчать.
   
   Алексей передохнул и вдруг заговорил звонко и отчетливо: - Я, Шумавцов Алексей Семенович, беру на себя обязательство работать на пользу социалистической Родины.- голос его креп,- путем собирания данных разведывательного характера, идущих на пользу Красной Армии и красным партизанам. Если я нарушу свое обязательство или выдам тайну, то несу ответственность по законам советской власти как изменник Родины!
   Один за другим вставали юные подпольщики.
   - Я, Апатьев Анатолий Васильевич, клянусь...
   - Я, Хотеева Антонина Дмитриевна, клянусь...
   Каждый произносил свою клятву - ту, которую подсказывали сердце, совесть, ненависть. А потом все молчали, встревоженные смыслом прозвучавших в полтёмной каморке слов.
   До вечера коптила в горнице керосиновая лампа. Обсуждали планы первых операций, обменивались новостями, читали вслух полученный от партизан номер "Правды", спорили, кому поручить первые задания. Каждый просился вперед, никто не хотел ждать.
   Тут же придумали клички: Шумавцов - "Орел", Тоня Хотеева - "Победа", Апатьев - "Руслан".
   Никто не выбирал Лешу Шумавцова главным, но все молчаливо признали его командиром. Горячий, напористый, он покорил всех своей простотой, беззаветной готовностью отдать всего себя борьбе с оккупантами. Все знали, что какой-то отчаянный сорви-голова сжег в городе немецкий склад с горючим. Но немногим надежным людям было известно, что это дело рук Леши. Узнав, что немцы устроили склад в одном из цехов локомобильного зарода, Алексей пробрался туда, опрокинул бочку с бензином и, бросив в лужу спичку, исчез. Только дома он обнаружил, что полыхнувшее пламя опалило ему брови, ресницы и волосы.
   Наши войска еще стояли в Людинове, когда Лешу нашли "подходящим" для подпольной работы в тылу врага. С ним много беседовал будущий командир людиновского партизанского отряда коммунист Василий Иванович Золотухин, которому райком партии поручил формирование подполья. Вместе с секретарем райкома партии Афанасием Федоровичем Суровцевым (впоследствии погибшим в боях партизан с оккупантами) Золотухин инструктировал будущего вожака подпольной комсомольско-молодежной группы, обучал методам разведки и конспирации.
   И вот сегодня первый сбор группы в доме Хотеевых. Первые боевые задания. Размножить полученные от партизан листовки и распространить их по городу поручается Римме Фирсовой. Нине Хрычнковой и Марии Кузьминичне Вострухиной. Алексей и Лясоцкий ночью будут минировать большак на Дубровку, остальные - разведывать военные объекты, склады, казармы, названия и нумерацию частей, оккупирующих город.
   Уже на следующее утро по всему городу белели расклеенные по стенам и заборам листовки, написанные аккуратными печатными буквами. В то же утро на дороге от мины, установленной подпольщиками, подорвалась вражеская машина.
   Так комсомольцы Людинова известили оккупантов о своем существовании, своей ненависти к ним, своей решимости бороться и не отступать.
   
   
   

Счет ненависти

   Фронт в районе Людинова стабилизировался на многие месяцы. Близость столицы сказывалась: враг скопил здесь большие силы. Вторая полоса обороны немцев проходила в семи километрах от Людинова. В городе находился штаб фашистской дивизии.
   Исключительное значение приобретала разведывательная работа в тылу врага. И большую часть ее взяла на себя группа Шумавцова.
   В городе оккупанты установили железный режим. Днем и ночью передвижение за черту города разрешалось только по специальным пропускам. С наступлением темноты выходить на улицу строго запрещалось. Комендант Бенкендорф вывесил даже приказ, запрещающий держать руки в карманах.
   Однажды оккупанты и полицаи устроили в центре города страшное зрелище. Двое молодых ребят, заподозренные в связи с партизанами, были приговорены к повешению. Вешали их на тоненькой проволоке, заведомо зная, что они сорвутся. Так повторялось несколько раз, до тех пор, пока истерзанных, полуживых людей не пристрелили тут же, у виселицы.
   В городе нашлось немало подонков, которые пошли на службу к оккупантам. Один из них, некий Двоенко, бывший работник местной школы, ставший начальником полиции, по почерку узнал, что листовки, расклеенные в городе, написаны ученицей Олей Мартыновой. Долго пытали юную патриотку, но она никого не выдала. Морозным утром ее провели босую, в одной нательной рубашке по всему городу и расстреляли под окнами родного дома, а потом на подводе увезли на другой конец города и бросили труп на дороге.
   Зверства не запугали комсомольцев-подпольщиков - спокойно, хотя ежечасно рисковали жизнью, они делали свое дело.
    Однажды командир партизанского отряда Золотухин получил радиограмму от советского командования: срочно выяснить оборону противника северо-западнее Людинова. Это задание со свойственной ему дерзостью и смекалкой выполнил Алексей Шумавцов. Достав у знакомого русского переводчика в немецком штабе пропуск и велосипед, он как ни в чём не бывало, прокатился вдоль всей второй полосы обороны. В тот же день Золотухин получил все нужные сведения.
   В июне 1942 года гитлеровцы предприняли наступление в районе станции Фаянсовой. Партизаны получили из штаба фронта задание - выяснить расположение подразделений и наличие резервов у противника. В тот же день комсомольцы пошли по деревням восточнее Фаянсовой и добыли все данные - у противника на этом участке только полицейские части и нестроевые подразделения. Советские войска контрударом отбросили противника, и больше он не предпринимал попыток к наступлению.
   Донесения комсомольцев отличались точностью, краткостью. Но нет-нет да прорывалась в них юношеская горячность. Сообщая в отряд о скоплении фашистских машин на Агеевской дороге, Алексей нетерпеливо набросал в конце донесения: "Прекрасное место для бомбежки, товарищ командир! К сему Орел".
   В определенные дни кто-нибудь из членов группы ходил на явку к партизанам. Чаще всех отправлялись туда Алексей и Шура Хотеева. Они всегда были вместе - шумный, неуемный Алексеи и застенчивая, ласковая Шура. Тетя Таня как-то призналась: "Боюсь я за вас, ребята! С огнем играете..." - "Ничего, тетя Таня! Еще сто лет проживем,- засмеялся Алексей и полушутя-полусерьезно добавил: - А если уж погибать, то рядом с Шурой".
   Приходили связные от партизан, и комсомольцы передавали им сведения о войсках, о настроениях среди вражеских солдат, о предателях и изменниках Родины, рассказывали о своих делах. Однажды ребят предупредили, чтобы в следующее воскресенье на явку пришли по очереди все комсомольцы - с ними хочет встретиться командир отряда. Целый день пробыли они в лесу и ушли ободренные, полные новых сил. На прощание командир отозвал Тоню Хотееву:
   - Тоня, ты у них самая старшая. Попридержи их немного - больно горячие ребята, как бы себе не повредили.
   И снова ночные походы, трудная, опасная работа. Ночью огородами пробираются к лесу две неуловимые тени, быстро пересекают лунную дорожку и припадают к земле.
    - Давай! - шепчет Римма.
    Нина Хрычикова ставит на землю корзинку и осторожно извлекает из неё мину. Ямки готовы, мины уложены, и девушки исчезают так же неожиданно как и появились. А утром эхо приносит в город радость-еще одна машина подорвалась...
   Шумавцов, Лясоцкий, Апатьев сестры Хотеевы "шефствуют" над самым опасным участком - дорогой, ведущей от города к фронту. Здесь особенно оживленное движение. Во время наступления на Жиздру оккупанты усиленно перебрасывали через южную окраину города войска и технику. Ни один день не проходил без взрывов. Лясоцкий ухитрялся устанавливать мины прямо под носом у оккупантов. Они стали объезжать проклятое место по другой улице, но и здесь их ждали сюрпризы. Каждое утро на дорогу выходили саперы с миноискателями. Но Лясоцкий перехитрил их: начал ставить мины с картонными капсюлями - эту конструкцию разработали в отряде.
   Однажды городской староста объявил в церкви:
   - Москва взята доблестными немецкими войсками.
   Слух мгновенно распространился но городу и дошел до комсомольцев. А на другое утро по городу запестрели листовки: "Товарищи! Москва не взята и никогда не будет взята. Не верьте фашистским подпевалам!"
   Все больше смелых диверсий совершали комсомольцы.
   Дорога, проходившая по Сукремльской плотине, вела к линии фронта. По мосту днем и ночью шли машины, пехота, танки. У наших частей танков на этом участке фронта было мало, и было крайне необходимо перерезать дорогу. Партизаны дважды пытались взорвать мост, но фашисты быстро восстанавливали повреждения. Тогда эту операцию поручили группе Шумавцова. К сожалению, так и осталось неизвестным, как провели комсомольцы этот дерзостный налет, но плотина и мост взлетели на воздух, и восстанавливать их больше не пытались.
   ...Шли душные месяцы неволи. Комсомольско-молодежная подпольная группа росла. Общее дело, общая опасность по-новому раскрывали людей.
   Как-то комсомольцы прослышали, что в партизанском отряде у секретаря подпольного райкома комсомола Ани Егоренковой родилась дочка. Новому партизану требовалась соска. А где ее возьмешь, когда в городе не осталось живого места? И все-таки комсомольцы достали где-то в деревне соску и доставили в отряд.
   В другой раз они вспомнили, что у Зины Хотеевой, бессменной связной партизанского отряда, день рождения. На очередной явке они вручили ей кулечек конфет и ломоть белого хлеба. Нехитрый подарок, а сколько труда стоило все это добыть!
   ...С Большой земли уже приходили волнующие вести о победах Советской Армии. Встречаясь урывками в доме Хотеевых, подпольщики вместо приветствия бросали кратко: "Наши близко!" В октябре 1942 года в одно из воскресений у Хотеевых собралось ядро группы. Давно они не встречались все вместе, другими стали. Вон у Шурика Лясоцкого и брови совсем срослись, а у Алексея вокруг губ залегли мужественные складки.
   - Ну вот,- сказал он, - осталось нам немного, скоро придут наши. Но это как раз самое опасное время - фашисты и полицаи звереют, наверное, нас уже ищут.
   - Если что случится,- тихо сказала Тоня Хотеева,- чтобы никто ни слова: друг друга не выдавать!
   Это была их последняя встреча.
   
   
    

Последняя явка

   С лесом у Алексея и Александра, как, впрочем, и у остальных - членов группы, было связано все самое светлое, что было в их военной жизни: здесь они получали весточки с Большой земли, рассказывали о своих делах, здесь черпали новые силы для борьбы у старших товарищей - партизан. И поэтому так радостно было им пробираться тайком по знакомым тропкам, ноги сами несли к месту явки.
   Сегодня впервые они идут знакомой дорогой скрепя сердце. Избитые, голодные, измученные, они стараются идти как можно медленнее, чтобы оттянуть тяжелую минуту, дать себе время что-то придумать. А придумать необходимо - иначе случится самое страшное. Сзади, подталкивая их прикладами, нестройно шагает отряд полицаев...
   Как-то Алексей Шумавцов, думая привлечь к работе группы нового участника, дал ему задание: составить список активных немецких пособников на заводе. Тот обещал сделать, но предварительно пошел советоваться с мастером Гришиным. Тот смекнул, что такое дело может и для него обернуться темной стороной - ведь он тоже на гитлеровцев работает, да еще мастером,- и донес в полицию. Наутро Алексея арестовали прямо на заводе. Одновременно в комендатуре оказались его друзья - Лясоцкий, Апатьев, сестры Хотеевы. При обыске в домах Шумавцова и Хотеевых нашли мины, оружие, листовки. Бесстрашных комсомольцев таскали на допросы, били шомполами, резиновыми дубинками, топтали ногами. Подпольщики молчали.
   Однажды у ворот дома Шумавцовых остановилась подвода. Полицаи втолкнули на крыльцо связанного Алексея. Бабушка Евдокия Андреевна не узнала внука: весь в кровоподтеках, с выбитыми зубами, он улыбнулся ей и крикнул:
   - Держись, бача. веселей. Ничего с нами не будет! Еще лет сто прожизем.
   Бабушка кинулась, было, к нему, но полицай отшвырнул ее ногой. Она видела, как Алексея потащили на чердак. Когда, перерыв весь дом, полицаи снова бросили Алексея на подводу, он взмахнул связанными руками и еще раз крикнул:
   - Все будем живы!
   И снова пытки, удары дубинкой, глухие стоны, перестуки через стену. Все ли живы? Все ли помнят клятву? Пришел праздник Октября, а они в фашистском застенке. Темно и страшно. Но страшнее было палачам, когда из камер понеслась страстная мелодия пролетарского гимна.
    Отчаявшись выбить одно слово признания, фашисты придумали ловкий ход: пу.ть-ка комсомольцы пройдут с гитлеровцами на виду у всех во главе карательного отряда к партизанскому лесу, вместе с ними прочешут лес, тогда все подумают, что они во всем сознались и каются. И вот Шумавцов и Лясоцкий, понукаемые карателями, колесят по лесу. Проходит час, другой безуспешных поисков партизан. И вдруг Алексей замечает, что они оказались на месте обычных встреч со связными партизанского отряда. Он заволновался: а что если они здесь? И, собрав все силы, крикнул:
   - Каратели! Спасайтесь, товарищи!
   Тотчас тяжелый удар опрокинул юношу на землю, но его крик подхватил Лясоцкий. В тот же миг из леса грянули выстрелы: один из полицейских упал замертво, его подхватили другие - партизаны услышали сигнал комсомольцев. Но их было поблизости лишь двое - Петр Суровцев и Афанасий Посылкнн. Помочь ребятам, окруженным десятками полицаев, связные были не в силах.
   Перепуганные неожиданностью нападения, обозленные смертью сообщника, полицаи второпях выбрались из леса и здесь, на опушке, зверски растерзали юных героев. Когда их топтали сапогами, месили прикладами и всем, чем ни попадя, Алексей, приподнявшись, глянул на друга и успел сказать:
   - Смотри, Шурик, а они нас боятся!..
   Через несколько дней не стало и остальных комсомольцев-подпольщиков: Толи Апатьева, Тони и Шуры Хотеевых. Истерзанные тела Шумавнова и Лясоцкого нашли на том месте, где их замучили палачи. Потеряв человеческий блик, они отрубили Алексею голову. Место и обстоятельства гибели остальных героев никому неизвестны.
   
   Три дня в Людиново народный суд судил предателя и изменника Родины Иванова. Это Иванов вел следствие по делу комсомольцев-подпольщиков, это по его приказанию замучили пятерых юных патриотов. Суд приговорил предателя к расстрелу.
   ...В эти же дни произошло другое событие. Вечером 22 марта в актовом зале людиновской школы № 2, сосредоточенные и серьезные, выстроились белоснежными рядками пионеры. У них сегодня суровый праздник. Решением собрания актива районной комсомольской организации лучшей пионерской дружине города (а лучшая в городе - их дружина) присвоено имя руководителя подпольной группы Алексея Шумавцова.
   На днях бюро Калужского обкома КПСС приняло решение об увековечении памяти героев-комсомольцев - в Людиново будет сооружен памятник юным патриотам, их именами назовут улицы.
   Герои, отдавшие жизнь за свободу своего народа, навсегда останутся в памяти всех молодых, всего советского народа.
   
   В. Ганюшкин, А. Нуйкин (Наши спец. корр.)
    Людиново, Калужская область