Было много рискованных моментов в работе подпольщиков, но в памяти особенно ярко запечатлелись некоторые. Одним из таких эпизодов Осипова считает доставку оружия партизанам из Грушевского поселка. Задание было поручено двоим: ей и Петру Алисионку. На дно телеги положили мешок с патронами, винтовки, а сверху навалили всевозможный железный лом. Весь этот груз засыпали сеном и накрыли подстилкой. Петр правил лошадью, а Мария сидела рядом с ним. Не торопясь, телега ехала по городу. Подпольщики тоже внешне были спокойны, но нервы их были напряжены до предела.
Проехали Московскую улицу, выбрались на Советскую — и вдруг резкий, как удар хлыста, окрик:
— Стой!
Алисионок натянул вожжи, лошадь послушно остановилась. К телеге подошел полицейский.
— Слазь с подводы! — грубо обратился он к Черной.
Мария не растерялась, хотя чувствовала, что сердце вот-вот выскочит из ее груди.
— Не могу, ноги так болят, что с места стронуться сил нет.
К телеге подошел немецкий офицер, стоявший рядом с какими-то узлами. Не иначе, как в них была награбленная добыча, которую им нужно было срочно увезти. Он недовольным тоном что-то сказал полицейскому, видимо распекая его за задержку.
Полицейский подошел поближе к Марии и начал за руки стягивать се с телеги. В этот момент вмешался Петр, так спокойно и вежливо, что полицейский отпустил женщину:
— Господин полицай, будьте ласковы, не трогайте мою сестру, у нее ноги больные, еле ходит. Вот приехали показаться доктору. А вещи ваши, если надо куда подвезти, то пожалуйста.
Немец согласился. Петр и полицай погрузили узлы на подводу.
Лошадь плелась еле-еле, и тут вдруг Мария услышала какой-то звон: по-видимому, звенели железки, ударяясь друг о друга. Осипова плотнее уселась на мешок с патронами.
Полицай насторожился.
— Что это у вас звенит? — недоверчиво спросил он.
Мария с вызовом посмотрела на него.
— Оружие! — с усмешкой ответила Мария.
— Ты, чертова баба, ври, да знай меру, — рассердился полицай, — нашла с кем шутки шутить.
— Не обращайте на нее внимания, господин полицай, — вмешался Алисионок. — Дура-баба, что с нее взять!
Осипова объяснила:
— Понимаете, пан офицер, — теперь она обращалась к немцу, — жить-то ведь нужно. Мой муж, кузнец, делает из разных железок что может, а потом продает. Вот сейчас в город приехали, в развалинах брат железа набрал, теперь домой повезем.
Полицай и офицер не удостоили ее ответом, видимо поверив сказанному.
— Куда теперь ехать прикажете? — спросил Алисионок, когда они доехали до конца улицы.
Полицай небрежно показал пальцем — во двор...СД! «Попались! — замерла Мария. — Что теперь делать?!»
Единственно, что ей оставалось, это с невозмутимым видом сидеть на подводе с оружием.
Полицай нагрузил на Петра узлы, сам взял те, которые были полегче, и они понесли их к зданию. Немец тоже куда-то ушел. Осипова осталась одна, а всюду, куда ни кинь взгляд, люди в немецкой форме. Мария недолго пробыла одна. К телеге подошло несколько полицейских.
— А ну-ка слезай! Нам нужны подводы.
— Никуда не слезу. Мне господин офицер разрешил, я больная, — уперлась Мария.
— Слезай, кому говорю! Вернем твою подводу часа через два. Подождешь.
— Что с ней разговаривать, — вмешался второй. — Тащи ее, и все.
Мария запричитала, заголосила. Она вцепилась обеими руками в телегу и кричала изо всех сил.
Из здания выскочило несколько немцев, подошли поближе.
Мария заметила одного чином повыше и продолжала плакать, адресуясь уже к нему.
— Больная я! Брат меня к врачу привез, а сейчас он вашему господину офицеру вещи понес. Мы всегда немцам помогаем, мой муж тоже в полиции работает, только сейчас он на дежурстве. Прикажите, чтобы лошадь не трогали...
Черная обратила внимание, что немец пристально смотрит в угол телеги, где стояла корзина с яйцами.
— Господин офицер, скомандуйте, чтобы нас выпустили, А я вас отблагодарю.
В это время подошел Петр. Он низко поклонился офицеру и передал ему в руки корзинку. Офицер что-то сказал полицаям, и Марию с Петром выпустили за ворота...
Некоторое время они ехали молча, потом Алисионок сказал:
— Ну и наволновался я за тебя, Мария. Несу узлы, а сам все думаю, как ты там, а когда твой голос услышал — прямо ноги отнялись. Стою как столб, а полицай злится, в спину меня толкает. Мол, неси, не задерживай. Чего я только не передумал. А потом, когда вышел, увидел, ты сидишь, а вокруг тебя фрицы, решил, что придется отстреливаться...
Мария молчала, да и что она могла сказать, когда за эти страшные минуты ей пришлось пережить такое, что иному не выпадет за целую жизнь.
— Все обошлось, — повторила она слова Петра. — Сошло благополучно.
Еще одно задание Мария будет помнить всю жизнь. Подпольный райком поручил Черной вывести из лагеря большую группу военнопленных. В этот раз, кроме Дяди Пети, ей помогали и другие товарищи. Среди них были Иван Толстиков, бывший военнопленный Михаил Иванов и волжский немец Андрей (так его представили Марии), много сделавший для подпольщиков. Освобождение военнопленных из лагеря Масюковщина было его последним заданием в городе — после этого он уходил в партизанский отряд.
Операцию наметили провести 20 марта 1943 года, руководить ею должна была Осипова. Этот мартовский холодный день ничем не отличался от других дней, но для тех, кто находился в лагере и знал, что сегодня решается его судьба, он был особенным. В этот день, как обычно, колонны пленных под конвоем отправились на работу. Одни шли пешком, подгоняемые грубыми окриками и пинками, другие, предназначенные для работы в более отдаленном районе, грузились на машины. В морозном чистом воздухе далеко разносились лающая не-мецкая речь и ворчание моторов.
Не отставал от других конвойных и этот среднего роста немецкий солдат, выстраивающий в аккуратную колонну изможденных людей, одетых в рваную военную форму. Старались заслужить одобрение начальства и его помощники. Наконец колонна вышла из лагеря и послушно зашагала к окраине города. Конвоиры и полицаи не спускали глаз со своих подопечных, подгоняли и покрикивали на отстающих. Правда, отстающих почти не было, все старались идти как можно быстрее. Встречные прохожие меньше, всего могли предположить, что конвоиры и полицаи, охраняющие пленных, всего лишь несколько часов назад вместе с командиром партизанского отряда в последний раз об-суждали предстоящую операцию. Впереди колонны на некотором расстоянии шел одетый в крестьянскую одежду мужчина. Это был Петр Алисионок. Он нес на спине белый мешок с большой темной заплатой, заметный издалека, своего рода маяк, на который ориентировалась колонна. Петр шел размеренной походкой человека, привыкшего много ходить, и белый мешок мерно раскачивался в такт его шагам. Мария тоже держалась в отдалении от замыкающих колонну, и надо было обладать необыкновенной проницательностью, чтобы признать в этой скромной женщине командира группы.
Колонна вышла из города, не вызвав ни у кого никаких подозрений: обыкновенная картина — пленных гонят на работу. Дорога довела до поворота и вильнула в сторону на тропинку. Пленные, теперь шедшие в колонне по одному, должны были быть очень внимательными, чтобы не сбиться с пути.
Тропинка раздвоилась. Алисионок уверенно пошел прямо, за ним потянулись остальные. Почти все, кроме одного, который машинально свернул вправо.
Этот один был Михаил Иванов. Он, как и все, шагал в колонне и нес небольшой, но тяжелый мешок. Никто, кроме Марии и Петра Алисионка, не знал, что в этом мешке находились патроны, которые надо было доставить в партизанский отряд. Драгоценную ношу доверили Михаилу — проверенному, надежному человеку.
Иванов шел медленно, задумавшись. Дорога, петляющая среди деревьев, напомнила ему тот страшный путь, когда его вместе с другими военнопленными гнали в лагерь смерти Малый Тростенец. Перед его глазами, как кадры фильма, промелькнули бараки, огромные овчарки со злыми человеческими глазами и наглые морды охранников. Вспомнил он, как его, обессиленного и полуживого, под гогот и грубые шутки солдат несла на спине тоненькая, сгибающаяся под тяжестью его тела женщина, вырвавшая его из рук смерти. Вспомнил он, как, тяжело опираясь на плечо своей спутницы, делал он первые шаги заплетающимися от слабости ногами по упругой, покрытой листьями и сосновыми иголками земле. Правда, тогда пахло листвой, хвоей и тем неповторимым терпким запахом, который бывает только в осеннем лесу, а сейчас пахло морозом, скрипел снег под подошвами и густые ели сердито отряхивали белые лапы. Михаил помотал головой, чтобы отогнать непрошеные мысли, и вдруг остановился, как будто наткнулся на невидимое препятствие. Он был один!
Не маячил впереди белый с темной заплатой мешок на широкой спине Дяди Пети, не шли рядом товарищи.
«Где же все? — растерянно подумал он. — Куда же идти дальше? Наверное, я отстал, а остальные ушли вперед».
Михаил сделал несколько шагов по дороге. Пусто. Нет ни души, «Вернусь до развилки, наверное, они там», — решил Иванов и повернул назад. Из-за деревьев на него выскочил человек в немецкой форме и ки-нулся к нему. Михаил выхватил нож...
В колонне никто не заметил, что Иванов пошел другой дорогой. Все были слишком поглощены одним желанием: скорее добраться до своих. Через некоторое время Мария обратила внимание, что в колонне нет Михаила. Она замедлила шаги, отстала. Надо узнать, что с ним.
— Андрей, — приказала она конвоиру. — Иванов отстал. Проверь, не пошел ли он не в ту сторону.
Андрей бегом помчался выполнять приказ, он знал, что надо как можно скорее найти товарища. Если он пошел другой дорогой, то она приведет его в немецкий гарнизон. Чтобы выиграть время, Андрей побежал напрямик, сокращая расстояние, и вскоре увидел идущего по дороге человека с мешком на спине.
— Иванов! — позвал он громким шепотом. Кричать нельзя — рядом враги.
Михаил не услышал.
— Стой! — еще раз попытался остановить его Андрей и одним прыжком выскочил на дорогу- Он едва успел увернуться от ножа и отскочить в сторону.
— Меня Маруся послала, — с трудом переводя дыхание, сказал он.
Рука с ножом опустилась, недоверчивые глаза уставились на Андрея. Несколько мгновений Михаил раздумывал над услышанным. Потом взгляд его потеплел, он узнал в немце подпольщика.
— Еще немного, и ты притопал бы в гарнизон, — продолжал Андрей. — Там бы с тобой поговорили...
— Не пришлось бы разговаривать, — спокойно сказал Иванов, — убил бы первого, кто сунулся, а потом себя...
Коротким путем догнали остальных.
— Надо быть внимательнее, — с укоризной сказала Михаилу Осипова, — не время мечтать...
Иванов смущенно молчал, он не мог объяснить Марии, какие мысли заставили его утратить контроль над собой. Осипова больше не укоряла Михаила, видимо, поняла, что творится в его душе.
— Ну ладно, со всяким может случиться, — подбодрила она Михаила. — Только больше не теряйся.
К Осиповой подошел Алисионок посоветоваться, как идти дальше: впереди дорога, на которой большое движение, а ее надо обязательно пересечь. Решили опять идти колонной.
— Колонна, подтянись, конвойные и полицаи охранять пленных, — скомандовал Алисионок. — Сейчас будем переходить магистраль.
Едва колонна продвинулась на несколько метров, как появились три машины с немцами. Визг тормозов, передняя машина остановилась.
— Кто такие? Откуда? — спросил офицер. Андрей отрапортовал по форме, предъявил документы.
Ничто не насторожило гитлеровцев, и они уехали. Колонна пересекла магистраль и скрылась в лесу. Уже начало смеркаться, когда решили остановиться и передохнуть. Мария смотрела на своих спутников. Бледные, даже несмотря на мороз, лица; люди замерзли, но держатся хорошо — никто не показывает виду, как дорого ему дается эта бодрость.
— Недалеко деревня Малиновка, а в ней много полицаев, — предупредил Алисионок. — Что будем делать, Мария?
Осипова еще раз оглядела товарищей: конечно, им надо отдохнуть, погреться, поесть. Хорошо было бы переночевать в теплой избе, но нельзя — провалится вся операция.
— Ты, Петр, Андрей и Ваня Толстиков, идите в деревню к старосте, — решила она. — Предупредите, что идет колонна с пленными и что для сопровождающих офицеров нужны лошади и подводы. Шесть штук. Договоритесь и придете за нами.
Так и сделали. Ждать пришлось довольно долго, тем более что каждая минута ожидания тянулась как час.
Никто не разговаривал, тишину нарушал лишь скрип снега под ногами переминающихся от холода замерзших людей да приглушенный кашель. Послышались приближающиеся быстрые шаги.
— Кто идет? — спросила Мария.
— Свой, — коротко ответил Андрей.
Он доложил, что в деревне срочно готовят шесть подвод для «господ офицеров» и ждут дальнейших распоряжений.
— Ваня был у меня за переводчика, — сообщил Андрей, — так здорово он переводил, что староста как ошпаренный бегал.
Мария не могла удержаться от улыбки — Иван Толстиков в роли переводчика! Это надо было придумать: из трех отправленных в деревню товарищей он был единственным, кто не знал по-немецки ни одного слова.
Колонна пришла в деревню, когда было совсем темно. Быстро все погрузились на подводы (староста постарался, дал лучших лошадей) и тронулись в путь. Женщины совали пленным хлеб, сало, все съестное, что было под руками, с ненавистью глядели на полицаев и конвойных; видно было — дай им волю, не уехали бы живыми фашистские помощнички. Мария ждала подводы за околицей, села на последнюю, низко опустила платок до бровей, подняла воротник полушубка — незачем, чтобы чужие глаза видели ее лицо.
Лошади резво бежали по дороге, только скрипели полозья, попадая на голую смерзшуюся землю. Скоро будет и Острошицкий городок. Если его минуют незамеченными, то дальше добираться будет легче. Уже недалеко свои.
— Луна-то какая! — нагнувшись к Марии, прошептал сидевший с ней рядом партизан.
Действительно, десять часов вечера, а светло как днем: яркая луна старательно освещает белую землю, заглядывает во все уголки. Не вовремя она вышла, может сорваться операция! Резкий трубный сигнал тревоги со стороны городка вдруг разорвал морозный воздух. Потом еще раз! Еще!
— Тревога!
У Марии сжалось сердце.
«Неужели что-то заподозрил староста в Малиновке и предупредил полицаев в Острошицком городке? Неужели где-то совершили промах? — Она мысленно перебрала все с самого начала. — Нет, действовали правильно. Здесь что-то другое; может, кто-нибудь увидел быстро несущиеся подводы с людьми и сообщил гитлеровцам? Ясно, что пока ехать дальше нельзя».
Передняя подвода остановилась. Алисионок соскочил с нее и торопливо подошел к Осиповой.
— Ехать дальше нельзя. Надо проверить, почему тревога, я пойду в разведку.
— В разведку пойдем вдвоем, — сказала Мария. Она была права: немолодой мужчина в крестьянской одежде и женщина с узелком, идущие по дороге в город, вызовут меньше подозрений, чем одинокий путник. Петр не возражал: Осиповой виднее, она знает, что говорит и делает.
