Глава 17
СЛОВО КОМСОМОЛЬЦА

   Комната, где учиняли допросы заключенным крымским подпольщикам, помещалась в самом глухом, отдаленном углу здания префектуры. Это была небольшая продолговатая каморка с бетонным полом, служившая когда-то кладовой. В целях звуконепроницаемости дверь этой камеры была обита мешковиной с толстым слоем пакли внутри. Единственное решетчатое окно с двойными рамами было засыпано опилками. Таким образом, пытки происходили только при свете электрической лампочки, висящей под потолком.
   И все равно, когда над городом спускалась ночь, в ее тревожной тишине жители Первомайска с содроганием слушали леденящие душу крики истязуемых.
   Сегодня идет допрос комсомольцев - партизан Крымки. На этом допросе присутствует сам уездный префект Изопеску. Он сидит в углу камеры за столиком перед раскрытой коробкой сигар и беспрестанно курит. Его широкое, порядком обрюзгшее лицо с выпуклыми стеклянными глазами выражает негодование. Префект недоволен тем, что этот следователь даром суетится. Подумать только, за неделю он не мог добиться от этих ребятишек толку, не мог вырвать какого-либо мало-мальски нужного признания. До сих пор в руках сигуранцы (* Охранка, политическая полиция в монархический Румынии) оставался только один факт налицо - это сами арестованные. Но с кем связана была подпольная организация, кто руководил ею, где спрятано оружие, радиоприемник, в существовании которого жандармы не сомневались, - это оставалось тайной.
   Вот уже битый час префект наблюдает, как следователь допрашивает одного из главарей "Партизанской искры" Михаила Кравца. И ни слова, ни единого звука не издает пытаемый. Несколько раз он терял сознание, столько же раз присутствующий врач подносил к лицу лежащего на полу Михаила флакон с нашатырным спиртом, чтобы привести в сознание. Но префект не услышал ни одного слова. Тогда, охваченный яростью, он вскочил с места и вышел из-за стола.
   - Ты будешь говорить? - прошипел он.
   Михаил молчал.
   - Я спрашиваю! - крикнул он истерически. Молчание.
   Префект изо всей силы ударил юношу по лицу. Но и тут он услышал в ответ только вырвавшийся сквозь зубы глухой стон.
   Изопеску несколько секунд смотрел в прищуренные мальчишеские серые, непроницаемые глаза и понял, что власти его над этим измученным подростком нет никакой. Он тяжело бухнулся на стул.
   - Уберите его! Что вы с ним возитесь!- раздраженно крикнул он.
   Двое жандармов торопливо подхватили Михаила под руки и потащили к двери.
   - Постойте! Приведите мне... - он заглянул в список, разложенный на столе, - Михаила Клименюка.
   - Он сейчас без сознания, домнул субколонел, - ответил врач.
   - Как? До сих пор?
   - Да, домнул субколонел. Еще со вчерашнего дня, когда он при допросе грубил следователю...
   - Это я без вас знаю!- грубо перебил Изопеску. - Вернуть сознание. Это очень важный преступник. По всем данным, он занимался связью с Москвой и знает, где запрятано радио
   - У него высокая температура, домнул субколонел. Да и к тому же он настолько обессилен, что не сможет отвечать, - пытался доказать врач.
   - Не мне вас учить медицине, - оборвал префект. - Сознание этому преступнику должно быть возвращено теперь же. Остальное меня не интересует.
   - Слушаюсь, - промямлил врач без какой-либо надежды в голосе.
   - А сейчас приведите ко мне эту... эту... девчонку,- он снова заглянул в список,- Полина Попик.
   Префект зажег забытую недокуренную сигару, несколько раз подряд пыхнул ею. Камера снова наполнилась синим, едким дымом.
   Ввели Полю и грубо втолкнули на середину камеры.
   - Осторожно. Я приказываю с арестованными обращаться хорошо, - с наигранной строгостью заметил префект.- Подойди ближе, девушка. Говорят, я истязаю арестованных. Это правда? Ты слышала об этом?
   Поля молчала.
   - Правда, я очень строг с теми, кто провинился и не хочет признать свою вину, и, наоборот, мягок с теми, кто признает ее и раскаивается. Я надеюсь, что с тобой у нас недоразумений не произойдет. Так ведь?
   Префект говорил медленно, стараясь придать каждому своему слову внушительность и вескость.
   Поля молчала. Она смотрела на тучного префекта, тяжело нависшего над столиком. Он слегка улыбался. Девушка не понимала, почему он улыбается, и думала, что это у него происходит от смущения перед ней. А может быть, от бессильной ярости? Поля знала цену этой улыбки палача, только что замучившего ее товарища. Она подумала, что, может быть, и Михаилу в начале, вот так же, как и ей, мучитель улыбался, рассчитывая притворной гримасой расположить к себе и вырвать признание. Поля не доверяла улыбке префекта. Она видела лишь ту развязку, которая неизбежно должна была последовать за всем этим "деликатным" предисловием. Она приготовилась отвечать так, как подсказывали ей чувства любви к Родине и верность святой клятве, данной год назад там, на серебряной поляне, под алым знаменем.
   "Клянусь до последней минуты остаться твердой и непоколебимой и бороться до конца жизни", - повторила Поля про себя слова клятвы.
   И эти слова придали ей бодрость духа и твердость.
   - Ну, расскажи все по порядку, что же произошло у вас там, в Крымке? - стараясь сохранить улыбку, спросил префект.
   - Ничего не произошло.
   - А за что же вас арестовали? - изображая на лице недоумение, спросил префект.
   - Я думаю, вам это известно, - ответила девушка.
   - Не все. Правда, мне многое успели рассказать твои товарищи-партизаны, - он подчеркнул последнее слово.
   Черные глаза Поли сузились. Вздрогнули в гневе тонкие ноздри.
   Префект будто бы не заметил явного недоверия девушки к его словам и продолжал:
   - Но я хочу услышать от тебя кое-что. Ты была одним из лидеров этой группы подпольщиков. Так ведь?
   - Ни о какой группе я не знаю.
   - Но я знаю.
   - Считайте, как хотите, мне все равно.
   - Но мне не все равно. Я должен знать, с кем мне приходится разговаривать.
   - Задавайте вопросы, - сухо произнесла Поля.
   - Не спеши, дойдем и до вопросов. У нас времени хватит. Я понимаю твое желание говорить со мной чисто- сердечно. Я старше каждого из вас в три раза и на ваши нехорошие поступки смотрю снисходительно, по-отцовски. Ваше дело - признаться во всем и раскаяться, а мое - выслушать и слегка наказать, а, может, даже и простить. Я уверен, что вы здесь не виноваты. Вас толкнули на это нехорошее дело старшие, а вы по молодости своей не поняли, какие скверные последствия могли от этого быть.
   - Нас никто не толкал и ничего плохого мы не делали, - резко ответила девушка.
   - А я знаю, что вас ввел в заблуждение ваш бывший учитель Моргуненко. Он и привел вас сюда в камеру. Некоторые из твоих товарищей вот здесь говорили мне, что они теперь ненавидят Моргуненко и раскаиваются в том, что слушали его.
   При последних словах префекта Поля выпрямилась. Белым-бело стало ее красивое исхудавшее лицо. Черные полудуги бровей сомкнулись над переносьем.
   - Неправда! - крикнула она. - Мы любили и любим нашего учителя, вы брешете!
   - Спокойнее, ты не дома.
   - Да, это брехня. Никто вам этого не говорил и не мог сказать!
   - Мне лучше знать, что говорили мне здесь твои друзья. Они умнее тебя и понимают, к чему может привести такое упрямство.
   - Я не верю, - решительно произнесла Поля.
   - Может быть, ты станешь отрицать, что ваш любимый учитель был организатором и наставником банды молодых преступников, которым место в исправительном доме?
   Это было уже слишком. Жандарм явно глумился над ней, над ее святым чувством. Стиснув кулаки так, что ногти впились в ладони, Поля крикнула:
   - Вы держите нас в камере и мучаете, а за что? Вы называете нас бандитами, почему? Мы не врывались в чужой дом, не грабили, не убивали, как это делаете вы!
   - Спокойнее, спокойнее,-теряя терпение, сказал префект. Улыбка исчезла с его расплывчатого побагровевшего лица. Студенистые выпуклые глаза смотрели на девушку злобно и совсем не "по- отцовски". Он приподнялся над столом и долго испытующе смотрел на стоящую перед ним хрупкую девочку, такую гордую и спокойную перед ним, - властным и страшным человеком. Его поражала эта необычайная твердость убеждений и дьявольская стойкость простых сельских юношей и девушек. Он чувствовал, что если сейчас потеряет терпение и выдержку, перейдет, как он делал это с предыдущими арестованными, к жесткой форме допроса, то ничего не добьется. Он решил пересилить себя и попытаться продолжать разговор в более ровном, спокойном тоне.
   - Меня сейчас вы не интересуете, вас я могу распустить по домам. Мне нужно знать, кто руководил вами. Кто подстрекал вас на преступления.
   - Я вам сказала, что никто нас не подстрекал и мы ничего плохого не делали.
   Префект, сдерживая раздражение, заговорил еще мягче:
   - Ты молодая, у тебя вся жизнь впереди. У тебя есть мать...
   - Да. Еще отец и два брата офицера на фронте, - с гордостью добавила Поля.
   - Отец и братья, небось, погибли или сдались в плен, - криво усмехнулся Изопеску. - Красная Армия не хочет воевать против нас.
   - Кто вам сказал?
   - Сама обстановка говорит.
   - Нет. Вас обманывают, господин префект. Красная Армия наступает и скоро будет здесь.
   Префект от этих слов вскочил, как ужаленный.
   - Молчать! - крикнул он. -Подвести сюда. Руки на стол!
   Двое жандармов держали руки Поли на столе. Префект несколько секунд пристально рассматривал тонкие пальцы со следами крови.
   - Что это за кровь? - поморщился он.
   - Перевязывала раны и ожоги товарищей.
   - Ты знаешь, что такое жизнь?
   - Да. Это самое дорогое, что есть у человека.
   - Ну, а что такое смерть, ты тоже знаешь?
   - Представляю.
   - Видимо, плохо представляешь. А это, девушка, страшная штука. Это самое страшное для человека,- стараясь попасть в тон Поли, проговорил Изопеску.
   - Нет, не самое страшное - возразила девушка.
   - А что страшнее?
   - Предательство, вот что.
   Поля проговорила это так спокойно, что префект почувствовал себя в тупике. Оставалось одно - перейти к пыткам, как к последнему средству жандарма-карателя. Он решил пытать, пытать, пока не замучает жертву до смерти. Он взял из коробки новую сигару и долго раскуривал, пока на кончике ее не образовался большой пук огня.
   - Будешь отвечать на вопросы? - сквозь зубы спросил Изопеску.
   Теперь он уже не скрывал бурлившей в нем ярости, и по угрожающему тону Поля поняла, что наступила та минута, которой она ждала. Она не думала сейчас ни о пощаде, ни о том, чтобы отдалить эту минуту мучений. И совсем не страшен ей был палач, засучивающий рукава. Одно желание жгло сердце - скорее закончить этот не нужный разговор. Она гордо подняла голову, как подобает честным и смелым, и бросила в лицо жандарму:
   - Я все сказала, забыла только сказать, что скоро, скоро придут мой отец и братья и объяснят вам, что такое смерть.
   Щеки префекта затряслись, глаза выкатились из орбит. Скрюченные пальцы судорожно впились в сукно стола.
   - Я хочу знать, кто участвовал в подрыве железной дороги.
   - Не знаю.
   Префект прижег пальцы девушки огнем сигары. Мучительная боль полоснула по всему телу, ударила в виски, затуманила глаза. Поля стиснула зубы.
   - Кто руководил налетом на жандармский пост?
   - Не скажу.
   Огневая боль усиливалась. Перед глазами поплыли желтые круги.
   - Кто вами руководил? - различала Поля в общем потоке слов отдельные слова и молчала. А огонь жег все новые и новые места рук, затем перекинулся на лицо, на обнаженную грудь, и с каждым прикосновением становилось все нестерпимее. Бесконечно долго, казалось, длилось это мучительное жжение. Потом боль стала тупее, усилилось головокружение, начало сохнуть во рту. Все вокруг становилось зыбким, колеблющимся. Поля почувствовала, что вот-вот лишится сознания. А она ведь еще не все сказала этому палачу. Тогда она собрала остаток сил и крикнула:
   - Я не боюсь смерти! Я не боюсь вас! Слушайте, всей борьбой против вас руководит наша Коммунистическая партия!
   - Заучила наизусть, - рычал префект.
   - Нет, не заучила, а поняла сердцем с самого детства!
   На мгновение префект остановился. Вытаращенные глаза его налились кровью, на шее вздулись синие жилы. Он с остервенением швырнул дымящуюся, расплющенную сигару на стол и бросился к двери.
   - Подвести сюда!
   Жандармы подтащили Полю и просунули пальцы ее рук между открытой дверью и притолокой.
   - Говори! - сдавленным голосом прохрипел Изопеску и потянул дверь.
   В камере стало тихо. И в этой жуткой тишине слабо вскрикнула девушка. Предметы потеряли свои очертания, все поплыло, закачалось вокруг, исчезли звуки и все погрузилось в беспросветную тьму. Поля потеряла сознание.
   Префект с силой захлопнул тяжелую дверь и вернулся к столу. Он долго курил, окутывая себя сизыми облаками дыма. Присутствующие украдкой наблюдали, как растерянно блуждали по бумагам на столе расширенные зрачки остекленелых глаз.
   У двери врач торопливо бинтовал раздробленные пальцы девушки. Словно окаменелые, стояли двое жандармов, ожидая следующего распоряжения.
   - Арестованного Моргуненко привести ко мне в кабинет через полчаса, - уходя, бросил префект жандармам.