Молодая Гвардия
 



"Было у меня две дочери, и обе погибли: одна на фронте, другая во вражеском тылу», — сказала Е.В Мелиховой, собиравшей материал для этой книги, Евдокия Федоровна Назарова. Вздохнув, она добавила: «Сейчас у меня много детей. Пишут они мне со всех концов нашей страны..."
Эти воспоминания Евдокии Федоровны записаны незадолго до ее смерти.


ТАКОЙ БЫЛА МОЯ КЛАША



Такой она была в жизни,
руководитель островской комсомольской
подпольной организации Герой Советского Союза
Клавдия Ивановна НАЗАРОВА
Фото 1940 года.
Такой она была в жизни, руководитель островской комсомольской подпольной организации Герой Советского Союза Клавдия Ивановна НАЗАРОВА Фото 1940 года.
В декабре 1942 года на базарной площади города Острова фашисты повесили организатора и руководителя островского подполья Клавдию Назарову мою дочь. Черная от побоев и пыток, продолжавшихся более пяти недель, стояла она под виселицей. И вдруг люди, согнанные на площадь, услышали ее слова:

- Прощайте, товарищи! Прощай, любимый город! Красная Армия победит! Мы погибаем, но на смену нам придут миллионы!..

Тогда ей было двадцать три года.

О моей Клаше написаны книги, статьи, очерки стихи. Её именем названа площадь, где она погибла. Там же установлен ей памятник.

Я расскажу о детстве и юности моей дочери, о тех страшных днях фашистской оккупации, когда на улицах нашего старинного города ревели моторы гитлеровских танков и автомашин, раздавалась чужая речь.

Жизнь моя была нелегкой. Муж умер рано, и я осталась с двумя дочерьми. Трудно было сначала: приходилось зарабатывать уборкой и стиркой. Но дочери росли и становились моими помощницами. Девочки были дружны, работы не боялись. В доме нашем всегда было весело. Клаша умела взбодрить и меня, и свою сестру Лелю. Подружки и школьные товарищи любили ее за веселый прав, легкий характер, отзывчивость. Чего только, бывало, она не придумает! Все соседские дети собирались па полянке у нашего дома. Любимыми играми были лапта, казаки-разбойники, десять палочек. Летом с утра до вечера— на реке. Купались до «гусиной кожи», забывая о еде.

Когда Клаша выросла, ее летними развлечениями стали походы и рыбная ловля. Дочь всегда была окружена ребятами, всегда в центре внимания. Она очень любила малышей, опекала их, играла с ними, рассказывала им сказки, читала книжки.

В школе она училась старательно. В старших классах была пионервожатой. Она очень любила эту работу. До малейших деталей обдумывала все мероприятия: походы, концерты, экскурсии, лыжные вылазки, А со стороны казалось, что все дается ей легко, получается очень просто.

Именно в школе раскрылись ее артистические таланты. На самодеятельных концертах она пела, плясала, декламировала. Особенно удачными в ее программе были «Генерал Топтыгин» Некрасова и танец «Яблочко». «Топтыгина» опа читала всегда по нескольку раз, на бис. Зрителей восхищало ее умение передаво-сь мимикой или голосом характер то одного, то другого действующего лица: смотрителя, Трифопа, простака Ванюхи.

Все, за что моя дочь ни бралась, она делала с душой и задором. Одной из замечательных черт Клаши, я считаю, было чувство ответственности. В семье, в школе, в кругу друзей на нее всегда и во всем можно было положиться. Ее уважали и любили.

И внешне, и по характерам мои дочери мало походили одна па другую. Леля, худощавая, большеглазая, казалась немного замкнутой, суровой. Клаша была крепыш-кой, носила тугие косы. Взгляд ее всегда излучал задор, и все в ней дышало энергией. Сближало дочерей стремление выполнить задуманное, какие бы силы ни требовались для этого.

Клаша с детства, увлекалась спортом. В беге, плавании, игре в волейбол, в катании на лыжах ей не было равных среди островских девушек. В 1939 году она поступила в ленинградский физкультурный институт. Учеба давалась ей легко, хотя утомительные тренировки занимали много времени. А разве могла она остаться в стороне от общественной жизни? Ее друзья-студенты рассказывали мне, что в группе, где мою дочь выбрали комсоргом, собрания проходили интересно, жизнь била ключом. По воскресеньям студенты посещали музеи, театры. Лю-бимым Клашиным театром был оперный.

К сожалению, Клаша училась в институте недолго. У меня резко ухудшилось здоровье — девочки решили, что я не должна больше работать. Клаша вернулась в Остров и поступила старшей пионервожатой в свою родную школу.

Учителя и бывшие ученики школы до сих пор вспоминают, каким чутким, талантливым воспитателем была моя дочь. Не имея специального педагогического образования, она всегда могла увлечь ребят, организовать дело так, что результат превосходил все ожидания.

Именно в то время у Клаши появились новые спортивные увлечения — стрельба и конный спорт. Кроме то-то, она очень любила кататься на лыжах.

В январе или феврале 1940 года пионеры отправились в лыжный поход на озеро Гороховое. Легко и весело шли они вслед за своей вожатой. За лесом поднималась высокая гора. Ребята с трудом взошли на нее. Но где же лыжня? За ночь поземка замела ее. Проложить новую по целине нелегко. А тут крутой спуск. Но не возвращаться же обратно! Кто первый? Клаша, сильно оттолкнувшись палками, понеслась вниз. И не успел улечься снежный вихрь, как все ребята устремились за ней. Однако главное злоключение было впереди. Клаша хотела вернуться домой засветло. Надо было спешить. А тут, па беду, один из пионеров отстал. Все заволновались. Наконец появился отставший. Мальчик сломал лыжу и очень устал, догоняя отряд. Как теперь быть? Но Клаша нашла выход:

— Бери мои лыжи, а я на твоих доковыляю...

Еще сумерки не перешли в ночь, когда ребята вернулись в город.

Авторитет Клаши, вожатой, друга, старшего товарища, был велик как у пионеров, так и у выпускников-комсомольцев. Думаю, что моя дочь оказала немалое влияние на формирование личности тех юношей, которые с винтовками в руках прикрывали отход наших войск из города летом 1941 года. Именно эти комсомольцы, оставшиеся в городе, стали потом членами подпольной орга-низации, основателем и руководителем которой была моя дочь.

* * *

Гитлеровцы вошли в город 4 июля 1941 года. Я не успела эвакуироваться, хотя Клаша приложила немало сил, чтобы отправить меня с колонной беженцев к родственникам в Сошихинский район. Колонну расстреляли немецкие самолеты. Почти двое суток добирались мы с Олегом Серебренниковым, Клашиным товарищем, обратно. Если бы не этот юноша, я умерла бы где-нибудь в поле от страха и слабости.

Я знала, что моя дочь должна уйти с истребительным отрядом, который был создан в Острове еще в первые дни войны. Каково же было мое изумление, когда в дверях нашего дома меня встретила Клаша. Со слезами бросились мы друг к другу.

— Доченька! Почему ты в городе?

— Так получилось, мама...

Испуганная моим болезненным видом, дочь сразу принялась раздевать и укладывать меня в постель. Утомленная до продела, я уснула и встала только к вечеру. Клаши не было дома. Часов в двенадцать ночи я наконец услышала знакомый поворот ключа в замке.

— Где ты была, доченька? Почему так задержалась? Уж чего только я не передумала! Ведь по городу патрули ходят.

— Не беспокойся, мамочка. И ни о чем не спрашивай. Беды со мной не будет: ты знаешь— я везучая.

Уже укладываясь в постель, Клаша рассказала мне, как истребительный отряд уходил с боями из Острова. Во время перестрелки был ранен боец — комсомолец из Кла-шипой школы. Запамятовала я его фамилию — не то Смелков, не то Стрелков. Клаша оказалась рядом с ним. Пока она перевязывала его рану, отряд ушел далеко. Не в Клашином характере было бросать кого-то в беде. А о том, чтобы догнать отряд, не могло быть и речи: юноша потерял много крови, обессилел. Клаша помогла раненому добраться до дома его родных. А тут наступила ночь. Из города невозможно было выбраться. И ей пришлось остаться в Острове.

* * *

Долго не могла я набраться сил после болезни. Чтобы не тревожить меня, дочь не рассказывала мне, что она делает, куда уходит, с кем встречается. Но я своим материнским сердцем чувствовала, что Клаша начала какую-то важную, серьезную и очень опасную работу.

Тревожное наступило время. Леля была па фронте. Как узнать, жива ли, здорова ли она? Иногда нервы не выдерживали: не унять было слез. Тогда Клава садилась рядом со мной, обнимала, находила какие-то тихие, ласковые слова, и я успокаивалась.

В меру своих сил помогала
подпольщикам шестидесятилетняя женщина,
жительница города Острова
Евдокия Федоровна НАЗАРОВА
Фото 1970 года
В меру своих сил помогала подпольщикам шестидесятилетняя женщина, жительница города Острова Евдокия Федоровна НАЗАРОВА Фото 1970 года.


Еще в школе Клаша дружила с замечательной девушкой Милой Филипповой. Умная, начитанная, Мила была первой певуньей и плясуньей в компании молодежи. Помню, как задорно они с Клашей отплясывали «Яблочко». Это был замечательный номер. Одно время Мила работала корректором в районной газете, потом она стала инструктором райкома комсомола. Когда началась война, у Милы была уже трехлетняя дочурка.

Как я обрадовалась, когда Мила снова стала заходить к нам. Только мне показалось странным, что девушки о чем-то все время говорят вполголоса. Когда же я входила в комнату, они замолкали или начинали вдруг нарочито громко обсуждать городские новости: такого-то арестовали, такой-то пошел служить в полицию. Я присоединялась к разговору, но чувствовала, что мешаю им. Посидев немного, я уходила.

Однажды вечером (кажется, это было в конце августа) Клаша сказала мне:

— Завтра к нам придут мои друзья. Ты их всех знаешь, мамочка. Хотим потанцевать, попеть.

— Хорошо, доченька, делай, как считаешь нужным. Только время ныне не для веселья. Что соседи подумают!

— Ну и пусть решат, что это вечеринка. Так даже лучше...

Сварила, помню, я тогда картошки. Поставила на стол огурцы, капусту, яблоки. Клаша завела патефон: ждет своих друзей. Вот и они — всё десятиклассники из Клашиной школы: Лева Судаков, мой спаситель Олег Серебренников, Саша Митрофанов. Сашу я не видела с лота. Закончив школу, он уехал в Ленинград поступать в военное училище, но, как мне было известно, опоздал и вернулся в Остров. Пришла и Мила Филиппова. Стройная, красивая. Оглядела всех, сказала:

— Начинай, Клава. Ребята конечно, знают, что не для танцев мы собрались здесь...

Я вышла из комнаты, села на скамейку у дома. Сколько раз я сидела здесь летними вечерами. Сколько дум передумала. Но никогда па сердце у меня не было так тревожно, как в тот августовский вечер. Я понимала, что моя дочь начинает какую-то новую жизнь, что теперь она, эти мальчики, бывшие ее воспитанники, Мила Филиппова связаны одними мыслями, общей целью, единым делом. Но какую страшную и тяжкую ношу взяла она на себя! Ведь она теперь ответственна за них, за их будущее...

Комсомольцы уходили от нас по одному. Мила почему-то задержалась. Когда я вошла в комнату, она обняла меня:

— Евдокия Федоровна, дорогая, я понимаю, как вы беспокоитесь за Клаву, за нас. Поберегите себя. Не надо тревожиться...

Что я могла ответить ей? Что должна была сказать Клаше?.. Я просила их об одном: будьте осторожны, берегите себя, пожалейте нас, своих матерей.

С той встречи и начала работу подпольная комсомольская организация города Острова.

Я, конечно, не была посвящена в детали этой работы. Большинство имен членов организации, которая вскоре выросла до нескольких десятков человек, я узнала уже после войны. Но многие события проходили у меня перед глазами. У нас в доме собиралось руководящее ядро молодых подпольщиков. Ребята переписывали листовки, которые составляли Клаша и Мила. Потом они наклеивали их поверх немецких приказов и распоряжений. Часто листовки были предельно краткими: «Смерть немецким захватчикам! Победа будет за нами!» Эти листовки-призывы очень досаждали оккупационным властям. А жителей Острова они убеждали в том, что фашистам не удастся превратить советских людей в покорных рабов, что врагам не будет покоя на нашей земле.

Позже Клаша и ее друзья переписывали и распространяли листовки, которые сбрасывали летчики наших самолетов. И меня они привлекли к этому делу. Я передавала листовки надежным людям или незаметно подсовывала их на базаре в крестьянские возы и корзины.

А потом островские комсомольцы установили связь с партизанским командованием. Ряд операций подпольщики проводили по заданию партизан. Существенную помощь оказывали комсомольцы народным мстителям, добывая для них винтовки. Дело это было очень опасным: ведь немцы расстреливали без промедления каждого, у кого находили оружие. Но Клашины друзья действовали смело и осторожно.

Первыми стали собирать оружие молодые люди из деревни Рядобжа — Костя Дмитриев, Коля Михайлов и Нюра Иванова. Вскоре с ними познакомился комсомолец Саша Козловский, родители которого жили в селе Ногино. Саша рассказал об этой группе «оружейников» Клаше. По ее совету Козловский наладил связь с партизанами, условился, каким путем передавать им гранаты, винтовки и патроны, которые ребята подбирали на местах боев.

Были случаи, когда подпольщики снабжали оружием военнопленных, помогали им бежать из лагеря в партизанский отряд или переправиться через линию фронта.

Вскоре группы «оружейников» были созданы в деревнях Гараи и Глушни.

Правда, не очень долго пришлось ребятам собирать оружие. Все, что можно было найти в полях и лесах, они подобрали. Надо было искать другие пути помощи партизанам, спасать молодежь от угона в фашистское рабство, вести разъяснительную работу среди населения, всеми силами вредить захватчикам.

Подпольная организация собирала сведения о движении эшелонов по железной дороге, о расположении военных объектов в Острове и его окрестностях. Ребята передавали партизанам разведанные ими данные о размещении немецких частей и отрядов карателей в деревнях Островского района. Подпольщики срывали пропагандистские мероприятия, проводимые оккупационными властями. Так, на афишах, извещавших жителей об очередном гитлеровском кинобоевике, они писали: «Не хотим смотреть эти фильмы. Скоро придет наша Красная Армия— будем смотреть советские картины!» Комсомольцы срывали немецкие киноафиши.

Помню, как-то вечером пришел к нам Лева Судаков: лицо в саже, пальто прожжено во многих местах.

— Лева, ты никак с пожара!—испугалась я.

Клаша кинулась к нему:

— Ну что?.. Получилось?.. Ты молодец!..

Как выяснилось, Лева поджег склад, где находилась фашистская кинопродукция. Сгорели все вражеские пропагандистские фильмы. А сам Лева так старательно тушил пожар, что удостоился похвалы немецкого офицера.

Эта акция удалась потому, что Судаков имел доступ на склад. Он работал там сперва электромонтером, а потом киномехаником. Клаша неспроста требовала от членов подпольной организации, чтобы они подыскали себе работу у немцев. Только так можно было добывать ценные для партизанского командования сведения и наносить ощутимый урон оккупантам.

Саша Козловский скрепя сердце пошел служить в полицию. Он устроился охранником в лагерь, который немцы создали в бывшем Симанском монастыре. Сюда же, в лагерную канцелярию, поступила работать Нюра Иванова. Лагерь являлся своеобразным пересыльным пунктом, где содержались все те, кого немцы хотели отправить в Германию.

Подпольщики решили спасти юношей и девушек от угона в рабство. Комсомольцы достали где-то самогон, и Саша устроил для лагерной охраны попойку. Полицаи пили, не стесняясь. Когда надо было выстроить колонну для следования на станцию, многие из охранников еле стояли на ногах. Пришлось погрузить их в телегу. Когда колонна подошла к городу, полицаи, как говорится, уже лыка не вязали. Дальше медлить было нельзя. Саша пошел вдоль колонны, приговаривая:

- Разбегайтесь!.. Да побыстрее!.. И в разные стороны!..

Так, почти па виду всего города, были спасены от немецкой неволи сотни наших юношей и девушек.

Подпольщики предусмотрительно уничтожили все списки подлежавших отправке в Германию. Это сделала Егора Иванова. Помогал ей Саша Козловский.

После этого Саша уже не пользовался прежним доверием полицейской управы. За ним следили. И он решил не рисковать напрасно. Под предлогом, что ему необходимо быть при больных родителях, которые живут в селе Ногино, Козловский уволился из полиции.

Оставила службу в лагерной канцелярии и Нюра Иванова. По заданию подполья она устроилась в военное управление шоссейных дорог. Здесь девушка добывала сведения о передвижении вражеских войск, о планах ремонта мостов и других объектов. Собранные ею данные передавались в штаб партизанской бригады, который делал из них соответствующие выводы об ожидаемом пере-движении вражеских механизированных частей, о концентрации войск.

Не знаю, Клаша ли доставила партизанам сообщение о том, что намечается инспекционная поездка какого-то немецкого генерала, или через кого-то другого узнали они об этом, а только партизаны захватили в плен этого генерала. О том, какой дорогой он должен ехать, сколько с ним будет охраны — эти сведения раздобыла Нюра Иванова.

В дорожном управлении Нюра работала недолго. Оттуда она перешла на службу в полевую канцелярию одной из тыловых частей 16-й немецкой армии. Эта часть занималась в основном охраной коммуникаций и вела борьбу против партизан. Разведданные, которые, удавалось добыть комсомолке, очень ценились партизанским командованием: в них содержались сведения о готовящихся карательных операциях, о складах оружия, о численности гарнизонов на железнодорожных станциях в крупных населенных пунктах на юге Ленинградской области.

Людмила Филиппова работала официанткой в офицерской столовой. Она немного знала немецкий язык и понимала разговоры, которые велись за столами. Кроме того, она могла по форме одежды и знакам воинских различий определять, какие части находятся s Острове, квартирьеры каких соединений прибыли в город и, следовательно, какие подразделения находятся на марше. О своих наблюдениях она рассказывала Клаве, а та чаще всего через Сашу Козловского передавала их в штаб 3-й партизанской бригады.

Сама Клаша в то время работала в швейной мастерской. Это было удобное место для встреч с подпольщиками, для явок. У нас в доме такие встречи проводились редко. Ребята чаще всего собирались у Олега Серебренникова, а иногда — у Милы Филипповой. Удобным поводом для встречи были занятия кружка самодеятельности, который организовала с ведома немецких властей учительница Сошальская.

Кажется, в сентябре 1941 года моя дочь и Саша Козловский побывали в партизанском отряде. Мне Клаша об этом ничего не говорила. Сказала только, что ходила по деревням, надеясь купить картошки или муки, но безрезультатно: за деньги ничего не продают — только в обмен в а вещи. Но я догадалась, что отлучалась она из дома не за продуктами. Видимо, партизанские командиры подсказали ей, как должна действовать подпольная группа, с кем держать связь, какие сведения добыть в ближайшее время.

Вскоре комсомольцы подожгли здание средней школы № 1, где размещалась крупная полицейская часть, которая должна была участвовать в карательных операциях.

Клашины друзья и помощники доставали бланки немецких паспортов и других документов, необходимых партизанским и армейским разведчикам. Кроме того, подложные паспорта передавались советским военнопленным, бежавшим из лагеря.

Помню, Клаша как-то спросила меня, не осталось ли у нас каких-нибудь отцовских вещей. В сундуке я хранила костюм покойного мужа, рубашки, пальто. Мне они были дороги как память. Да и о черном дне нельзя было не думать. На вещи я надеялась выменять хлеб.

— Сейчас и есть черный день,— сказала мне в ответ на это дочь.—Только думать надо не о себе, а о тех, кому нужна наша помощь.

Я не стала спорить:

— Бери, коль считаешь нужным.

Одежду Клаша передала двум советским пленным командирам, которые собирались бежать из лагерного лазарета. Она снабдила их на дорогу едой, объяснила, как найти партизан.

Много позже я узнала, кого спасла моя Клаша. Это был летчик Иван Степанович Балков и медработник Архип Терентьевич Александров.

Постепенно накапливался опыт подготовки и организации побега военнопленных из госпиталя. Подпольщикам помогала врач Анастасия Ивановна Серебренникова — мать Олега. Через нее они передавали штатскую одежду для пленных, уславливались о месте встречи их с проводником. Обычно это был Саша Козловский. Он провел через линию фронта, направил к партизанам не одну группу беглецов из фашистского плена.

Наладив связь с партизанским штабом, подпольная организация стала более планомерно собирать сведения военного характера. Клашины друзья добывали секретные документы, вели наблюдение за перемещением воинских частей и складов. Они составили и передали партизанскому командованию несколько планов военных объектов в городе Острове и его окрестностях. Кроме того, им удалось выкрасть из штаба одной немецкой части важный оперативный план. Сделала это разведчица Нина Бережито.

Комсомольцы сообщили партизанам о том, что недалеко от станции Остров находится крупная нефтебаза. А спустя сутки или двое прилетели советские самолеты и разбомбили ее. В городе долго говорили об этом налете, восхищались тем, как метко сбросили наши летчики бомбы — будто кто им цель указал. Позже был подорван эшелон со снарядами, который стоял на станционных путях...

Больше месяца к нам не приходил Саша Козловский.

— Почему о себе ничего не сообщал? Где был? — строго спрашивала у него Клаша, когда он наконец появился.

Оказывается, Саша пришел из партизанского отряда. Он участвовал в разведывательном рейде, был ранен в руку. К счастью, пуля не задела кость.

— Как себя чувствуешь? Сможешь выполнить одно очень трудное задание?—допытывалась Клаша.

— Рука действует. Следовательно, причин оказываться от поручения нет.

— Другого ответа я от тебя не ожидала. Приходи завтра в мастерскую за час до закрытия...

Был сентябрь 1942 года.

В городе и в деревнях появлялись немецкие приказы один другого строже. За укрытие партизан — смерть! За помощь им продовольствием или одеждой — смерть! За неподчинение властям — смерть! В Острове и в деревнях были вывешены объявления: «Кто обезвредит партизан или узнает их точное месторасположение, способствуя воинским частям переловить их, будет награжден полевой комендатурой в Острове большой денежной наградой, а по желанию скотом и землей».

От подпольщиков требовалась предельная осторожность. Клаша и ее товарищи понимали это.. И все же... В тот сентябрьский вечер, когда Клаша назначила Саше Козловскому явку в мастерской, подпольщики обсуждали текст письма воинам Красной Армии. Его написал Лева Судаков. В нем говорилось о твердости духа патриотов, оказавшихся на временно оккупированной территории, о том, что враг с каждым днем все больше будет испытывать на себе силу ненависти советских людей. Это было письмо-клятва, письмо-отчет о боевых действиях островских подпольщиков. Оно кончалось следующими словами: «Мы даем клятву и слово свое сдержим. Ни виселицы, ни смерть нам не страшны. Мы служим Родине!» На собрании подпольщиков присутствовали многие члены Клашиной группы. Они решили, что письмо доставит за линию фронта Саша Козловский — смелый разведчик и опытный лазутчик, не раз ходивший по фронтовым тылам. Кроме письма он должен был передать советскому командованию бланки немецких паспортов, газеты, издававшиеся оккупационными властями, и схему размещения военных объектов и зенитных батарей в Острове.

Вместе с Сашей отправились скрывавшаяся от фашистов Ева Хайкина и военнопленные Воронов и Овчинников. Под Демянском группа Саши Козловского наткнулась на засаду. Завязалась перестрелка. Враги окружили смельчаков, предлагая им сдаться. Саша Козловский- подорвал себя последней гранатой. Тяжело раненная Ева Хайкина слабеющей рукой успела поднести ко рту яд и проглотила его. Овчинников и Воронов были взяты карателями и привезены в островскую тюрьму.

А потом начались аресты. Гестаповцы арестовали тех, кто был еа проводах группы в деревне Ногино: Клашу, Нюру Иванову, Костю Дмитриева, Колю Михайлова и родителей Саши Козловского. Их выдал предатель. Кто он? Об этом только можно гадать.

Посадили в тюрьму и меня. Допрашивали. Все хотели выведать, была ли связана Клаша с партизанами, кто ей помогал. Вел допросы начальник 822-й полевой комендатуры Карл Зассе. Этот лютый зверь бил меня. Но я молчала. В конце концов меня вынуждены были выпустить из тюрьмы.

В минуты свиданий с Клашей я узнала, что ее пытали особенно жестоко. Однако враги не смогли сломить волю моей дочери.

— Ты, мама, не волнуйся. Нас должны выпустить,— говорила она, хотя знала, что этого не будет. Измученная пытками, бессонницей, голодом, она еще находила для меня слова утешения. На последнем нашем свидании Клаша попросила принести ей зеркальце. Видимо, она знала, что враги устроят публичную казнь, и не хотела, чтобы жители Острова видели ее сломленной. А может, просьбой о зеркальце она думала уверить меня, что все хорошо к что ей будет сохранена жизнь.

12 декабря 1942 года на городской площади, куда гитлеровцы согнали сотни жителей, были казнены моя дочь Клаша и Нюра Иванова. На это страшное зрелище фашисты привезли и других приговоренных к смерти: родителей Саши Козловского, Дмитриева и Михайлова. Надежда Дмитриевна и Николай Семенович были казнены в деревне Ногино, Костя Дмитриев и Коля Михайлов — в их родной деревне Рядобже.

Только через три дня фашисты разрешили мне похоронить дочь. Гитлеровцы думали, что на похоронах будут только ее друзья и близкие, а проводить ее на кладбище пришли очень многие. Жители Острова не испугались угроз полицаев.

После казни Клаши ее товарищи не прекратили борьбу. Подпольщиками теперь руководила Людмила Филиппова. Они распространяли среди населения сводки Советского Информбюро, а также листовки, рассказывавшие о положении на фронтах и содержавшие призывы не подчиняться захватчикам, вредить им как только можно. Подпольщики добывали для партизан и командования Ленинградским фронтом сведения о движении эшелонов, о месте расположения фашистских воинских соединений. Олег Серебренников взорвал трансформаторную будку, через которую подавался ток с электростанции лесопильного завода в казармы и воинские ремонтные мастерские в Острове. Пять дней гитлеровцам пришлось потратить па восстановление трансформаторов.

Сашу, Олега, Леву Судакова, Милу Филиппову и советскую разведчицу Зою Круглову (Байгер), через которую группа Милы поддерживала связь с командованием нашей армии, фашисты расстреляли 9 сентября 1943 года в лесу, недалеко от Острова.

Доблестно прожили они свои недолгие жизни.

Моей дочери посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Ее имя, так же как имена всех славных борцов за свободу нашей Родины, осталось навечно в народной памяти.


<< Назад Вперёд >>