Невыдуманный рассказ о Якове Павлове, Светлане Кубановской и Володе Федорове подходит к концу. Всех троих я видел летом тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года в Волгограде. Незадолго до этого на Мамаевом кургане Волгограда высились решетчатые леса огромной стройки. Но это были необычные леса, совсем непохожие на те, что как бы обнимают будущий дом или завод. За перекрытиями лесов угадывались фигуры великанов. Да, великанов, иначе не назовешь эти монументы, видные далеко-далеко — за десятки километров.

Потом был открыт памятник погибшим за Сталинград — необычный памятник, доселе невиданный.

Человек-великан с гранатой в одной руке и автоматом в другой стоит на высокой гранитной скале в начале подъема на Мамаев курган, как бы начертав на камне: «Стоять насмерть».

Эти же слова в дни войны высекли на стене солдаты — защитники Дома Павлова.

И вот уже стали поступать из Волгограда сообщения о том, что теплоходы и самолеты, поезда и автобусы, хотя число их увеличено втрое, вдесятеро, не могут вместить всех желающих поклониться героям, стоявшим насмерть и отстоявшим нашу землю.

Было подсчитано, что только за два года памятник в Волгограде посетило восемь миллионов человек. Земля, которая в годы войны была пропитана кровью бойцов за Сталинград, теперь усеяна цветами. И среди этого пестрого цветочного ковра то там, то тут белели листки, на которых люди, пришедшие поклониться памяти героев, оставляли короткие записи своих мыслей и чувств.

Павлов поднял один из таких листков и прочитал там две строчки, написанные так, как пишут, когда от волнения дрожит рука:

«Не нахожу слов, слезы — мои слова. Шофер таксомоторного парка № 13 города Москвы Кузнецов В. И. Здесь был и воевал».

Людей так много на лестницах, ведущих к высотам великой битвы, что Павлову приходилось протискиваться или часто останавливаться, чтобы пропустить людской поток. В этом потоке старики и люди средних лет. Но очень много молодежи. И всюду — на огромной, многокилометровой площади героев, и в «Зале воинской славы», и возле каждого из памятников — цветы, цветы, цветы и белые листки записок. Во многих записках просьба пионеров: «Разрешите стоять в карауле у Вечного огня». Те, кто писал это, видимо, побывали с такой просьбой уже везде, где только можно было, и под конец оставили эту свою мольбу со своим адресом прямо здесь, на площади героев. Пусть только пришлют им открытку, где будет написано, что разрешено стоять у Вечного огня, и каждый из них приедет сюда хоть за тысячу километров.

Яков Федотович прочитал всего несколько записок из сотен белых листков:

«Преклоняемся перед подвигом наших героев-братьев, отцов во время Великой Отечественной войны. Комсомольцы из Охотска, Хабаровского края».

«Эти ребята, — подумал Павлов, — проехали не одну тысячу километров, чтобы побывать здесь».

А вот что написали комсомольцы Красноперекопска:

«Мы, молодые поколения, чтим память своих отцов, стоявших насмерть за нашу Родину. Мы будем продолжать дело своих отцов, И этот исторический памятник увеличит наши силы в строительстве коммунизма. Это посещение памятника запомнится нам на всю жизнь».

В то лето мы условились встретиться с Павловым там, где пятьдесят восемь дней провел он в огне. Конечно, подошли мы и к Вечному огню, и нам рассказали о Светлане Кубановской и ее сыне, который стоял здесь в карауле, хотя по рождению он не волгоградец, а ленинградец. Мы с Яковом Федотовичем бросились искать Светлану Кубановскую-Федорову и ее сына Володю, но узнали только, что вечерним поездом они уезжают обратно в Ленинград.

До отхода поезда оставалось двадцать минут. Узнали мы обо всем этом в гостинице, от которой до вокзала было чуть больше километра. Мы тут же торопливо пошли на вокзал. Известно, что собственные ноги самый надежный вид передвижения: они не подведут, как это может случиться с переполненными автобусами или запоздавшим трамваем.

— Успеем, — уверенно сказал Яков Федотович.

Машины с зеленым огоньком не было видно, и мы шли, все ускоряя ход. Может быть, и побежали бы, но не тот у нас уже возраст.

На перроне увидели, что к составу подают электровоз. Номер вагона мы не знали, но, идя вдоль состава, надеялись, что мальчонка будет смотреть из окна вагона на перрон.

Так оно и оказалось. Мы увидели лохматую голову мальчика, будто была она вся в крупных желтых стружках.

— Вова! — крикнул Яков Федотович, хотя ни он, ни я сына Светланы до этого не видели.

Мальчик откликнулся:

— Я!

Мы подошли к окну.

До отправления поезда оставалось три минуты.

— Где мама? — спросил Яков Федотович.

В это время в окне показалась Светлана. Она вскрикнула.

— Яков Федотович, вот встреча. Вы в Ленинград?

— Нет, пришел проводить тебя. Ну как ты?

— Хорошо, Яков Федотович, все хорошо.

Она обняла и прижала к себе Вову.

— Дружите? — спросил Павлов.

Светлана нагнулась и вопросительно посмотрела на сына.

Заливисто засвистал главный, и в ответ гуднул электровоз. В этом шуме утонул ответ Светланы.

Поезд тронулся, и я видел, как долго махал нам рукой Вова.

Хочется думать, что поездка Светланы с сыном в Волгоград не прошла для Володи бесследно.

Ведь здесь люди стояли насмерть, отдавая свою жизнь за то, чтобы жил Володя и миллионы таких, как он; ведь здесь каждый воин был героем, каким оказался в мирное время и отец Володи...

<< Назад

К оглавлению >>