Через год после начала Великой Отечественной войны в лагерь прибыл первый большой транспорт женщин из Советского Союза.

Они стояли перед баней в колонне по десять человек и ждали, что будет дальше. Никаких вещей у них с собой не было. Грязные платья, серые лица, глубоко запавшие глаза.

В сопровождении старшей надзирательницы Бинц к женщинам, чтобы их «освидетельствовать», приблизился, гордо вышагивая, начальник лагеря Бройнинг — тощий «ариец». Его высокие сапоги блестели, как лакированные, сшитая на заказ форма плотно облегала фигуру; над узким лбом на высоком околыше фуражки блестел орел с ненавистной свастикой в когтях. Господин над жизнью и смертью лагерных узниц, презрительно улыбаясь, остановился, расставив ноги перед прибывшими, и приказал: — Кто не умеет читать и писать, шаг вперед! Никто не пошевелился, и он, конечно, подумал, что его не поняли. Тогда он насмешливо показал на ботинки одной из девушек и сказал:

— Плохие ботинки!

Девушка ответила:

— Меня забрали прямо с поля, с работы, не пустили домой попрощаться, взять одежду и обувь.

Другой он сказал:

— Ну и грязна же ты!

— Меня взяли на улице. Четыре недели ехали в вагоне для скота. Говорили, на границе дадут одежду, но мы ничего не получили.

- Черт побери, ведь банда говорит по-немецки! — сказал Бройшшг старшей надзирательнице. Шествуя вдоль рядов, он вдруг, остановившись перед худенькой маленькой девушкой, с издевкой сказал:

- Наверно, тебя твой Сталин плохо кормил?

Та, гордо выпрямившись, ответила:

— Господин комендант, у своей мамы я ела много вкусного белого хлеба, много яиц, много сала, много колбасы и мяса, но у нашего Сталина, к сожалению, еще не имела чести быть в гостях.

Словно пронзенный током, Бройнинг обернулся к старшей надзирательнице, прохрипел:

— На эту обратить особое внимание,— и быстро зашагал в свое бюро. Такой урок получил «ариец» от маленькой русской девочки. Но еще более крепкие уроки ему предстояло получить от Красной Армии.

Мы решили спасти Таню — так звали юную девушку — от мести начальника лагеря. В тот же вечер нам удалось поселить ее и еще одну пятнадцатилетнюю девушку в нашем блоке. Мы нашли для обеих работу, при которой они не попадались на глаза старшей надзирательнице.

Чем могли, мы баловали их. Таня была из Ленинграда, а Лида из Запорожья. У них появились лагерные мамы, которые заботились о них как о родных дочерях. Так крепли чувства международной солидарности, сердечной дружбы, живущие и поныне.