А. Колосов
БЕГОМЛЬСКИЕ ЗОРИ

Герой Советского Союза МАНКОВИЧ Степан Степанович

   Над лесом занималась утренняя заря. Нижний краешек неба порозовел, чуть повыше разлилась нежная зеленоватая полоска, скоро она размылась, незаметно перешла в синюю, а затем подернулась фиолетовым отливом. Над деревней же еще стояла чернильная темень. Степан Степанович Манкович не замечал красивой картины рождения нового дня. Перед его глазами стояли плачущие дети, жена, избитая и поседевшая, томящаяся в фашистской тюрьме... Он думал о страданиях народа. "Темно. Солнце у нас чужеземцы украли",- беззвучно повторял он слова, услышанные от женщин деревни Осетище.
   Да и впрямь стало совсем темно. Холодный северный ветер усилился, нагнал тучи, и вскоре зашумела, закрутилась колючая метель. Утренняя заря потонула в снежной пыли.
   Степан Манкович и Иван Вашкевич с трудом пробирались по лесу, глубоко проваливаясь в снег. Они шли к острову Аменек на Домжерицком озере, где предполагалось создать первую партизанскую базу.
   Иван запнулся за корягу, упал и ударился о дерево.
   - У, черт,- выругался он.- Разыгралась, проклятая... Под самым носом ничего не видно.
   - Ты очки надень,- усмехнулся Манкович.
   - Хватит шутить-то,- рассердился Иван.- Пора и забыть...
   Степан громко рассмеялся. Он вспомнил, как в прошлом году группа подпольщиков напала на пятерых немецких велосипедистов. У Ивана тогда оружия еще не было, на боевую операцию он вышел с колом. Но в горячке боя и про кол забыл, выскочил на дорогу и с голыми руками бросился на фашиста. Вашкевич с такой силой ударил солдата по переносице, что тот крякнул и, словно подрубленный, упал на землю. Иван почувствовал боль в руке, поглядел - кровь. В чем дело? Оказалось, он ударил фашиста по очкам и разбил их вдребезги.
   - Эх, Ваня,- подсмеивались над ним после товарищи.- Добро испортил. Пригодились бы...
   С тех пор стоило Вашкевичу вечером или ночью пожаловаться на темноту, как партизаны подкусывали его шуткой: "Надень очки!"
   От шутки Степану Степановичу стало легче, боль чуточку отпустила сердце. Он вернулся в свое нормальное состояние. А оно у партийного работника-подпольщика известно какое: постоянные думы и заботы о людях, о том, как организовать, сплотить и поднять их на борьбу с ненавистным врагом.
   Прошло семь месяцев с того черного дня, как фашисты ворвались на Бегомлыцину. Семь страшных, кровавых, нечеловечески тяжелых месяцев! Сначала почти невозможно было разобраться в обстановке: по дорогам пылили вражеские колонны, громыхали пушки и танки, деревни опустели - одни жители скрывались в лесу, другие подались на восток, всюду завязывались жестокие схватки - это наши бойцы, оказавшиеся в неприятельском тылу, пробивались к своим...
   В те дни, находясь в лесу возле деревни Домжерицы, Степан Степанович прислушивался к грохоту войны и размышлял: с чего начать партийную работу в этой неразберихе? Он имел указание Минского обкома партии остаться на оккупированной территории и обеспечить партийное руководство борьбой населения с гитлеровскими захватчиками. Как лучше сделать - это секретарь должен решить сам. Партия учит коммунистов в любой обстановке быть в гуще масс, вместе с народом, деля с ним и радости и горести. Так Манкович и поступил. Степан побывал в Домжерицах, Кветче, Осетище, Савском Бору и других деревнях, разыскал многих коммунистов и беспартийных активистов, которых райком оставил в тылу врага, и наметил день совместной встречи с ними.
   В назначенный вечер в дом председателя сельпо, секретаря партийной организации Домжерицкого сельсовета Михаила Кульбы пришли коммунисты Степан Манкович, Хари-тон и Иван Вашкевичи, Иван Климановский, Егор Хацкевич, Павел Автушко, Винцесь Остапкович, Леон Янковский, Андрей Автушко, Федор Хацкевич, Афанасий Шило, Семен Брикун, Семен Керко, Кузьма Хацкевич, Максим Литовка, Иван Кудерко. Всего 17 человек.
   Бойцы-единомышленники договорились о методах партийной работы в тылу врага и способах борьбы с фашистскими оккупантами. Было решено создать в деревнях боевые подпольные группы, которые пока оставались бы на местах, но входили в один партизанский отряд, с единым командованием.
   - В наших деревнях осело немало командиров Красной Армии и красноармейцев,- сказал секретарь райкома Степан Манкович.- Эти товарищи не смогли пересечь линию фронта, но они не намерены складывать оружие, готовы биться с врагом в его тылу. Этих людей мы должны вовлечь в боевые группы. Нам крайне необходимы кадры, хорошо знающие военное дело.
   Собрание согласилось с мнением партийного руководителя. Степан Степанович первым показал пример умения и чуткости при подборе опытных кадров. В деревне Домжерицы он познакомился с лейтенантом Романом Аполлонови-чем Дьяковым, через него установил связь с политруком Андреем Ефимовичем Черновым. Эти товарищи с готовностью взялись за выполнение партийных поручений: ходили на связь с другими воинами Красной Армии, собирали на местах былых боев оружие, участвовали в засадах. Чувствовалось, что они смелые, мужественные бойцы. И когда на очередном партийном собрании зашла речь о назначении руководителей отряда, то командиром его был единодушно назван Дьяков, Манковича утвердили комиссаром, а Чернова избрали секретарем партийного бюро. В отряде были и местные люди и знающие военное дело товарищи. Это во многом обеспечило с первых же шагов успех партизанской борьбы на Бегомлыцине. Партизаны нападали на мелкие вражеские подразделения, продвигавшиеся к фронту, обстреливали автомашины, устраивали засады и лесные завалы на дорогах, распространяли листовки, которые писали от руки и печатали на машинке, принесенной машинисткой райкома партии Антониной Березка.
   Борьба разгоралась не на жизнь, а на смерть. В неравной схватке с врагом погибли коммунисты Юрий Хацкевич, Владимир Белый и комсомолец Иван Хацкевич из деревни Кветча. Мученическую смерть принял один из активных подпольщиков, Михаил Кульба. Враги долго истязали и пытали его. Коммунист стойко перенес все муки, не вымолвил ни слова. И лишь стоя под виселицей (его повесили), он крикнул гитлеровцам:
   - И для вас веревка найдется!
   Чуть не погиб и Степан Степанович Манкович. Под деревней Мстиж, где он ночью встречался с подпольщиками, его заметили враги. Манкович сумел запутать следы и скрылся в болотных зарослях. Больше часу просидел он в ледяной воде, ожидая, пока уйдут преследователи, а потом едва нашел в себе силы выбраться на пригорок. Несколько дней Степана Степановича бил озноб, но он не поддался болезни - ходил на связи с руководителями боевых групп, инструктировал их, давал указания. Люди ждали секретаря райкома, и не прийти к ним было нельзя.
   ...Метель начала стихать.
   - Хоть бы побыстрее кончилась,- сказал Иван Ваш-кевич.
   - Да, хорошо бы, а то умаемся без толку,- согласился Манкович.
   До острова Аменек оставалось совсем немного. Степан Степанович хоть и сильно устал, но хотел не только осмотреть место будущей партизанской базы, а и побродить по лесу вокруг - авось встретятся москвичи. О них Манковичу еще неделю тому назад сообщил коммунист Павел Автушко из Домжериц.
   "В лесу возле нашей деревни встретил,- говорил Павел.- Пять человек, в белых маскхалатах, с автоматами. Сказывали: из Москвы они, о партизанах спрашивали. Да ведь без вашего разрешения я довериться им не мог..."
   Едва Манкович и Вашкевич выбрались из густого лозняка и вошли в сосновый бор, как их остановил громкий голос:
   - Стой!
   Подпольщики в одно мгновение спрятались за деревьями, выхватили пистолеты и приготовились к бою.
   - Выходи! - настойчиво требовал голос.
   - Свои! - крикнул Манкович.
   - Выходи! Стрелять буду!
   - Наверное, москвичи. Выходи, Иван,- приказал Манкович и сам первый вышел из-за сосны. И тут только он заметил метрах в двадцати впереди, у куста, человека в белом маскировочном халате и с автоматом наготове. Человек стоял на коленях, видимо приготовился к стрельбе.
   - Сашка, сюда! - крикнул он, оглянувшись назад.- Здесь пришли какие-то.
   Через несколько минут в снежной пелене вырос тот, кого часовой называл Сашкой.
   - Кто такие? - сурово спросил Сашка, тяжело дыша.
   - Партизаны,- ответил Степан Степанович.- А вы кто?
   - Мы тоже партизаны. Из Москвы,- пояснил Сашка, пропуская пришельцев вперед себя.
   Поднявшись на пригорок, Манкович и Вашкевич увидели лежащих на снегу людей в маскхалатах. Их было семеро, они лежали вразброс, так, как обычно занимают круговую оборону.
   - Почему же они лежат? - спросил Вашкевич.
   - Обмороженные. Подняться не могут,- пояснил Александр.- Нас только двое ходячих: я да Иван Балуев, что на посту.
   - А если бы немцы на вас? - удивленно спросил Манкович.
   - Если бы немцы! - пожал плечами москвич.- Встретили бы. Не взяли бы нас немцы живыми.- Он поглядел на своих подчиненных и скомандовал: - Отбой!
   Ребята зашевелились и поползли, кто по пластунски, кто на четвереньках, к шалашу, возле которого лежала груда остывших углей. Степан Манкович с восхищением смотрел на московских партизан. Подумать только: люди с отмороженными руками и ногами, неспособные подняться, несут боевую службу, выползают на боевые позиции, готовы умереть, но не сдаться врагу!
   - А ну-ка, Иван, в деревню,- распорядился наконец Манкович, придя в себя.- Достань самогонки хоть из-под земли. Подлечить хлопцев надо.
   - Что вы? Погибнуть может человек из-за этой самогонки! - вмешался Александр.
   - Молчи уж,- обрезал его Вашкевич.- Из-за самогонки... Ребят спасать нужно.- Иван скрылся в лесу.
   А Степан Степанович начал заготовлять хворост. За ним потащился было и Александр, но Манкович остановил его:
   - Сиди отдыхай. Я один.
   Вскоре весело затрещал костер. Кверху взметнулось горячее пламя. Хлопцы отогрелись, повеселели. К ним подсел и Степан Степанович.
   - Что же вы здесь делаете?
   - Ждем своих. Отряд ушел в сторону Борисова, на разведку,- ответил Александр.
   - Как же вас могли бросить товарищи? - возмутился Манкович.
   - Не бросили они,- заговорил широкоплечий, чернокудрый парень, который первым отогрелся и присел, протянув ноги к огню.- Командир Иван Кузин не хотел из-за нас идти в Борисов. Да мы что, разве не понимаем? Разве госпиталь сюда пришли устраивать? Воевать надо, задачу выполнять.
   - Уговорили мы командира,- добавил Сашка.- Увел он отряд, а нам приказал ждать. Мы и ждем.
   Степан Степанович угостил хлопцев махоркой. Часа через три вернулся Вашкевич. Он притащил большую бутыль самогонки и огромный узел, в котором оказались варежки, портянки, две шубы, шерстяные платки. Иван тут же превратился в доктора: растирал ребятам почерневшие руки и ноги, обвязывал их теплыми портянками, двоих хлопцев, самых слабых, закутал в шубы.
   Манкович договорился с новыми друзьями, что их через день перенесут в деревню Кветча, а сам с Иваном направился на остров Аменек.
   - Ну и орлы,- не переставал удивляться Степан Степанович.- С такими можно в огонь и в воду...
   Через неделю - это было в начале марта 1942 года - все боевые группы, за исключением партизан-связных, вышли из деревень и сосредоточились в Домжерицком лесу, на базе. В этом лесу и произошла встреча с отрядом Ивана Кузина, вернувшимся из-под Борисова. Собралось свыше сотни бойцов.
   - Что ж, товарищ Кузин,- сказал Манкович командиру московского отряда,- надо начинать. Сила у нас большая.
   Было решено нанести первый удар по вражескому гарнизону в Домжерицах, который закрывал партизанам выход иа леса. Дьяков и Кузин приступили к разработке плана операции.
   - А я схожу в Бегомль. Свой человек у меня там. Может, и подсобит чем.- И Степан Степанович направился глухими тропинками в районный центр.
   В Домжерицах жил подпольщик комсомолец Иван Маш-кевич, который по заданию секретаря райкома партии устроился на работу в полицию. С виду он паренек неприметный, но ума на троих хватит. Правда, когда Степан Степанович предложил ему пойти в полицию, он сначала отказывался. "Не хочу,- говорит,- брать позор на свою душу".
   - Ты там очень нужен нам,- убеждал его Манкович.
   - Но я же комсомолец,- возражал парень.
   - Вот поэтому и надеемся на тебя...
   Ванюшка устроился в полицию и быстро вошел в курс дела. Через два месяца он уже работал секретарем в полицейском управлении. От Машкевича секретарь райкома получал точные сведения о намерениях немецких оккупационных властей и полиции...
   Степан Степанович пришел на окраину городка поздним вечером и через час уже беседовал с Иваном Машкевичем.
   - Жену вашу, Ефросинью Никитичну, отпустили,- сообщил первым делом подпольщик.- Сам начальник полиции Орлов настоял. У-у, хитрая бестия! "Успеем,- говорит,- пристукнуть, пусть пока для приманки в Бедино побудет. Придет к ней муж, обязательно придет. Подстережем!" Так что будьте осторожнее, Степан Степанович,- предупредил Иван Манковича, который был очень доволен этим известием и улыбался.- И еще одна новость: меня назначили комендантом Домжерицкого гарнизона. Завтра еду принимать свое "войско".
   - Да ну,- обрадовался Манкович.- Надо бы лучше, да некуда. Ведь мы громить этот гарнизон собрались.
   Манкович и Машкевич просидели до первых петухов. Степан Степанович ушел в отряд с новым планом уничтожения гарнизона.
   События дальше развивались так. Новый комендант Домжерицкого гарнизона решил "смочить" свое назначение. В один из вечеров в самую просторную хату собрались представители его "войска". Шесть немецких солдат во главе с ефрейтором сидели на почетных местах - в красном углу, под иконами. Рядом с немцами восседали начальник полиции Орлов и его заместитель Зубарев. Водка лилась рекой. Стекла в окнах дребезжали от пьяных тостов и залихватских криков. К полуночи, когда веселье утихло и гости, как говорят, лыка не вязали, комендант Иван Машкевич вышел проверять посты. Вдали послышался скрип обоза.
   - Не партизаны ли? - испуганно спросил часовой.
   - Тише. Подождем, проверим,- успокоил его комен- дант.
   На дороге показались три санные подводы. Впереди размашистым шагом шел человек в полушубке. Иван сразу же признал в нем Степана Степановича Манковича.
   - Видать, спекулянты,- повернулся он к часовому и вырвал у него винтовку.
   Комендант встретил обоз и спокойно доложил Манко-вичу:
   - Все в порядке, товарищ комиссар. Можно ехать дальше.
   Возле дома, где пировали немцы и полицейские, обоз остановился. И в тот же миг с саней из-под брезентов выскочили партизаны. В окна полетели гранаты. Из дверей на улицу выбежало несколько обезумевших от страха оккупантов, но все они легли возле крыльца под партизанскими пулями.
   Через несколько минут было все кончено.
   - А как мне теперь быть, Степан Степанович? - спросил Машкевич.
   - Спасибо тебе, Ванюша. Ты свое дело сделал. Оставайся в отряде.- Манкович крепко пожал руку отважному подпольщику.
   О разгроме вражеского гарнизона в Домжерицах быстро узнал весь район. Победа воодушевила людей. И они потянулись в партизаны. В лес приходили молодые и пожилые, с оружием и без оружия, но одинаково готовые к жестоким схваткам с врагом. Пришлось создать еще один отряд. Во главе его стал лейтенант Красной Армии Николай Лунчев.
   - Нашего полку прибыло,- говорили бойцы. Ходили они довольные - ведь сколько силы прибавилось!
   Командиры и политработники задумались: как же лучше использовать эту силу?
   - Отрядам нужно действовать сообща, в тесной взаимосвязи, под общим руководством,- высказал мысль Манкович.
   - Давайте создадим партизанскую бригаду,- сказал Роман Дьяков.- Посмотрим, если такая форма оправдает себя, то попросим Центральный Комитет КП(б)Б утвердить наше формирование.
   На том и порешили. Командиром бригады назначили лейтенанта Дьякова Романа Аполлоновича, комиссаром - Манковича Степана Степановича, помощником комиссара по комсомолу - Дернушкоза Феофана Игнатьевича. Секретарем партбюро бригады был утвержден Чернов Андрей Ефимович. На этом лее партийном собрании в состав бюро подпольного райкома партии были избраны Степан Манкович, Андрей Чернов, Феофан Дернушков, комиссар первого отряда Спиридон Бордздыка и комиссар второго отряда Степан Мальчик. Вместо Дьякова командовать первым отрядом стал Лунчев, второй отряд возглавил Гунин.
   Летом во второй год войны партизаны разгромили 12 вражеских гарнизонов, в том числе такие крупные, как Березинский и Мстижский. В бою под Березиной партизаны взорвали и сожгли деревянный мост через реку, а сами, совершив смелый маневр, преодолели ее вброд в другом месте и напали на врага там, где он их не ожидал. Стремительность, неудержимый напор, беззаветная отвага решили исход дела: 250 партизан, в основном лишь с винтовками, захватили сильно укрепленный вражеский гарнизон, в котором находилось 150 солдат и офицеров противника, вооруженных пулеметами и минометами.
   К концу лета 1942 года вся Бегомлыцина, за исключением районного центра, была освобождена от немецко-фашистских захватчиков. Образовалась обширная партизанская зона площадью свыше 2 тысяч квадратных километров с 400 населенными пунктами. Партизанские отряды вышли из лесов и разместились в деревнях, по границам зоны. В районе восстановили телефонную связь, пустили в ход несколько мельниц, создали продовольственные базы. Все фашистские распоряжения и приказы были отменены. В районе действовали советские законы. Райкому партии пришлось заниматься необычными для военного времени делами: он руководил уборкой урожая, составлял разнарядки по заготовке продуктов, выделял бойцов для оказания помощи крестьянам в проведении полевых работ, создавал школы для сельских ребятишек, отпускал жителям лес для строительства...
   Весть о создании советской зоны разнеслась далеко вокруг. На Бегомлыцину шли люди из окрестных мест - из Молодечно и Глубокого, Докшиц и Борисова, Холопенич и Лепеля... В строй становились новые сотни бойцов. Райком партии создал еще два крупных отряда - третий и четвертый - во главе с командирами и комиссарами Михаилом Афанасьевым, Герасимом Шараевым, Прокофием Пивова-ровым и Иваном Климанским. В октябре 1942 года бригада была окончательно оформлена.
   - Неплохо бы как-то назвать нашу бригаду, а то она ни номера, ни имени не имеет,- поговаривали партизаны.
   Этот вопрос специально обсуждался на бюро райкома партии.
   - Многие из нас любят песню про матроса-партизана Железняка,- сказал на заседании Степан Степанович.- Герой был балтийский матрос Анатолий Железняков, Ленин хорошо его знал... Мне думается, носить такое имя для нас было бы честью.
   С мнением комиссара все согласились. Так на севере Минщины появилась бригада "Железняк".
   Бывая в отрядах, комиссар бригады стал замечать: о чем бы ни говорили партизаны, они обязательно в разговоре упоминали Бегомль. У всех было одно желание: разгромить этот гарнизон, последний опорный пункт оккупантов в районе. В нем за укреплениями пряталось около 200 вражеских солдат и офицеров. Гарнизон, что паук, вцепился в перекрестие дорог, идущих на Плещеницы, Борисов, Лепель и Докшицы, и очень сильно мешал партизанам. Враг часто делал налеты на ближайшие деревни, грабил их, уводил в плен жителей и, совершив свое гнусное дело, снова уползал под защиту огневых точек, высоких брустверов окопов и траншей. Одним словом, орешек твердый, его просто так не раскусишь...
   Командование бригады начало усиленную подготовку к операции. Партизанские дозоры маячили в виду Бегомля. Разведчики пробирались по ночам на окраины городка, упорно и настойчиво выявляя систему обороны противника. Была установлена прочная связь с подпольщиками, жившими в районном центре. Они добывали ценные сведения. Особенно много сделали подпольщики, пробравшиеся по заданию райкома в бегомльскую полицию,- Иван Автушко и Леон Яновский из деревни Савский Бор. Партизанские артиллеристы - в бригаде были две противотанковые пушки, найденные еще в 1941 году на поле боя,- частенько обстреливали гарнизон, вызывая нервозность у противника. В отрядах родился боевой девиз: "Разгром бегомльского гарнизона - лучшая помощь фронту".
   К зиме подготовка к операции была закончена. В ночь на 17 декабря гарнизон был окружен со всех сторон. Партизанские засады перерезали дороги, ведущие в Бегомль из вражеских гарнизонов, расположенных в районных центрах Докшицы, Лепель, Борисов и Плещеницы. Бойцы, засевшие в засадах, дали клятву: биться до последнего, но не пропустить подкреплений противника в Бегомль. Остальные заняли позиции для наступления на подступах к гарнизону.
   Погода не благоприятствовала партизанам. Было тихо, па небе вышла луна. Хрустнет ветка - слышно издалека. Степан Стапанович Манкович пришел на позиции первого отряда. Бойцы лежали в снегу, прячась за корневищами и пнями. Впереди за опушкой чернел городок. Многие дома были сожжены, торчали лишь печные трубы. Из гарнизона изредка доносится лай собак. Кое-где вспыхивали огоньки - видать, курили часовые и патрули.
   Комиссар бригады подходил то к одному, то к другому бойцу, беседовал непринужденно, спрашивал о настроении, о семье, не бряцают ли патроны в сумке, не жмут ли сапоги, проверял, знает ли боец свою задачу. Спокойный тон разговора да и сам вид комиссара, деловой, сосредоточенный, действовали на партизан воодушевляюще.
   - К домам и заборам ближе прижимайтесь, в тень старайтесь попасть, чтобы вас противник не видел, а вы его видели,- советовал Степан Степанович.
   Безоблачное ночное небо с треском разрезала зеленая ракета. И ударили партизанские пушки. Партизаны быстро выдвинулись на рубеж атаки. И вот уже послышался голос командира отряда Николая Лунчева:
   - Вперед!
   Боевая цепь устремилась к городку. На северной, восточной и западной окраинах гарнизона затрещали выстрелы, оттуда донеслось приглушенное выстрелами и расстоянием долгое, раскатистое "ура". Это пошли в атаку второй, третий и четвертый отряды.
   - За мной, ура-а-а! - вырвался вперед комиссар первого отряда Спиридон Бордздыка, бывший председатель сельсовета.
   Отряд лавиной катился на южную окраину городка.
   - Ур-а-а! - гремело вокруг в треске автоматных очередей и частых винтовочных выстрелов.
   Вот уже партизаны зацепились за первые дома. Кто-то упал, раненый, застонал. К нему бросились бойцы.
   Фашисты, пятясь к центру, подожгли несколько домов. Стало светло, как днем. Из приземистой хаты по наступающей цепи застрочил немецкий пулемет.
   Бойцы огородами подползли к хате, превращенной в огневую точку. В окна полетели гранаты. Пулемет заглох.
   Все отряды добились успеха. Противник был выбит с окраинных укреплений и укрылся в бывших зданиях райкома партии, райисполкома, средней школы и маслозавода, которые были обнесены двойными бревенчатыми стенами, забитыми в середине камнями и мешками с песком.
   Партизаны бросились на штурм укреплений. Но первый штурм, а за ним и второй закончились неудачей: было много убитых и раненых, заметно убывали боеприпасы. Начинался рассвет.
   Днем стало известно, что из Плещениц на выручку осажденному гарнизону лесами пробился вражеский батальон.
   "Теперь нам будет труднее",- думал Манкович.
   В это время к секретарю райкома подошел командир четвертого отряда Прокофий Пивоваров по кличке Сашка. Он был взволнован.
   - Понимаешь, Степан Степанович,- быстро заговорил Прокофий.-Мои разведчики донесли: батальон-то прибыл не немецкий. Солдаты одеты в фашистскую форму, а говорят... по- украински.
   - А-а,- догадался Манкович.- Дядя Вася (Василий Трофимович Воронянский) уже сообщал нам об этом батальоне. В нем немало честных советских людей, которых фашисты насильно заставили надеть гитлеровскую форму. Эти люди создали патриотическую организацию, хотят перейти на сторону партизан. С ними плещеницкие товарищи установили связь. И нам надо немедленно войти с ними в контакт.
   Райком партии послал в "украинский батальон" своих связных. К вечеру связные вернулись и привели с собой двух украинцев. Те принесли записку от командира батальона Корнийца. Он писал: "Ваши условия принимаем. Действуйте. Поддержим".
   На следующую ночь партизаны снова ринулись на штурм вражеского гарнизона. Первым ворвался в городок третий отряд во главе с командиром Михаилом Афанасьевым и комиссаром Герасимом Шараевым. Корниец сдержал свое слово: вместе с подчиненными перешел на сторону партизан и повернул оружие против гитлеровцев. В стане противника началась паника. Партизаны захватили маслозавод, школу, плотным кольцом обложили здания райкома и райисполкома.
   Целые сутки не прекращался бой. На рассвете 20 декабря партизаны ворвались через проломы в последние опорные пункты врага. Гитлеровцы не выдержали натиска, бросились наутек.
   Над Бегомлем взвился красный флаг. Жители высыпали из погребов и подвалов на улицы. Они обнимали и целовали своих освободителей, по старинному обычаю поднесли им хлеб-соль.
   Стихийно возник митинг. Люди от всего сердца благодарили народных мстителей, вырзавших их из фашистской кабалы. Все, кто был способен носить оружие, влились в партизанские ряды. В бригаде образовался еще один, пятый отряд. Ему придали артиллерию и поставили во главе украинского товарища - Корнийца.
   - Спасибо за доверие,- взволнованно и растроганно говорил он секретарю райкома партии.- Это большое счастье... Мы давно о нем мечтали.
   С разгромом гарнизона в районном центре рухнул последний вражеский оплот на Бегомлыциие. Центральный Комитет партии в своей радиограмме объявил благодарность всему личному составу бригады "Железняк".
   Через несколько дней заработал Бегомльский партизанский аэродром. Из Москвы стали прибывать самолеты с оружием, боеприпасами, взрывчаткой, газетами... Аэродром превратился в базу снабжения всех бригад, действовавших на севере Минской области.
   - Видите,- радостно говорил секретарь райкома своим боевым друзьям,- до каких счастливых дней мы дожили! Москва помогает нам!
   - Да, теперь наши дела пойдут еще лучше,- ликовали партизаны.
   И дела у них действительно пошли хорошо. Фашистам не было покоя ни днем ни ночью. Но Степану Степановичу в это время не повезло. В одном из переходов, перебегая по бревнам через ручей, он поскользнулся и сломал ногу. Партизаны доставили своего комиссара на аэродром и отправили в Москву.
   В начале января 1944 года в палату к Манковичу зашел раненый партизан Зорич и протянул ему свежую газету.
   - Поздравляю, друг. Тебе присвоили звание Героя Советского Союза! - сказал он и крепко обнял Манковича.
   ...Через полгода, не дождавшись полного выздоровления, полковник Манкович выехал на фронт. Он спешил в свою родную бригаду. В это время советские Еойска нанесли сильнейший удар по группе немецких армий "Центр" и начали небывалую по масштабам Белорусскую операцию. Степан Степанович на автомашине прибыл в бригаду в тот момент, когда она пропускала по мосту, возведенному партизанами через реку Березину, советские танковые части. Здесь он и застал первую радостную утреннюю зорю над бегомльской землей. И впервые за три последних года боевой комиссар залюбовался рождением нового дня. То наступал день свободы и счастья...