Александр Сабуров,
   бывший командир партизанского соединения, генерал-майор запаса, Герой Советского Союза
   
   
НАШ АЛЕША

Герой Советского Союза КОЧЕТКОВ А.Г.

   Когда через многие годы вспоминаешь тех дорогих сердцу людей, кого сегодня нет среди нас, но с кем начинал свой нелегкий партизанский путь, невольно возникает и чувство досады на себя: почему так мало тогда узнавал об этих людях, почему в душевной беседе не порасспросил об их прошлом, о том, что предшествовало их подвигу...
   И только сейчас по крупицам воспоминаний, с помощью боевых друзей и родных этих товарищей воссоздаются образы тех, кого наш народ по праву величает Героями Советского Союза. Среди них и наш Алеша Кочетков.
   Бывшие партизаны Брянщины, Бело- руссии и Украины хорошо помнят этого коренастого, плечистого парня с русой, густой, чуть свешивающейся на лоб шевелюрой. А вот какие у него были глаза? Вспоминают по-разному. Только помнят, что смешливые, верно потому, что принадлежал он к числу людей неунывающих. И говорил немного протяжно, с легким акцентом на "о", как повелось в центральной полосе России, а он оттуда...
   До сих пор в небольшом поселке Братовского сельсовета Чапдыгинского района Липецкой области, что красиво назван Дачным, проживает семья Кочетковых. Не вся, конечно. Война и этот дом не обошла стороной. А жила в том доме большая семья под крылом у матери, отец давно умер. Четыре сына и три дочери выходила, вырастила Марина Агафоновна - невысокая пожилая женщина, глядящая на меня сквозь слезы с надеждой: а может, какая ошибка произошла и жив ее Алешенька?
   Но надежды сразу угасают: нет, не вернутся сыновья. Погиб лейтенант Красной Армии, ставший партизанским командиром, Алексей Гаврилович Кочетков. Погиб его брат - командир отдельной пулеметной роты старший лейтенант Михаил Гаврилович Кочетков. Двух богатырей дала Родине семья Кочетковых, и об одном из них - о нашем партизанском Друге - мой рассказ.
   Я теперь знаю, что Алеша мальчишкой был настоящим помощником матери, не гнушался никакой работы и часто упрямо мотал головой, когда юные сверстники звали его с собой играть в небольшой лесок к речке. Оттуда вскоре доносились звонкие детские голоса. Только Алеша их будто и не слышал,- опустит, бывало, глаза и только быстрее заснует по хозяйству: нелегко было удержаться от соблазна, но работать тоже нужно.
   Нужно. Алеша родился в 1918 году, но до ухода в армию успел пройти большую трудовую школу: был ремонтным рабочим и грузчиком, а за два-три года до войны устроился слесарем в институт горной промышленности в Москве.
   В 1938 году его призвали в армию. Там сразу заметили сметливого паренька и удовлетворили его просьбу: послали на учебу в военную артиллерийскую школу в Дорогобуже, что на Днепре. Незаметно прошел год напряженной учебы. Но вот начался освободительный поход наших войск на земли Западной Белоруссии и Западной Украины. Кочетков - среди воинов-освободителей, гордый сознанием честно выполненного долга.
   Алеша готовится к продолжению учебы, но начинается война на Карельском перешейке, и он участвует в ней. В одном из боев он получает ранение, и его отправляют в госпиталь в Ленинград. Беспокойным больным оказался Кочетков. Нет от него покоя врачам, он спешит вернуться в строй и добивается того, что его выписывают раньше срока.
   Вместе со своими боевыми друзьями участвует в штурме Выборга. Там и остается служить. В Выборге встречает Кочетков недобрую весть о начале войны...
   
   * * *
   
   Мы шли из киевского окружения. Вражеское кольцо, казалось, вот-вот сомкнётся вокруг оставшейся в живых после долгих кровопролитных боев горстки людей. Нас было всего девять человек, но мы шли с оружием, сохранив документы, партийные и комсомольские билеты.
   Стало ясно, что линию фронта нам перейти не удастся, и тогда было принято решение организовать партизанский отряд. В сентябре 1941 года мы начали сами наносить противнику первые партизанские удары и на нашем боевом счету была уже такая довольно серьезная операция, как разгром фашистского гарнизона на станции Зерново, что находится на важнейшей железнодорожной магистрали Киев- Москва.
   Люди искали нас, чтобы вместе с нами сражаться с ненавистным врагом, а мы тоже искали верных друзей, готовых здесь в глубоком тылу противника, сохраняя верность воинскому долгу, вести партизанскую войну.
   В октябре 1941 года на Брянщине я встретился с Алексеем Кочетковым. Было это так.
   Устанавливая связи с населением, мы пришли в деревню Красная Слобода Суземского района. По имевшимся у нас данным, эта небольшая деревня была примечательна тем, что, несмотря на неоднократные попытки оккупантов организовать там отряд полиции, из этого ничего не получилось: никто из краснослободцев в полицию не пошел. Один староста Тишин стал на путь предательства.
   ...В сумерки подходим к Красной Слободе. Тут я уже бывал примерно месяц назад. Мы с боевым другом - инженером-весельчаком из Днепропетровской (Широковской) МТС Павлом Ревой вошли в Слободу ранним утром. Почти одновременно в село с противоположной стороны въехали фашистские машины. Уходить было поздно, и мы спрятались на чердаке недостроенного домика и оттуда наблюдали за тем, что происходило в деревне. А там к вою моторов уже примешалась истерическая немецкая ругань, злые отрывистые крики разбежавшихся по хатам фашистских солдат.
   Потом фашисты начали грузить в машины туши только что убитых коров, свиней, птицу, теплую одежду. И - странно - за весь день мы не видели на улице ни одного колхозника: все попрятались, словно вымерли. Только староста Тишин вылез наружу. Он стоял поодаль, гладил рукой широкую бороду и следил, как солдаты грузили на машины народное добро.
   Когда же машины укатили и смолк гул моторов, слобожане вышли из хат. Они бродили по дворам, по улице - медленно, молчаливо, оглушенные происшедшим.
   С тяжелым чувством уходили мы тогда из Красной Слободы. Нам казалось, что здесь слишком сильна растерянность от первого удара и не скоро избавятся от нее слобожане.
   С волнением входил я снова в Слободу. Мы решили собрать народ и почитать им газету "Правда", сброшенную, видимо, с самолета и случайно найденную нами в лесу. Тогда мы десятки раз перечитывали дорогую вестницу Родины.
   В школе с большими светлыми окнами собралось много народу. Наш комиссар Захар Богатырь читает "Правду". Стоит напряженная тишина. Только кто-то глубоко вздохнет или пронесется по классу мягкий шелест, как зыбь по воде, и затихнет в переполненном людьми коридоре.
   Богатырь кончил читать, и вдруг из темноты раздается женский голос:
   - Записывайте меня в отряд, товарищи партизаны. К столу подходит девушка и раздельно говорит:
   - Мария Гутарева. Учительница. Член ленинского комсомола...
   И люди потянулись к столу.
   Подошли двое молодых мужчин. Один - небольшого роста, худощавый, в коротком полушубке, второй - чуть повыше, с рыжеватой бородкой. Первым представился тот, что пониже,- Алексей Кочетков. С ним был его друг Петраков, архангельский лесоруб, оба окруженцы, а с ними, как выяснилось, группа бойцов из разных воинских частей.
   Спрашиваю Кочеткова:
   - Коммунист?
   - Никак нет,- отвечает.- Я комсомолец, но здесь меня все знают как члена партии.
   Меня это удивило. При оккупации одно слово "коммунист" означало неминуемую смерть. И я спросил Кочеткова:
   - Почему же вас знают как члена партии?
   Кочетков смущенно замялся, покраснел. - Я так решил: действовать как коммунист. Больше доверия будет...
   Внешность парня вызывала симпатию. Она еще более окрепла, когда он сообщил, что его группа, состоящая из 19 человек, собирается организовывать партизанский отряд, но па вооружении они имеют всего пять винтовок. Мы предложили ему присоединиться к нашему отряду и возглавить первую партизанскую роту. Кочетков согласился. Рота была довооружена пулеметом из сгоревшего танка и десятью винтовками.
   Мы оставили Кочеткова и его людей в Красной Слободе для организации новых партизанских отрядов.
   Но Тишин тоже не дремал и внезапно через несколько дней утром привел из райцентра Суземки отряд полиции во главе с тремя немецкими офицерами.
   Кочетков в это время проводил занятия с пополнением. Полиция, окружив деревню, открыла прицельный огонь. Среди наших людей началась паника, и Кочеткову едва удалось с основной своей группой уйти из Красной Слободы. Мы нашли эту группу только на второй день, и было много очень резких суждений по поводу кочетковского "маневра". Некоторые, не стесняясь в выражениях, требовали "отнять у дармоедов оружие и распустить". Беспощадно судили прежде всего командира: "Сам, дескать, трус, вот и бойцы его такие..."
   Я помню, как пришел ко мне тогда комиссар и сказал:
   - Посмотри на Кочеткова, совсем увял парень. Надо скорей решать с ним.
   Мы вызвали Кочеткова. Даже внешне он изменился. Его глаза потускнели, лицо стало землисто-серым, он будто сразу постарел. И отвечал нам как-то рассеянно, словно еще не мог понять, что же произошло:
   - Все так внезапно получилось... Мы изучали пулемет, ребята занимались делом. И вдруг поднялась невообразимая стрельба. Я дал команду отходить, думал, сумеем выскочить в огороды, чтобы за домами занять выгодную позицию... И тут - черт знает, как это произошло,- побежали кто куда, едва собрал потом... Знаю, за такие дела можно и расстрелять... Все равно виноват! Принимайте любое решение!
   Виноват!
   Мы понимали, что командирами не рождаются, и приняли решение ограничиться обсуждением этого факта. От нас не укрылось, что Кочетков пережил свое отступление по-настоящему и всем сердцем прочувствовал свою вину. Но сам я, не скрою, невольно ловил себя на одной мысли: "А что, если он в следующий раз опять подведет?" В той трудной обстановке первых месяцев войны ошибка в подборе командиров могла привести к тяжелым, подчас катастрофическим последствиям.
   В тот же день я был невольным свидетелем другой сцены с участием Кочеткова.
   Выла у нас в отряде замечательная женщина - наша первая разведчица Мария Кенина. Высокая, стройная белокурая учительница из Денисовки Суземского района привлекала к себе внимание не только своей обаятельной внешностью, но и смелостью, подчас граничащей с безрассудством. Многие из партизан заглядывались на нашу Марию. А вот первые ее какие-то удивительно нежные слова участия пришлись на долю Алеши Кочеткова.
   - Не падай духом, Алеша,- как-то очень мягко уговаривала его Мария,- впереди еще много боев, и ты еще себя покажешь. Я в тебя верю... Слышишь, верю...
   Я не успел услышать ответа Кочеткова.
   Он встретился со мной взглядом. В нем было все: и боль пережитого, и надежда, и что-то очень-очень светлое... Может быть, тогда и началась их любовь?..
   На войне часто теряют близких и дорогих людей. Но даже в самых тяжелых военных условиях я не раз наблюдал, как тревога и смертельная опасность рождали огромные человеческие чувства, и эти чувства помогали преодолевать трудности, звали на подвиг.
   Перед Алексеем Кочетковым и Марией Кениной открывалась большая и трудная боевая дорога, и по ней они пошли как два настоящих друга, два товарища по оружию...
   
   * * *
   
   Уже в одном из следующих боев, у села Винтеровка Сумской области мы увидели Кочеткова совсем другим.
   Это были наши первые попытки создать свою партизанскую тактику и навязать ее врагу. В Средине-Буде тогда стоял эсэсовский полк, который в основном занимался прочесыванием местности от окруженцев и партизан. Облавы следовали за облавами, и мало кому удавалось уйти живым из цепких рук карателей.
   Для открытого боя с фашистами сил и боевых средств у нас было недостаточно, но проучить врагов надо было. Мы решили истребить эсэсовский полк по частям. Винтеровку мы избрали как место для вызова врага на бой. Туда и была послана группа Алексея Кочеткова, вооруженная одним ручным пулеметом. Мы были уверены, что фашисты набросятся на кочетковцев.
   И действительно, гитлеровский полковник, получив донесение о нахождении в Винтеровке группы вооруженных людей, немедленно послал туда взвод эсэсовских солдат.
   Когда я прибыл в Винтеровку со взводом Петракова и тремя пулеметами, Кочетков находился на окраине хутора. Кз укрытий можно было наблюдать, как с юго-западной стороны по мелкому снегу ползут в село до сорока фашистов.
   Кочетков спокойно и строго предупреждал бойцов:
   - Не спешить. Подпустить врага на 30-40 метров. Впустую воздух не сотрясать...
   И только когда вражеская цепь приблизилась на расстояние броска гранаты, Кочетков приказал открыть огонь из трех пулеметов. За резервный четвертый пулемет залег он сам.
   Точная расстановка сил и спокойный прицельный огонь принесли быстрый успех: лишь нескольким фашистам удалось спастись.
   Алексей не смог скрыть своего торжества.
   - Ну как, товарищ командир? - спрашивал он.- Кочетков правильно сработал?
   - Правильно. Только это еще не конец,- сказал я.- Эсэсовцы не могут не ответить контрмерами.
   Учитывая это, мы подбросили к Винтеровке еще шесть пулеметов и артиллерийскую группу.
   Часа через три на роту Кочеткова двинулся батальон эсэсовцев. Партизаны создали видимость попытки прорыва, и фашисты, не разгадав маневра, устремились на заснеженное поле, полагая, что здесь они замкнут кольцо окружения.
   Десять партизанских пулеметов смертельной огневой сеткой накрыли застигнутого врасплох врага; эсэсовский батальон был полностью уничтожен.
   Я имел возможность непосредственно наблюдать за действиями Алексея Кочеткова. Это был смелый, инициативный командир, умеющий трезво рассчитывать свои силы и находить слабые места у противника.
   Тогда, после Винтеровки, я впервые видел Алешу таким словоохотливым. Он, не скрывая своего торжества, все вспоминал подробности боя, и трудно было не поддаться обаянию его белозубой, ясной улыбки, не разделить с ним радость добытой победы. У меня же было вдвойне хорошо на душе: во-первых, оправдались наши тактические расчеты и про- тивник "клюнул" на партизанскую приманку, вследствие чего эсэсовский полк потерпел серьезное поражение. А с другой стороны - была причина порадоваться за Кочеткова: не ошиблись мы в нем, хорошее пополнение получили наши командирские кадры, а это в наших партизанских условиях тогда многого стоило.
   Я не буду рассказывать о многих других боевых эпизодах, непременным участником которых был Алексей Кочетков. Но вот об этих не могу умолчать.
   В июне 1942 года оккупанты, после долгих и бесплодных попыток уничтожить наши отряды, вознамерились выкурить нас из леса с помощью отравляющих газов. Мы получили донесение, что они собрали снаряды советского образца и на своих заводах наполнили их газом. Авантюра была рассчитана на то, что в случае возникновения конфликта вокруг применения запретного оружия массового уничтожения они сошлются на то, что снаряды советские, а они, оккупанты, не знали, что снаряды заряжены газом, вот и получилось недоразумение.
   Снаряды были завезены на склады Ямполя - небольшого, утопающего в зелени городка на железной дороге Киев - Москва. Туда же прибыл личный состав специального артиллерийского подразделения. Ожидался подход материальной части.
   Серьезнейшая угроза нависла не только над нами, партизанами, но и над мирным населением Ямполя и близлежащих деревень. Выход был один: захватить город и взять эти снаряды. Но в Ямполе дислоцировался эсэсовский полк. Лобовой удар по Ямполю несомненно повлек бы за собой большие потери и был для нас связан с огромным риском.
   Командирский совет закончился на рассвете. Было принято решение обмануть противника. Почти не скрывая своего передвижения, мы создали видимость угрозы захвата хутора Михайловского и города Шостка. Было совершенно очевидно, что фашисты выдвинут часть своих сил из Ямполя на оборону этих городов. Но мы не ограничились этим и повели наступление на деревню Антоновку, расположенную вблизи от Ямполя, и, разыграв бой по испытанной в Винтеровке тактике, вызвали в деревню Антоновку последний батальон немцев из Ямполя.
   Огромное клеверное поле перед Антоновкой запестрело фигурами фашистов. В засаде находилась рота Кочеткова, и мне в какой-то миг показалось, что он перестарался, что враги вот-вот опрокинут, сомнут роту, настолько близко Кочетков подпустил наступающую цепь.
   Но вот с автоматами и пулеметами наперевес поднялись кочетковцы. Первое время я был ошеломлен их откровенной дерзостью, и, вероятно, не один горький упрек сорвался бы с моих уст, будь их командир со мной рядом: перебьют роту этого мальчишки...
   Но расчет Кочеткова оправдался: Враг был остановлен, расстрелян в упор; клеверное поле за какие-нибудь двадцать минут стало могилой для более чем двухсот эсэсовцев. Три раза мы прочесывали его, собирая оружие, и каждый раз находили все новые пулеметы и автоматы.
   А наши отряды в это время сосредоточивались для основного броска. Кочетковцы, довооружившись за счет богатых трофеев, первыми ворвались в Ямполь. Через 45 минут город был взят партизанами. Из него успел удрать на мотоцикле только фашистский военный комендант, оставив нам "на память" свой китель. Смертоносные химические снаряды оказались в наших руках. И вот тут уж мы стали хозяевами положения. Как только снаряды были погружены на подводы и вывезены за городскую черту, мы написали и разослали всем окружающим немецким гарнизонам официальное уведомление. В нем популярно и, как говорится, без помощи высокого литературного слога сообщалось, что фашистская провокация разоблачена, соответствующие документы и паспорта, свидетельствующие о принадлежности газовой начинки, находятся у нас и, если у господ фашистов есть желание испытать на себе "целебные" свойства этого препарата, мы можем доставить им это удовольствие...
   Для большей убедительности мы на опушку леса выдвинули три артиллерийских расчета. Наши орудия довольно недвусмысленно смотрели в сторону затаившегося врага... И... ответных мер не последовало.
   Помню, когда нам через несколько часов пришлось засветло проходить между двумя гарнизонами противника, стоявшими в Большой Березке и Голубовке, мы по обе стороны дороги тоже выставили свои орудия. В бинокли видно было, как за нами следят фашистские наблюдатели, но нашу колонну никто не посмел обстрелять. Мы почти демонстративно прошли потом вблизи нескольких гарнизонов, всяким раз выставляя наше артиллерийское прикрытие. В смертельном испуге за свою подлую шкуру враг предпочел не рисковать и пропустил нас беспрепятственно.
   В этой сложной и рискованной операции Кочетков оказался на боевой высоте. О его мужестве и хладнокровии заговорили все партизаны, и уже как награда звучали слова: "Мы - кочетковцы!" Сам же Алексей весело откликался на шутки товарищей, а один раз даже оборвал одного из говорунов :
   - Ну чего расшумелись. Не хвастать надо, а воевать.
   
   * * *
   
   После того как группа партизанских командиров побывала в Москве на приеме в Кремле, нашему соединению и соединению Сидора Артемьевича Ковпака было дано задание параллельно выйти в рейд из Брянских лесов, форсировать Днепр и еще шире развернуть партизанскую борьбу на Правобережной Украине.
   Мы подошли к Днепру в холодный ноябрьский день 1942 года. Река уже покрывалась первыми льдинками. Навстречу нам распахнулась родная днепровская ширь. Было очень радостно на душе оттого, что вот мы вернулись к любимым берегам, вернулись, сдержали клятву! Но тревога тоже не проходила. Как перешагнуть через реку? Ведь в нашем и ковпаковском соединениях насчитывалось по нескольку тысяч бойцов, до двух тысяч подвод, артиллерия, боеприпасы...
   Переправу наметили проводить у Лоева, но, чтобы обезопасить наше положение, город надо было сначала отбить у врага на том, противоположном берегу.
   Самые близкие и крупные силы противника находились в Брагине, и поэтому было решено начать переправу километров на десять ниже Лоева, чтобы нейтрализовать брагинский гарнизон. Отряд Ревы, в состав которого входила и рота Кочеткова, должен был переправляться через Днепр без обозов на самодельных плотах, пользуясь самыми примитивными средствами.
   Первыми оказавшись на правом берегу, бойцы роты сразу оседлали свой маленький плацдарм и помогли всему отряду благополучно перешагнуть за Днепр. А вскоре они уже оказались на дороге Брагин - Лоев и устроили там скрытую засаду. Противник не заставил себя долго ждать. Из Брагина на Лоев двинулись танки, а за ними эсэсовский полк.
   Кочетков и его люди спокойно пропустили танки, оторвав от них пехоту, которая потом была методически истреблена. Танки были перехвачены бойцами Ревы и выведены из строя. В течение полутора часов было уничтожено до 300 фашистов. Были захвачены в числе других трофеев три грузовые автомашины и одна легковая, в которой оказался убитый командир эсэсовской дивизии.
   Отряд Ревы, кочетковцы в том числе, выполнил ответственнейшую задачу: не допустил подкрепление гитлеровских войск. Все мы понимали значение этой операции по перехвату войск противника, давшей нам возможность почти в течение двух суток осуществить переправу наших соединений, сумевших закрепиться на правом берегу, и штурмом овладеть городом Лоевом.
   Алексей Гаврилович Кочетков стал героем днепровской переправы и за этот подвиг был удостоен высокого звания Героя Советского Союза.
   
   ***
   
   Итак, мы на правом берегу Днепра. Наши отряды завязали бой с фашистским гарнизоном в Хойниках. Хойники - небольшой белорусский город и конечная станция на железной дороге, идущей от Василевичей на юг. Мы знали, что здесь размещается довольно крупный гарнизон, состоящий из немцев и словаков. Тогда мы еще только изучали "словацкий кроссворд" и не могли понять, в чем же дело. Вроде бы словаки - враги, но почему же они так упорно уклоняются от боя с нами и делают вид, что не замечают, как партизаны минируют дороги, которые они, словаки, должны охранять?
   Когда мы выехали из лесу, показалось, что вдали извергается могучий вулкан. Огонь бушевал в Хойниках. Но даже в этом фантастическом свете были заметны орудийные вспышки, разрывы снарядов, следы трассирующих пуль.
   Неожиданно свет фар выхватывает из темноты обоз. Останавливаемся и узнаем, что наши партизаны везут из Хойников трофеи. Люди очень возбуждены. Мне с трудом удается прервать их взволнованный рассказ, чтобы расспросить, как идет бой.
   - Наши в городе. Отбивают танковые атаки.
   - Где Рева?
   - Должен быть на станции. Поезжайте прямо. Только не сворачивайте вправо, иначе попадете в самый котел.
   Машина вихрем мчится к станции. Пламя пожара помогает нам ориентироваться. Вот и Хойники. Стреляют отовсюду : и с противоположной окраины, и со стороны Брагина, так что, еще не доехав до станции, мы оказываемся в огненном кольце разрывов. Ехать дальше нельзя.
   Выскакиваю из машины и бегу к станции. За мною Лесин. Реву находим сразу. Он набрасывается на Лесина:
   - Ты что же, растяпа, свет в машине оставил! - И вдруг Павел рассмеялся: - Смотри, Александр, немец вашу машину, видно, за свой танк принял. Перестал палить в эту сторону.
   И действительно, противник перенес огонь.
   - Где Богатырь?
   - Да там, у комендатуры, будь она проклята! Никак к ней не подступишься. Кругом забор, только ворота открыты. А гады пристрелялись, бьют оттуда, спасу нет. Кочетков начал разбирать забор, понес потери...- Голос Ревы вдруг зазвучал как-то невнятно, и я едва разобрал последние слова: - И сам погиб...
   - Убит?.. И на кой черт понадобилась вам эта комендатура! - не выдерживаю я.- Другого решения нельзя было принять?
   - Да ведь он сам полез,- с болью отозвался Рева. И еще тише добавил: -Кочетков погиб, спасая словаков... Понимаешь, на станции стоял словацкий взвод. Словаки без боя отдали нам станцию и отошли к центру. Мы следом. Думали ворваться в комендатуру. Словаки нырнули во двор комендатуры. А фашисты пропустили во двор словаков и открыли по ним огонь. Слышим крики: "Братья, помогите..." А мы никак ворваться не можем. Тут Кочетков и не выдержал... Хорошо еще, Богатыря не потеряли. Он рядом был.
   ...Между Хойниками и Припятью мы хоронили Алексея Гавриловича Кочеткова, его боевых товарищей и попавших в фашистскую огневую западню словацких солдат... Глухой болью отозвался в сердце прощальный партизанский салют над могилой павших. Рядом со мной стоял наш комиссар Захар Богатырь и командир Алексея Кочеткова Павел Рева, на плече которого неудержимо рыдала наша мужественная разведчица Мария Кенина, которую почти невозможно было представить со слезами на глазах.
   Я не находил слов, чтобы утешить Марию, и вдруг поймал себя на том, что мысленно повторяю ее слова: "Как же это случилось?.. Этого не может быть..."
   И всякий раз после того памятного морозного пасмурного дня, когда я бывал в отряде Ревы и встречался с бойцами роты Кочеткова, мне казалось, что вот-вот покажется его ладная, крепкая фигура, я увижу его озорные пытливые глаза и услышу знакомое:
   - Ну как, товарищ командир, Кочетков правильно сработал?
   ...Соединение продолжало свой боевой путь. К нам стали переходить словацкие солдаты и офицеры, и вскоре был организован чехословацкий партизанский отряд, которым командовал славный сын чехословацкого народа капитан Ян Налепка (Репкин), посмертно удостоенный высокого звания Героя Советского Союза.
   Алексей Кочетков погиб, спасая словаков от фашистской расправы. Его кровь, кровь чехословацкого патриота Яна Налепки, как и сотен тысяч других известных и неизвестных героев Отечественной войны, не пропала даром. Она дала такие всходы дружбы, которой не страшны никакие враждебные вихри и бури...
   
   * * *
   
   И еще раз хочется напомнить.
   В поселке Дачном Братского сельсовета Липецкой области живет старенькая мать Алеши Кочеткова - Марина Агафоновна, сестры и брат героя. Трудящиеся Липецкой области свято чтят память своего замечательного земляка.
   В городе Киеве живет и работает наша партизанская сестра, боевая подруга Алеши - Мария Ивановна Кенина.
   В разных уголках нашей страны трудятся бывшие партизаны-кочетковцы. Мы нередко встречаемся с ними, и хорошо бы было, если бы боевые друзья своими воспоминаниями дополнили мой скромный рассказ о нашем Алеше, который прожил всего двадцать три года и так много сделал для своего народа.