А. Шейнин
МЛАДШИЙ БРАТ

   Разведчик был отважен и ловок. Он пробрался гущу позиций противника и высмотрел все: сколько пулеметов и пушек, где находятся склады снарядов, где расположен штаб. Он слышал, как переговариваются часовые.
   - Теперь уже скоро, - сказал один.
   - Да. Совсем скоро, - ответил другой.
   "Скоро - это когда они пойдут в наступление. Но теперь они нас не захватят врасплох", - подумал раз- ведчик.
   Осторожно, так что не хрустнула ни одна даже самая тонкая ветка, не шелохнулся ни один лист на кустах орешника, он начал ползти назад. И вдруг замер: на ветке сидела белогрудая птица. Разведчик полз так тихо, что она подпустила его близко-близко. Выпрямиться - и достанешь рукой!
   У разведчика загорелись глаза. Он узнал птицу: щеглиха!
   Щеглы были его любимцами - доверчивые, хлопотливые, неунывающие певуны, гроза вредителей-насекомых, враг сорных трав, семенами которых они питаются. Сколько разведчик помнил себя, у них в избе всегда жили щеглы. Их держал отец; потом, когда отец умер, клетки перешли к старшему брату, а потом и к нему - разведчику.
   Разведчик чуть слышно засвистал по-щеглиному:
   "Пюи-пюи..."
   Щеглиха покосилась на него блестящей бусиной круглого глаза. Разведчик увидел, что в клюве у нее белеет муравьиное яйцо.
   Разведчик осторожно двинулся дальше. Щеглиха, все еще продолжая сидеть на ветке, судорожно затрепетала крылышками.
   - Да сиди ты, глупая, - прошептал разведчик.- Ты ж меня выдашь...
   Он приподнял голову, оглядываясь, куда ползти дальше, и вдруг увидел на земле щеглиное гнездо, проткнутое палкой, а немного поодаль мертвых птенцов с раскрытыми клювами - это был бессмысленный, жестокий разбой...
   Разведчик вскочил на ноги. Испуганно вспорхнула щеглиха, задрожали ветки орешника, затрещали сучья под ногами разведчика, и тотчас в лагере противника поднялась тревога.
   - Стой! Стой! Стой! А-а, попался! Теперь не убежишь!- это кричали вражеские дозорные.
   А разведчик стоял во весь рост, злой, взъерошенный, со сжатыми кулаками и вовсе не пытался бежать.
   Его окружили, стали вырывать оружие. Лишь тогда он ответил:
   - Буду я вам попадаться... Да я с вами вообще не играю. Вы гнезда разоряете. Это ты, Васька? Ты?..
   Васька, двенадцатилетний мальчишка в милицейской фуражке с синим лоскутом на околыше, в трусах и босой, но зато с настоящей командирской сумкой на боку, грудью толкнул разведчика:
   - Ишь ты, хитрый какой! Его в плен захватили, он сразу - не играю.
   - И не буду!
   - Жалостливый какой. - Васька отступил назад и, словно глашатай на площади, обвел рукой вокруг.- Внимание! Смотрите на него: Колька Леонтьев - защитник пернатых!.. А если настоящая война будет, врагам тоже скажешь: "Воевать с вами не буду - вы птичек обижаете... Тю-тю, мои птенчики..."
   Еще мгновение - Васька и Колька Леонтьев, сцепившись клубком, катались по траве.
   - Васька, ты ему прием покажи! - кричали "синие".
   Подбежали "красные" - у них на шапках был красные лоскуты - и тоже стали кричать:
   - Колька! Ты за голову хватай - Васька кусаться любит!..
   Но вдруг и те и другие умолкли, а Коля почувствовал, что его сильно тянут за ухо.
   - Это нечестно! - закричал Коля, мотая головой и невольно освобождая Васьскину шею. Васька изловчился и укусил его за руку.
   - Это еще что такое! - Коля узнал голос своего старшего брата Андрея.
   - Ну вот, вечно ты. - Коля отпустил Ваську и поднялся с земли.
   Васька тоже встал и, размазывая по щекам слезы, заныл:
   - Ты меня за шею, да?.. За шею... А что у меня шея - казенная?..
   У Коли очень болел локоть, но он молчал.
   - Как маленькие, - продолжал Андрей. - Ну что не поделили?..
   - Мы в "красных" и "синих" играли, - с обидой ответил Коля. - А он щеглиное гнездо палкой... И птенцов побил... А щеглиха прилетела и сидит. - Коля умолк, заметив вдруг, что Андрей слушает совсем не его, а музыку, доносящуюся от деревни, - это у дома, где был сельсовет, гремело радио.
   - Ты мне нужен, пошли, - с какой-то удивившей Колю медлительностью в голосе сказал Андрей.- Вы,- он кивнул остальным ребятам, - тоже по домам идите. Там вас отцы да матери ждут. - Он снова прислушался к музыке и прибавил совсем загадочное: - Не до игрушек теперь... Да- а...
   И, не ожидая ответа, он зашагал к околице. Коля побрел за ним.
   Когда они подошли к сельсоветскому дому, Коля увидел, что под столбом с репродуктором молча стояли почти все жители деревни.
   Музыка уже не играла, а из репродуктора раздавались слова:
   - Враг жесток и коварен, он тщательно готовился к нападению на нашу страну, но советские люди уверены- враг будет разбит, эта война принесет гибель фашистской Германии...
   - Ой! - воскликнул Коля. - Война! - Он поглядел на Андрея. - По-настоящему? Как с белыми воевали?
   - Война, - ответил Андрей. - Уже Киев бомбили.
   Коле вдруг стало стыдно своей палки-винтовки, торчавшей у него за спиной. Он осторожно снял ее и швырнул под изгородь.
   А из репродуктора доносилось:
   - Советские люди отстоят Родину, они не позволят врагу растоптать счастливое будущее своих детей.
   Андрей положил руку на плечо Коле.
   - Я, Коля, должен срочно в Лугу уехать. Может, меня там сразу в Красную Армию призовут, один останешься. Ты тетку Веру, как родную мать, слушай.
   - Тебя воевать возьмут? - с занявшимся духом спросил Коля. - Тогда пусть и меня берут. Тетка Вера знаешь какая? Да и никакая она нам не тетка, просто на квартире живем.
   Громкие звуки марша, хлынувшие из репродуктора, заглушили его слова.
   - Тетку Веру слушай, - повторил Андрей, наклонившись к Коле. - И чтоб без всяких капризов. Деньги буду присылать. Она тебе теперь вместо отца-матери. Понял?
   - Понял, - недовольно ответил Коля.- Всегда вы, взрослые, по-своему делаете...
   
   Так кончилось детство. Васька, правда, пытался еще раз затеять игру в войну, но никто из ребят не захотел быть фашистом, а играть в "синих" и "красных" было неинтересно.
   Да и некогда стало играть! Каждое утро ребята собирались у школы и вместе с учительницей шли на колхозные поля, чтобы хоть немного заменить взрослых, ушедших на фронт. Дел было много: пололи овощи, потом начали рыть щели-бомбоубежища. И так - все дни. По-другому представлял себе раньше Коля свою жизнь в военную пору. Эх, если бы ходить в лихие атаки, огнем пулеметов отражать вражеские цепи, гранатами подрывать танки, - вот это была бы война! И чтобы тишину вспарывали разрывы снарядов, а смельчаки разведчики уничтожали бы вражеские штабы. И чтобы среди героев обязательно был бы и он, Коля Леонтьев,- вот это была бы война! А тут - копай да копай бесконечные щели-бомбоубежища.
   Село их стояло в стороне от дорог, и за первые недели войны в нем почти ничего не изменилось. Так было до той самой августовской ночи, когда окна изб задрожали от гула десятков моторов и лязганья танковых гусениц. Потом все стихло. Утром узнали, что за селом расположился танковый полк и зенитные батареи.
   Мальчишки сразу же попытались пробраться туда. Их задержал часовой, отвел к командиру. Тот угостил ребят сгущенным молоком и отпустил, сказав на прощанье, чтобы они больше не приходили.
   Ребята решили, что придут обязательно снова, но уже на следующий день на деревню налетели фашистские бомбардировщики. Вместе с другими ребятами Коля работал в это время на поле. Сперва они услышали далекое гудение самолетов. Потом гудение затихло и вдруг послышалось снова, с каждым мгновением становясь все громче и громче. И как-то внезапно самолеты оказались так близко, что ребята разглядели и черные кресты на крыльях и паучью свастику на хвостах.
   Облачка разрывов зенитных снарядов окружили самолеты, но те, будто собираясь обрушиться на дома, начали круто снижаться. От их крыльев отделились какие-то черные палочки. Это были бомбы, потому что, едва только они достигли земли, столбы дыма взметнулись над крышами домов и раздались взрывы. Часто-часто стреляли зенитки. Один из вражеских самолетов вдруг потянул за собой густую полосу огня и копоти и рухнул где-то в лесу, а остальные снова взмыли вверх и, сделав круг, опять начали снижаться.
   Страшный рев самолета, летящего низко-низко, как бы прижал Колю к земле. Черная тень стремительно пронеслась вдоль дороги, и рядом с ним что-то дробно зашлепало, поднимая пыль.
   Коля увидел, что бежавший впереди него Васька, настигнутый этими пылевыми фонтанчиками, упал, ткнувшись лицом в дорогу.
   - А-а! - закричал Коля, понимая, что фонтанчики - это следы пуль, что Васька убит или ранен и что его сейчас тоже настигнут пули, и все-таки подбежал к другу и стал оттаскивать его с дороги.
   Земля вдруг встала дыбом. Что-то подхватило Колю и швырнуло прямо на кусты. А когда он очнулся, то, еще не открывая глаз, почувствовал, что его крепко держат сильные руки старшего брата.
   - Колька, братуха ты мой славный, - как будто издалека услышал он голос Андрея, - да ты посмотри, как фашисты от наших зениток удирают...
   - Васек где? - спросил Коля. Андрей как будто не расслышал его вопроса и продолжал:
   - Сам-то ты как? Чувствуешь-то как себя?
   - Убит? - спросил Коля и посмотрел брату в глаза. Андрей ответил не сразу и как-то нехотя:
   - Плохо с ним. Его в полевой госпиталь отвезли. А у тебя, кажется, и царапин нет?
   - Царапины есть, - отозвался Коля глухо.
   А часа через три они уже тряслись на телеге: оказалось, что Андрей приехал специально, чтобы забрать Колю к себе, в город Лугу, где он теперь жил. Узнав это, Коля удивился:
   - А почему тебя на фронт не взяли?
   Андрей развел руками.
   - Так уж... И здесь дело нашлось.
   - А где мы там жить будем? - спросил Коля.
   - Я у старушки одной полдома снимаю... Да тебе-то что. - Андрей обнял Колю за плечи. - Ты не расстраивайся - я в Луге останусь, ты дальше поедешь. Я буду с тобой как со взрослым говорить: положение очень тяжелое. - Хотя они были одни на телеге и близко никого вокруг не было, он наклонился к брату и прибавил шепотом: - Наш район могут фашисты занять. Они совсем близко уже.
   - А ты? - вырвалось у Коли.
   - Я останусь, - спокойно ответил Андрей.
   - Ты с партизанами будешь?
   Андрей ничего не ответил, но по легкой улыбке, по- явившейся на его губах, Коля понял, что так и есть.
   Из Луги Коля уехать не успел - пути, ведущие из города, были перерезаны фашистскими армиями, рвущимися к Ленинграду. А в конце августа вражеские войска вступили в Лугу.
   
   Прижавшись к окну, сквозь узкую щель в плотно закрытых ставнях Коля с ненавистью смотрел, как посередине мостовой идут солдаты в стальных касках и грязно-зеленых мундирах. Солдаты шли, положив руки на автоматы так, будто собирались вот-вот открыть огонь.
   Ух, если бы у него, у Коли, было настоящее оружие! Он бы им показал!.. Андрей стоял тут же, у окна, и тоже смотрел на солдат.
   Где-то сбоку затрещали выстрелы. Солдаты побежали в ту сторону. Андрей сказал:
   - Страшно?.. Ничего. Им тоже страшно... А будет еще страшней. Ты эти мои слова запомни, Коля...
   Когда стемнело, Андрей достал из подполья какие-то плоские свертки, запрятал их под рубаху и через двор выбрался на улицу. Перед уходом он сказал:
   - Я дней на пять пропаду. Тут, в подполье, картошка. Варите, жарьте. С хозяйкой не спорь. А вернусь, подумаем, как с тобой дальше быть.
   В Луге хозяйничают фашисты. Лучшие здания заняты немецкими солдатами, на улицах валяются трупы, на перекрестке улиц Базарной и имени Кирова - виселица. На ней - трое повешенных... Зондерфюрер Эрнст Рихтер зверствует в Луге. Это он возглавляет тех, что пытают, расстреливают, вешают...
   Коля познакомился с соседскими ребятами. Каждый день они собираются в каком-нибудь заброшенном сарае или где-нибудь на огороде и делятся новостями. Новости все тяжелые - о грабежах, о расстрелах, о том, что фашисты ищут по домам наших раненых бойцов. Найдут - и хозяевам дома, и раненым бойцам одна судьба - смерть.
   Были, правда, и другие новости. Один из мальчишек с соседней улицы пробил гвоздем железную бочку с бензином. Утром солдаты бросились к бочке, а она пустая. Ох и ругались фашисты!.. А другой мальчишка подставил гвоздь под колесо грузовика. Солдаты сели в грузовик, а только он тронулся, шина сразу же лопнула. Солдаты куда-то очень срочно должны были ехать. Офицер-эсэсовец волосы на себе рвал из-за задержки...
   Коля никому из ребят не говорил, конечно, что его брат связан с партизанами, но сам он об этом все время помнил и смотрел на немецких солдат без страха. Ребята ему даже завидовали.
   Андрей вернулся лишь через неделю, ночью, и, когда вошел в дом, то остановился у порога и вдруг начал сползать на пол, цепляясь руками за стену.
   Коля бросился к нему. Андрей оттолкнул его и сказал:
   - Э-э, ч-черт! Да не ранен я, просто голова закру- жилась...
   Оказалось, что за всю эту неделю он почти ничего не ел.
   Коля кормил его чем мог, старался предупредить каждое желание, а потом, хотя эта мысль пришла ему только что, специально, чтобы ободрить старшего брата, сказал:
   - А мы из ребят партизанский отряд собираем.
   Андрей чуть не подавился картофелиной.
   - Что-о? - спросил он.
   - Отряд будет - во, - продолжал Коля. - Восемь человек уже набирается.
   Андрей сидел с ошеломленным видом.
   - А что? - спросил Коля. - Мы что - маленькие?
   - Товарищей твоих я не знаю, - заговорил наконец Андрей. - И ты не знаешь. Не спорь - ты же приезжий! Может, они и надежный народ... Ты- им про меня ничего не говорил?
   - Нет.
   - Честно?
   - Честное ленинское!
   Андрей опять помолчал.
   - Без дела, конечно, сидеть нельзя, - Андрей понизил голос. - Знаешь, в чем ты можешь партизанам помочь?
   - Ну?
   - Я тебе адрес дам и пароль скажу. Тут у нас в городе надо еду носить.
   - Еду-у? - разочарованно протянул Коля. - Ну да. Картошку вареную, хлеб.
   - Картошку... хлеб, - обиженно повторил Коля,- Вы там воевать будете, а мне картошку носить?.. Тоже мне - подвиг какой!
   Он увидел, что лицо старшего брата стало суровым, и замолчал.
   Андрей вдруг обнял Колю, крепко прижал к себе и зашептал ему в самое ухо:
   - Коля, милый ты мой, там же раненые красноармейцы в подвале. Верь мне или не верь, а сейчас важней этого дела нет. И подвига большего нет. Это тебе одному доверяется. Никому чтобы... Понял?
   - Понял, - сказал Коля дрогнувшим голосом.
   - Я на рассвете опять уйду. Теперь надолго и далеко... Но я приду. - За окном где-то на окраине Луги вдруг грохнул взрыв. - Наша работа. Слышишь?
   Коля кивнул, соглашаясь.
   - Мы придем, - повторил Андрей. - И мы все вернем назад. И за все, за все рассчитаемся.
   Коля впервые в жизни увидел слезы в глазах старшего брата.
   
   Улицы Луги безлюдны. Пробредет старуха нищенка. Пройдут строем солдаты.
   Жители стараются не выходить из дому ни утром, ни днем. Так безопаснее.
   Но Коля идет по городу с ведром. В ведре варенная в мундире картошка, сверху слой сырых мелких картофелин.
   Солдат-эсэсовец останавливает его:
   - Эй малшик... Ты куда несешь этот картошек?
   - На базар несу, - звонко отвечает Коля. - У меня бабушка болеет, надо молока купить.
   - О-о! - восклицает солдат. - Мольоко - надо, яйки - надо, картошек - не надо... Иди, малшик...
   И Коля идет дальше.
   Гораздо страшнее было, когда задерживали полицаи из местных лужан, продавшихся фашистам. Эти спрашивали грубо:
   - Куда идешь, пацан?
   - Хозяйка послала картошку продать на базаре.
   - Какая хозяйка-то?
   - Акимовна.
   - Акимовна... картошку,- передразнивал полицай.- А небось зайди к вам - и коркой сухой не угостите... Сад у вас есть?
   - Какой у нас сад - все деревья посохли, - вздыхает Коля, - да и картошка тоже плохая.
   - Как горох картошка, - ворчит полицай. - Ладно, иди...
   Коля и на самом деле идет к базару. Там он постоит с ведром минут десять, затем идет дальше. Но если теперь кто-нибудь задерживает его, он отвечает, что купил картошку.
   Вот и разрушенный каменный дом. Здесь до войны был дом отдыха. Теперь это груда развалин.
   Коля скрывается в этих развалинах, ощупью пробирается темными подвалами. Но вот он у цели. Коля останавливается и негромко свистит по-щеглиному:
   - Пюи-пюи-пюи...
   Одна из досок, устилающих пол, отодвигается. Тусклый свет коптилки выхватывает из мрака узкую желтую щель.
   - Пришел... пришел, - слышит Коля радостный шепот. - Ты просто герой, парень. Уж мы так за тебя боимся, друг...
   Коля спрыгивает в подполье. Там самодельные нары и на них пятеро тяжелораненых красноармейцев. Белеют повязки.
   Коля выкладывает картошку, ломти хлеба, кусочки мяса и сала - все, что только удалось принести из дома.
   Один из красноармейцев, худой как скелет, в изодранной гимнастерке и синих галифе, с лихорадочно блестящими глазами - он здесь за старшего, - с усилием приподнимается и обнимает Колю.
   "- Мы еще покажем, - говорит он свистящим шепотом.- Мы за все отплатим...
   Коле вспоминается, что такие же слова говорил и Андрей перед расставанием.
   - Вы лежите, дяденька, у вас же ноги перебитые,- упрашивает Коля.
   Он уже знает, что этот человек лейтенант-артиллерист, но не называет его так.
   А лейтенант сильно-сильно прижимает Колю к своей груди.
   - Ты же нас от смерти спасаешь, - говорит он и вдруг добавляет тихо и нежно: - Сынок... Сынок ты мой...
   И все остальные красноармейцы тянутся к Коле, стараются приласкать, погладить по голове. Коля вырывается из их рук, повторяя:
   - Да что ж - маленький я, да?..
   Затем он торопливо пересказывает все, что услышал на базаре, узнал от ребят, стараясь, конечно, пропускать новости печальные, и уходит.
   Однако, прежде чем покинуть развалины санатория, он наполняет ведро щепками и старой бумагой, чтобы, если кто-нибудь спросит у него, что он делал в разрушенном доме, можно было ответить, что собирал топливо... Так ведь делают многие жители.
   И вот наконец Коля дома. Входит в комнату, ставит в угол ведро, устало опускается на скамью и только тут улыбается - дело сделано. На сегодня - довольно. А завтра опять опасный путь по улицам города - мимо фашистских солдат, мимо полицаев и эсэсовцев. И это не раз и не два - это каждый день...
   
   В начале октября 1941 года Коля Леонтьев был схвачен эсэсовцами неподалеку от развалин, где скрывались раненые бойцы, и зверски замучен, но не сказал ни слова о том, куда исчез его старший брат и кому сам он ежедневно носил продовольствие.
   Так оборвалась эта жизнь.
   И так осиротели все щеглы и щеглята.