А. Стась
ЭТО БЫЛО НА ПОДОЛИИ

Герой Советского Союза МИХАЙЛОВ Ф.М.

   Еще раздавались выстрелы на западной окраине города. Еще полыхали дома, подожженные отступавшими гитлеровцами, и носился в морозном воздухе клочковатый дым пожарищ. Подразделения Красной Армии и партизаны отряда Ивана Музалева из соединения Антона Одухи, ворвавшись в Славуту, еще добивали засевших в сараях и подвалах вражеских автомат- чиков, очищая квартал за кварталом. А в это время группа партизан-конников, прискакав к городской больнице, торопливо спешилась на безлюдном дворе.
   Сняв автоматы и винтовки, бойцы начали долбить лопатами промерзшую твердую землю.
   - Осторожней, ребята,- волнуясь, повторял командир, высокий, худощавый, совсем еще молодой.- Не спешите, полегче, потише...
   Партизаны отбросили лопаты, стали бережно руками выгребать взрыхленную глину и мусор старой свалки. Вскоре один из них ощутил под пальцами полуистлевшую ткань одежды.
   На дне ямы лежал человек. Седые волосы его и почерневшее, уже тронутое тленом лицо были присыпаны землей, заведенные за спину руки связаны.
   Партизаны завернули тело в плащ-палатку, подняли наверх и обнажили головы. Троекратный залп прогремел во дворе больницы - последний залп в освобожденном от врага украинском городе Славута.
   Это было в феврале 1944 года.
   В тот день Антон Одуха и его товарищи отдали последние почести человеку, именем которого назвали партизаны свое соединение.
   Кто же был он, этот седой человек, за останками которого, перенесенными на центральную площадь Славуты, к памятнику Ленину, шел в скорбном молчании весь город, шли роты армейцев-фронтовиков, шагали в немом строю партизанские отряды?
   
   * * *
   
   В середине июня 1942 года немецкому коменданту города Славута доложили о неприятных событиях, происшедших в одну из ночей. Из Славутского концлагеря бежала группа советских бойцов и командиров. Несмотря на колючую проволоку, пулеметы на вышках, овчарку, эсэсовцев- охранников, военнопленные исчезли.
   Утром стало известно, что беглецы, прежде чем скрыться из города, ночью явились в городскую больницу и захва- тили почти все медикаменты. Заведующий больницей Михайлов оказал им сопротивление и был ранен в шею...
   Комендант выразил Михайлову благодарность и свое сочувствие, пожелал скорейшего выздоровления и заверил его в том, что "бандиты, бесспорно, будут пойманы и понесут жестокую кару".
   Ничего нового, однако, выяснить не удалось. Военнопленных не нашли. Стало известно лишь, что вывести их из лагеря помог Антон Одуха, партизан, за голову которого гестапо назначило цену в 25 000 рейхсмарок.
   Оккупационные власти в Славуте всполошились. В который уж раз приходилось им слышать эту фамилию - Одуха! Месяц назад он с каким- то партизаном Ленькой взорвал мост недалеко от железнодорожной станции Бадувки. Мина сработала в тот момент, когда на мост вкатил воинский эшелон, переполненный молодыми солдатами из гитлерюгенд. Под откос полетело семнадцать вагонов. На месте диверсии остались сотни трупов и раненых.
   Не успела улечься паника после этого случая, партизаны заминировали дорогу вторично. Взрывчатку заложили на участке, где должен был проследовать специальный поезд гаулейтера Коха. На этот раз, правда, охране удалось предотвратить катастрофу. Но если бы фашисты случайно не обнаружили взрывчатку, нетрудно представить последствия такой диверсии...
   Об Одухе оккупанты в Славуте уже кое-что знали. Располагал некоторыми сведениями о нем и комендант города.
   Километрах в семи от Славуты, в селе Стриганы, жил малоприметный молодой учитель, заведовавший начальной школой. Ни стригановского старосту, ни полицаев из окрестных сел школа не интересовала, ничем не привлекал вни- мание к себе и скромный заведующий. Жил он тихо, казалось, ничто, кроме школьных дел, не интересовало его.
   Позже выяснилось, что в лесу Одуха хранил винтовки, гранаты и патроны. В школе изготовлялись листовки, в которых солдаты фюрера именовались бандой, а местным полицаям была обещана в скором времени петля за предательство. Были, конечно, у Одухи и помощники. Но раскрыть их не удалось. И сам Одуха ушел, ускользнул из рук гестапо. Учитель скрылся в тот момент, когда к его квартире уже подходили офицер СД и три солдата, присланные из Славуты, чтобы арестовать его.
   Теперь он напоминал о себе почти ежедневно. Да и не только он. Неспокойно было и в Шепетовке, и в Проскурове, и в Изяславе, и в Староконстантинозе. Часто стали появляться советские листовки. На железных дорогах происходили диверсии, на станциях - саботаж. На Шепетовском узле гестапо произвело аресты - там действовали подпольщики. Гестаповская агентура напала на след одного из них - Ивана Музалева. Но и его взять не смогли, успел скрыться.
   Подпольщики и партизаны досаждают немцам все больше. Не помогают ни казни, ни расстрелы. А случай с Михайловым... Уже не где- нибудь в лесу, а в самом городе, под боком у гестапо и комендатуры, эти русские едва не прикончили заведующего больницей, человека, весьма "добросовестно" сотрудничавшего с оккупационной администрацией.
   Комендант Славуты считал врача Михайлова одним из тех, кто своим лояльным поведением по отношению к не- мецким властям служит хорошим примером для населения. Больше того, в поведении уже немолодого, хорошо известного во всем городе врача комендант усматривал также не- малую личную заслугу: ему, офицеру СС, удалось привлечь на свою сторону советского интеллигента, медика, которого в Славуте знает и стар и млад. Таких надо поощрять. Кресло заведующего больницей было предложено Михайлову за то, что он, появившись в городе, пришел в комендатуру и выразил готовность трудиться "на благо Великой Германии". Сам факт покушения военнопленных на Михайлова можно умело использовать в целях пропаганды, надо только как следует пошуметь об этом случае, раздуть его. Дескать, вот как поступают советские комиссары с мирными, честными людьми...
   Но планы коменданта были нарушены самым неожиданным образом. Через несколько дней ему сообщили из гестапо о том, что его хваленый врач Михайлов - не кто иной, как руководитель коммунистического подполья если не всей Каменец-Подольской области, то уж нескольких ее районов наверняка. Все это время он был тесно связан с партизаном Одухой. И выстрел в затылок был инсценирован самим же врачом, чтобы отвести от себя подозрение после того, как он передал медикаменты явившимся в больницу беглым военнопленным. Михайлов арестован. Он пока молчит, но ему развяжут язык, и тогда многое прояснится, многое...
   Некоторое время Федора Михайловича Михайлова держали в гестапо в Славуте. Одуха и его товарищи попытались было освободить врача, но неудачно. После этого немцы увезли Михайлова в Шепетовку, в тюрьму. Он ослаб от пыток и уже не мог ходить. Его допрашивали и истязали каждую ночь. Он молчал.
   Михайлов понимал, что ждет его. Предатель, пришедший с доносом к гитлеровцам, не был полностью осведомлен о деятельности врача в подполье, но и того, что предатель знал, было вполне достаточно, чтобы вынести Михайлову смертный приговор штангерихта. (Штангерихт - суд, учрежденный фашистами на оккупированных территориях.)
   Федор Михайлов работал в Славутской больнице еще до войны. Он добровольцем ушел на фронт, как только услышал по радио о том, что фашисты напали на советскую землю. Он стал военным врачом. Но полк его был окружен. Тяжелая контузия помешала Михайлову выбраться из окружения. Он пришел в Славуту. Устроился на работу и стал группировать вокруг себя надежных людей. Уже к зиме 1941 года Федор Михайлов создал широко разветвленную подпольную организацию советских патриотов; ее боевые группы повели сложную и трудную работу во многих городах и селах Каменец-Подольской области. Врач возглавил нелегальный окружком, в состав которого входили Одуха, Захаров, Шорников и Яворский. Окружком был связан с подпольщиками в Плужнянском, Ляховецком, Староконстантиновском, Шепетовском, Проскуровском, Тальновском и других районах. Налаживались контакты с подпольем Новоград-Волынского, Бердичева, Житомира, потянулись из Славуты нити и к Киеву.

Герой Советского Союза ОДУХА А.З.

   Подпольщики получили указание от окружкома повсе- местно создавать партизанские группы, добывать оружие и боеприпасы, приступать к диверсиям на железных дорогах, на предприятиях, срывать заготовку для немецкой армии зерна, скота.
   Множество нитей, связывавших Славуту с десятками патриотов, с коммунистами, комсомольцами, держал в своих руках врач Михайлов. Немало человеческих судеб зависело от того, как поведет он себя в гестаповском застенке.
   Теперь, когда он оказался в лапах палачей, молчание было единственным оружием, которое у него осталось.
   Его долго истязали. Не узнав от него ни фамилий, ни адресов, ни явок, гестаповцы привезли Михайлова в Славуту. Здесь, рядом с больницей, где проработал он многие годы, уже была приготовлена на дереве виселица. На шею связанного окровавленного врача офицер с нашивкой СД на рукаве набросил петлю. Врач последний раз взглянул на людей, согнанных фашистами к месту казни, на свой родной город:
   - Да здравствует Советская Родина!..
   Шеф гестапо приказал ефрейтору Косовичу зарыть труп повешенного во дворе больницы, в мусорной яме.
   Так в Славуте узнали, что Федор Михайлович Михайлов, заведуя больницей, никогда фашистам не служил - служил он своему народу. И народ не забыл своего славного сына. Ему посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
   
   * * *
   
   Отряд у Антона Одухи был в первое время небольшой. Вместе с учителем в лес ушли его друзья, с которыми он создавал подпольную группу в Стриганах: танкист старшина Алексей Иванов, бежавший из фашистской тюрьмы в городе Остроге, бывшие ученики Саша Гипс, Виталий Кмитюк, Леонид Троцкий, а также Тоня Петричук, учительница Анна Охман, Василий Трегуб. Находились здесь и военнослужащие, которым Одуха помог вырваться из концлагеря в Славуте: Игнат Кузовков, Алексей Манько, Александр Софиев, Василий Шантарь, Ибрагим Друян, Тенгиз Шавгулидзе и еще несколько бойцов и командиров. Из Шепетовки прибыли в отряд Иван Музалев, Никита Гончаров, Иван Нишенко. Шепетовские подпольщики привели с собой и Станислава Швалленберга. Этот поляк, мобилизованный гитлеровцами в немецкую армию, давно искал случая, чтобы порвать с теми, кого он ненавидел всей душой. Такой случай представился ему в Шепетовке, куда была переброшена его воинская часть. Познакомившись с Музалевым, Швалленберг понял, что это именно тот человек, который поможет ему связаться с советскими патриотами-антифашистами. Он стал выполнять задания Музалева, и тот убедился в ис- кренности его намерений. Когда над шепетовскими товарищами после ряда смелых операций на железнодорожном узле нависла угроза провала, Станислав Швалленберг пре- дупредил их об опасности и ушел к партизанам вместе с подпольной группой.
   ...Швалленберг поднял руку. На нем был немецкий мундир с погонами, и шофер, резко затормозив, открыл дверцу грузовика. Швалленберг, а за ним Василий Шантарь вскочили в кабину, в кузов сели Максим Сидненко и Александр Софиев. В руке Швалленберга блеснул парабеллум. Он бросил шоферу по- немецки:
   - Гони прямо и сиди спокойно!
   Вмиг покрывшись холодным потом, водитель покосился на пистолет и молча дал газ. Машина понеслась к Славуте. Через полчаса впереди возникли пулеметные вышки лагеря для военнопленных. Возле ограды из колючей проволоки похаживали эсэсовцы-охранники. Как только машина поравнялась с ними, шофер бросил баранку и с воплем выскочил из кабины. Швалленберг двумя выстрелами свалил его на дороге. Шантарь едва успел схватиться за баранку...
   Опешив было в первое мгновение, эсэсовцы, видя, что грузовик не останавливается, опомнились и торопливо ударили вслед ему из автоматов. Машина летела по городу на бешеной скорости, вздымая фонтаны брызг.
   На мосту через реку Горынь, у лесозавода, партизан по- пытались перехватить патрульные полицаи. Едва не сбитые грузовиком, они отскочили с дороги. А машина неслась дальше.
   К вечеру четыре смельчака подъехали к партизанскому лагерю. Доложили командиру, что задание выполнено.
   Антон Одуха приказал добыть грузовик не случайно. Он все чаще задумывался над тем, как установить связь с Большой землей. Командир отряда знал, что в лесах Брянщины и Белоруссии уже развернулась борьба с оккупантами широким фронтом. Слухи об этом доходили и сюда, в Каменец-Подольскую область, их приносила народная молва, отрывистые сведения об этом сообщало радио, и даже немецкие газеты вынуждены были кое-что писать о партизанах того края.
   И Одуха решил послать своих разведчиков в район Брян- ска, предполагая, что в лесных областях работают партизанские рации, что партизанские штабы там обмениваются радиодепешами с советским командованием, с руководством партизанским движением по ту сторону фронта. Но путь к Брянщине пролегал дальний... Тогда возникла мысль захватить у немцев грузовик и на нем отправить добровольцев в нелегкую и опасную дорогу.
   На следующий день девять партизан, вооруженные снятым с танка пулеметом, выехали на трофейной машине из лесу. Впереди - сотни километров, десятки населенных пунктов, заполненных гитлеровцами. Был выбран маршрут: Берездов, Олевск, Туров, Кончевичи, Бобруйск, Гомель, Брянск...
   Отправились ночью. Берездов миновали беспрепятственно. Но выехать на автостраду Корец - Новоград-Волынский не смогли. В степи у села Селичев группа наткнулась на отряд карателей. Пулеметным огнем разведчики разогнали фашистов, но увязшую в грязи машину пришлось бросить. Группа пошла дальше пешком. За Олевском ей удалось проехать километров пятьдесят по узкоколейке. Припять форсировали ночью, на лодке.
   Не раз сталкивались они с врагами. Уходили, отстреливаясь, болотами и перелесками. Уже в Белоруссии похоронили убитого в стычке с немцами под селом Альбин Симона Кадакидзе. Разведчики голодали и мерзли, валились от усталости с ног. Но упорно шли дальше.
   Им не пришлось пробираться к Брянску. В Полесской области у села Бобрик украинские партизаны встретили один из отрядов белорусских партизан из соединения генерал-майора Константинова. И несколько дней спустя в Мо- скве узнали о том, что в Каменец-Подольской области действуют советские патриоты - одна из боевых единиц той огромной народной армии, которая начала сражение с фа- шистскими оккупантами в глубоком вражеском тылу.
   Получив из-за линии фронта автоматы, винтовки-"бесшумки", гранаты и патроны, взвалив все это богатство на плечи, разведчики двинулись в обратный путь. Лишь одно трагическое происшествие омрачило их радость - присланный в их распоряжение радист с рацией случайно, нелепо погиб, прыгая с парашютом из самолета.
   В октябре группа возвратилась в Каменец-Подольскую область, в свой отряд, базировавшийся в те дни недалеко от села Хоровица. Из далекого похода привели разведчики в отряд нового бойца. Звали его Михаил Петров. Штаб генерала Константинова направил его к каменец-подольским партизанам, чтобы он помог им наладить диверсионно-подрывную работу. Именно ему, этому молодому сибиряку, предстояло в недалеком будущем возглавить в соединении Антона Одухи отдельный батальон диверсантов, научить подрывному делу десятки украинских парней, стать грозой для транспортной службы гитлеровцев от Волыни до Киевщины.
   Осенью 1942 года славутские партизаны наносили удары врагу на железной дороге, жгли воинские склады, уничтожали шпалозаводы, разрушали водокачки, мосты. Каратели, брошенные в партизанский район Подолии, безуспешно прочесывали небольшие клочки леса, разбросанные там и сям. Хорошо понимая, что в здешних лесах, тянущихся неширокими полосами, с наступлением зимы трудно будет укрывать с каждым днем растущий отряд, Одуха после каждой новой операции уводил посаженных на коней и повозки бойцов в соседнюю Ровенщину.
   Тактика маневра длительное время сбивала с толку гитлеровцев. Организаторы карательных экспедиций - каменец-подольское СД и полевая жандармерия не предполагали даже, что за границами их "владений", в селах Борщовка и Лидовка, раскинувшихся на равнине в Гощанском районе Ровенской области, находят себе прибежище партизаны. Население этих сел размещало бойцов отряда в своих хатах, прятало лошадей и повозки в овинах и клунях. Вместе с партизанами крестьяне окружали села сетью дозоров, заботясь о том, чтобы никто из посторонних не узнал, не увидел, какие гости съезжаются сюда по ночам. Отсюда, из Борщовки и Лидовки, было совершено немало смелых налетов на оккупантов.
   Партизанская разведка донесла о том, что небольшое местечко Аннополь с некоторых пор стало предметом усиленного внимания немецких военно-технических специалистов. В отряд Одухи время от времени поступали сведения о появлении в Аннополе чинов оккупационной администрации из резиденции имперского комиссара Ровно - Коха. Комендантом местечка и директором крупного Аннопольского спиртзавода был назначен немец Зачик, бывший шпион, засланный фашистской разведкой на Украину еще до войны. Теперь он стал полновластным хозяином и предприятия, и всего Аннополя. Сам расстреливал еврейские семьи, издевался над рабочими завода, избивал, терроризировал людей.
   Антон Одуха дал задание своим людям выяснить, чем заинтересовал гитлеровцев Аннополь. Вскоре все прояснилось- на Аннопольском заводе хранилось около 30000 тонн спирта, немцы готовились вывезти весь этот запас в Германию, на предприятия синтетического каучука.
   Командир партизанского отряда, как правило, сам возглавлял почти каждую боевую операцию. Повел он группу бойцов и на этот раз.
   Партизаны ворвались в Аннополь на подводах. Первым долгом захватили здание, где был установлен телефонный коммутатор. Связь с местечком прервалась.
   Тут же был окружен дом, в котором жил комендант Зачик, несколько бойцов кинулись к огромным цистернам со спиртом. Антон Одуха вместе с Игнатом Кузовковым, Михаилом Петровым и Александром Перепелицыным проникли в двухэтажную кирпичную казарму, где разместилась охрана завода. Командир отряда, сунув часовому под нос пистолет, выхватил у него из рук ручной пулемет.
   Охранники успели забаррикадироваться в одной из комнат, начали стрелять сквозь дверь. Партизаны хлестнули по двери очередями из автоматов и только что добытого пу- лемета.
   Стрельба утихла так же внезапно, как и началась. Все было кончено быстро. От квартиры Зачика, превращенной им в склад всяческого имущества и продовольствия, отъехали нагруженные партизанские подводы. Над Аннополем бушевало и ревело море огня. Металлические цистерны с грохотом взрывались, горящий спирт потоками разливался по земле...

Герой Советского Союза МУЗАЛЕВ И.А.

   Вскоре главари каменец-подольского гестапо убедились в том, что местными силами им не справиться с дерзким партизанским отрядом. В область были вызваны специальные части СС. Они появились зимой. В белых маскировочных халатах и белых касках, конники-эсэсовцы рыскали по селам, перекрыли дороги, блокировали подступы к лесу. Изрядно потрепав одно эсэсовское подразделение, налетев на него в тумане у села Головли Украинские, Антон Одуха увел свой отряд к реке Случь.
   Перед походом партизаны выстроились на лесной опушке.
   - Федора Михайловича Михайлова, нашего старшего товарища, многим из вас лично знать и видеть не довелось,- заговорил перед шеренгой бойцов Одуха.- Но среди нас не найдется человека, который бы не слышал о враче Михайлове. Его уже нет, и все же он с нами, и останется с нами всегда, потому что дело, за которое он отдал жизнь, вы продолжаете. Я хотел сказать вам раньше, предложить... но тогда мы с вами еще не имели права. Теперь нами кое-что сделано. И мы заслужили право называть себя михайловцами. Кто за то, чтобы присвоить отряду имя погибшего героя Федора Михайлова,- шаг вперед!
   Лязгнув оружием, вперед шагнул весь отряд.
   С того дня они называли себя михайловцами. И как михайловцы вошли они в историю народной партизанской войны, с честью пронеся сквозь все испытания имя славного сына Советской Родины.
   
   * * *
   
   Когда Одухе доложили о том, что с группой партизан-связных, возвратившихся из Белоруссии, в отряд пришел бывший военнослужащий-сапер, командир тотчас же вызвал новичка к себе.
   Перед Одухой стоял невысокий паренек, белобрысый и скуластый, одетый в старую, потрепанную шинелишку.
   На вид ему можно было дать не больше восемнадцати. Глядя на командира отряда усталыми, чуть прищуренными глазами, парень приложил руку к фуражке:
   - Заместитель политрука стрелковой роты Петров. Прибыл в ваше распоряжение по приказу штаба полесских партизанских отрядов.
   - Стрелок, значит,- разочарованно протянул Одуха.- Мне сказали - сапер пришел, а ты из стрелковой...
   - И сапер тоже,- улыбнулся Петров и пояснил: - Действительную служил в саперном батальоне. Потом - стрелковый полк в Тернополе. Войну начал как сапер, минировал мосты и дамбы.
   Лицо командира посветлело.
   - Ты садись, садись. Я не генерал и даже не замполитрука, передо мной тянуться нечего. Звать-то как тебя, сапер?
   - Михаил.
   - Коммунист?
   - Кандидат партии.
   И Петров рассказал Одухе свою в общем-то обычную для того сурового времени историю солдата, волею обстоятельств, от него не зависящих, очутившегося на земле, захваченной врагом. Таких историй Одуха уже слышал немало.
   - Все ясно,- сказал командир отряда.- Что к нам пришел - спасибо от меня. Делу поможешь - тогда спасибо скажет Родина. Видишь, сколько здесь эшелонов туда-сюда раскатывает? Работы будет по горло, желающих испробовать на прочность немецкие составы тоже достаточно. Да вот сноровки нет у людей, кустарщина одна. В общем, сапер, познакомься пока с одним хорошим хлопцем, есть у нас такой, Ленька Русак. Тоже подрывным делом интересуется. Потолкуй с ним.
   Знакомство Михаила Петрова с Ленькой Русаком состоялось в тот же день. Михаил нашел его на поляне у костра, возле груды артиллерийских снарядов. Миловидный юноша с тонкими красивыми чертами лица, почти по-детски застенчиво улыбаясь, подал Петрову руку. И, едва услышав первые слова, произнесенные им, сапер спросил его:
   - Сибиряк?
   - Точно. Новосибирский.
   - Земляки, стало быть. Давно в отряде? Каким ветром занесло сюда?
   Немолодой уже партизан, в полушубке внакидку, сидевший на корточках перед костром, помешивая что-то булькающее в закопченном ведерке, негромко сказал:
   - Ветер все тот же - война. Он на фронте в танке горел да семь раз из тюрем и концлагерей фашистских бежал, из самой Люблинской крепости вырвался, земляк твой Лешка. А ты его допрашиваешь. Уж его-то мы знаем. А ты кто будешь таков - услышать не мешало бы, если не секрет ко- нечно.
   - Секретов нет,- ответил Михаил, понимая, что на- зваться земляком чернобрового Леньки - этого мало здесь, среди незнакомых суровых людей, в этом осеннем лесу, пропахшем гарью партизанских костров.- Да и биография моя куцая еще. Рос в деревне Таловке, в Сибири. Одиннадцати лет пошел столярничать, потому что отец часто болел, а дома семья... Позже в Томском горном техникуме учился, да пришлось пойти на завод и поступить на рабфак. С завода и в армию призвали. Два года довелось служить в саперной части. Война уже под Тернополем застала. С группой бойцов прикрывал отход полка. Было нас двенадцать, а живых трое осталось. Связи с полком мы не имели и не знали, что немцы обошли нас и слева, и справа, и далеко вперед продвинулись... Пошел я на восток. Куда ни ткнусь - везде немцы. В селе Добромирке, на Тернопольщине, встретил таких же, как и сам, окруженцев. Подобралось нас человек восемнадцать. Начали оружие собирать, боеприпасы припрятывать. Решили партизанить. К тому времени холода уже наступили, а мы все раздетые, разутые, голодные. Нет-нет, да и завернем в село, чтобы обогреться под крышей. Так нас в том селе жандармы и накрыли. Едва вырвался я оттуда. Товарищей нет - некоторых жандармы схватили, кое-кто тоже скрыться успел... В одиночку двинулся на Житомирщину, оттуда взял направление на Белоруссию. Предполагал партизан встретить в лесах.
   В Ельском районе, что на Полесье, набрел наконец на один отряд. Небольшой отрядик был, слабенький, на серьезные операции не замахивался. Постреливали мы гитлеровцев, которые от своих частей отбились, иногда мелкие обозы захватывали. А больше в лесной чаще прятались. Скрывать не стану, тоскливо было мне в том отряде. Да случай один подвернулся. Как-то предложил командир отряда мне и еще одному парню пойти на розыски штаба полесских партизан, чтобы контакт установить с ним. Согласился я охотно. Шли мы недолго. За Припятью километров сто пятьдесят отмахали и возле села Альбин натолкнулись на партизан, которыми один генерал командует. Оказывается, в тех местах настоящий Партизанский край, в некоторых селах немцев и не видели, колхозы, как до войны, существуют. Аэродром партизанский есть, наши самолеты из-за линии фронта прилетают, оружие, взрывчатку, патроны доставляют белорусам...
   Доложили мы генералу о Ельском отряде. Задание было выполнено, в Ельском районе мне, саперу, работы, можно сказать, не находилось, поэтому решил я остаться в одной из бригад, которые действовали в зоне железной дороги. Обратился с такой просьбой к начальству. В те дни ваши люди на связь с белорусами прибыли. В штабе говорят мне: на Украине воевать начинал, вот там и продолжать войну будешь. Каменец-подольским партизанам подрывники нужны, собирайся в дорогу.
   Вот, пожалуй, и рассказывать больше нечего.
   - А нечего - тогда подвигайся поближе, если ложка имеется,- подмигнул партизан в полушубке, ловко снимая с костра ведро.- И ответь мне на такой вопрос,- продолжал он.- Земляк твой Ленька притащил в лес вот это ба- рахло. Вон, под деревом, снаряды. Утверждает, тол из них добыть можно. На огне если подогреть. Собираемся попробовать. Выйдет фокус или нет?
   - Выйдет,- глотая горячую картошку, кивнул Петров.- За 270 градусов температура перевалит - и будь здоров, ахнет - костей не соберешь.
   - Тогда как же? Добру пропадать? К нам пока еще самолеты не летают, а взрывчатка нужна,- заговорил Ленька Русак.
   - Подумать надо, прикинуть, что к чему. Чтобы с толком. Добровольцы для такой работы нужны,- сказал сапер.
   - За этим дело не станет,- отозвался молодой партизан Саша Гипс.- Добровольцы найдутся.
   Нехитрое сооружение, которое увидели через несколько дней партизаны в лесу, на приличном расстоянии от стоянки отряда, впоследствии получило название "чертова кухня". Но это уже было позднее, когда о Петрове, а также о Леньке Русаке заговорили в городах и селах, в немецких комендатурах и специальных охранных батальонах, державших под надзором железные дороги.
   Со временем Петров и его друзья усовершенствуют "чертову, кухню", тол будет выплавляться в заранее приготовленные формы и застывать увесистыми "буханками", как шутя говорили партизаны. Всюду, где только можно будет, начнут партизаны выискивать снаряды, авиабомбы, свозить к своим стоянкам и базам. "Чертовы кухни" задымят во всех партизанских отрядах Каменец- Подольской области, и не будет случая, чтобы это опасное дело где-нибудь закончилось трагическим фейерверком,- ни одна бомба, ни один снаряд не взорвутся на партизанских кострах. Зная, что со взрывчаткой шутки коротки, станет Михаил Петров учителем строгим и придирчивым, не терпящим бесшабашной небрежности и разгильдяйства. Следуя его инструктажам, совершат партизанские диверсанты множество снарядов, добудут свыше 5 тонн тола, и ни единый килограмм его не будет израсходован впустую...
   Но это - со временем.
   А тем туманным утром, когда заработала первая "чертова кухня", несколько бойцов, возвращавшихся из ночной операции, заметили меж деревьев что-то наподобие грубо сложенной печки. На огне стоял наполненный водой обыкновенный бидон, в каких на селе перевозят молоко. От деревянной перекладины сверху в бидон был опущен на ве- ревке артиллерийский снаряд. В печке горели дрова, вода в бидоне бурлила, кипела, "вываривая" черное тело снаряда, расплавляя смертоносную его начинку.
   С неделю колдовали возле этой печки Михаил Петров и Ленька Русак. Саша Гипс и Леня Троцкий помогали саперу и танкисту, отгоняя от "кухни" любопытных, приходивших поглазеть на странное занятие.
   Однажды Леня Троцкий спросил Петрова:
   - Аммоналом можно тол заменить?
   - Слабее аммонал, но можно. А что?
   Оказалось, Саша узнал интересную новость. Недалеко от Славуты на пригорке стоит деревянное здание, где раньше размещалось лесничество. Теперь это здание оккупанты используют под склад. Несколько раз подвозили туда на грузовике то ли ящики, то ли какие-то мешки. И охрану выставили. Как-то один из охранников, подвыпив, болтал в селе: дескать, "службу несем проклятую, сидим как на пороховой бочке". И добавил, что склад набит аммоналом...
   Узнал Леня об этом от славутского подпольщика Виктора Зимарева, который работал сторожем в городской боль- нице.
   Петров и Ленька Русак переглянулись.
   Прошло несколько дней. Как-то под вечер из партизанского лагеря выехали три пароконные подводы. Передней правил Саша Гипс. Следом за ним, нахлестывая лошадей, трусили на подводах тринадцатилетний брат Лени Троцкого, Боря, и Виталий Кмитюк.
   Еще издали ребята увидели здание лесничества; оно было ярко освещено косыми лучами заходящего солнца. Саша махнул хлопцам рукой. Повозки свернули в заросли молодого дубняка.
   Наказав друзьям оставаться при лошадях и ждать, Саша взял из повозки свой автомат и ушел в лес. Приблизившись к усадьбе лесничества, он замер. Группа немцев, солдат десять - двенадцать, тоже направлялась к складу, вынырнув неожиданно из-за деревьев. Они гнали советских военнопленных, которых эсэсовцы брали из концлагеря в Славуте и использовали на лесоразработках.
   У Саши екнуло сердце. Ведь в эту минуту Михаил Петров, Ленька Русак и Александр Перепелицын разоружают на складе охранников...
   К счастью, немцы прошли мимо, к деревянному дому не завернули. Покрикивая на пленных, они исчезли в низине. Пригнувшись, Саша побежал кустарником к усадьбе лесничества. Прислушался. В доме было тихо. Вскинув автомат, Саша толкнул ногой дверь и... увидел в коридоре улыбающегося Леньку Русака.
   - Немцев бачив? - спросил Саша.
   - Да, и тебя видел тоже, как ты за кусты нырнул.- Ленька подтолкнул его в комнату.- Чего тихо разговариваешь? Этих, что ли, боишься?
   На полу комнаты лежали два связанных полицая. Они были пьяны вдрызг, один пытался что-то петь, второй, хихикая, заплетаясь языком, просил:
   - Братва, не балуйтесь, развяжите руки... Вы ж славутская полиция, я ж вас... мазуриков... упизнав сразу...
   На столе стояли бутылки из-под самогона. Не обращая внимания на полицаев, Петров спросил Сашу, пригнал ли он подводы. Гипс утвердительно кивнул головой, деловито вытаскивая из карманов полицаев винтовочные обоймы.
   - Давай повозки сюда, во двор, - распорядился Ленька Русак...
   - Отъезжайте! - сказал Петров товарищам, когда повозки были нагружены.- А ты, Сашок, погоди, задержимся на минутку. Мы их догоним.
   Проводив взглядом подводы, сапер закинул ремень ав- томата за шею и распахнул дверь склада. Саша Гипс перешагнул порог вслед за ним. Большая комната, отгороженная от караулки стеной, была завалена такими же мешками, как те, что только что грузили на подводы.
   - Сыпучий аммонал. Видишь, сколько его здесь? Незачем оставлять немцам,- Петров вынул из кармана толовую шашку и кусок бикфордова шнура.- Ну-ка кресни зажигалкой, Сашок!
   Шнур зашипел, дымя и обугливаясь.
   Они отбежали от усадьбы лесничества подальше и легли под толстой ивой, тяжело дыша.
   - Сейчас... Еще две секунды. Ну, Сашок, гляди!
   И, словно подчиняясь словам Петрова, на глазах у Саши крыша дома внезапно приподнялась вверх, отделилась от стен, вечерние сумерки пронизала мгновенная и ослепительная вспышка, осветив лес, небо, белые домики на далекой окраине Славуты. Тяжелый грохот прокатился над землей, волна взрыва сорвала верхушки деревьев и умчалась дальше, выдавив по пути в городе стекла затемненных окон. Бревна и куски кирпича разлетелись далеко вокруг, ломая в лесу ветви. Дома на подворье лесничества не стало, на месте, где он стоял, лишь клубился дым.
   Подводы ждали Петрова и Сашу в дубняке.
   Ленька Русак схватил сапера за руку, глаза его возбуж- денно блестели:
   - Ну и ахнуло... Веришь, Миша, как ударило - кони попадали. Мы перепугались, думали, вас тоже накрыло там.
   Партизаны хлестнули лошадей...
   
   * * *
   
   Начальник криминальной полиции города Шепетовка Примак, угрюмый детина в широченных галифе, был осто- рожен и предусмотрителен - ночью на улицах не появлялся, от своей квартиры к зданию полиции и обратно ездил обычно на бричке с охраной.
   И на этот раз, только подъехав к самому дому, он отпустил кучера и охрану. Не торопясь открыл ключом дверь.
   В квартире его ждали трое.
   Взглянув на одного из них, высокого парня с жидковатой прической мягких волос, Примак задохнулся, судорожно царапнул кобуру пистолета.
   - Стоять спокойно! - прикрикнули на него. Бледный, как мертвец, Примак отступил к стене, не в силах отвести взгляд от молодого человека. Он хорошо знал его, Степана Диденку, бывшего военнопленного, работавшего пилорамщиком на лесозаводе, которого теперь усиленно разыскивало гестапо. У Примака подкашивались ноги.
   - Где Нейман? - спросил Диденко. Но Примак только беззвучно шевелил губами.
   - Где Нейман, спрашиваю? - повторил Диденко, взглянул в лицо размякшего полицая и поднял наган.
   За окном сиял светлый погожий день, было послеобеден- ное время. А на одной из оживленных улиц города, где можно было встретить и жандармов, и шуцманов, и немецких солдат или офицеров, в квартире того самого Примака, которым в Шепетовке пугали детей, среди бела дня партизанские разведчики вершили справедливый суд. Примак только сейчас понял наконец, что ждет его. И пронзительно, по-бабьи завизжал. Три выстрела один за другим громыхнули в комнате.
   ...Иван Музалев в лесу был недолго.
   Сопровождая из Шепетовки в отряд Антона Одухи группу подпольщиков, которым уже нельзя было оставаться в городе, он собирался вместе с ними начать в отряде новую жизнь, взять винтовку, воевать с врагом, как все партизаны, как десятки советских людей, что пришли к стригановскому учителю. Но вскоре Музалев расстался с этой мыслью - он вернулся назад, в город.
   Степана Диденко - под таким именем Музалева знали в Шепетовке - гитлеровцы разыскивали давно. И все же он пошел в город не колеблясь, не думая о смертельной опасности, которой подвергался на каждом перекрестке.
   Шепетовка - крупный железнодорожный узел, где сплетались стратегически важные магистрали. Антон Одуха не мог оставить этот город без своих "глаз" и "ушей". Нужен был человек хладнокровный и решительный, сумевший бы возглавить там боевую группу разведчиков и направлять их деятельность. Командир отряда остановил свой выбор на Музалеве, предложил ему взяться за трудное дело. Именно у него остались в городе старые связи и знакомства, явки и квартиры, там были люди, которых он знал хорошо. Еще в первый год оккупации врач Федор Михайлов установил связь с шепетовскими подпольщиками. Во главе их стоял коммунист Остап Горбатюк, директор лесозавода, а его правой рукой был Иван Музалев, парень с Орловщины, которому удалось вырваться из-за колючей проволоки лагеря для военнопленных. Организация потерпела провал. Погиб и ее руководитель. Остапа Горбатюка предал Нейман, немец по национальности; до войны он жил в Славуте, работал в угрозыске. Выслуживаясь перед фашистами, стал заместителем начальника полиции Примака. Ничего не добившись на допросе от Горбатюка, Нейман застрелил его...
   Вернувшись в город, Музалев решил уничтожить предателя. Но Нейман, словно предчувствуя это, исчез. Тогда Музалев с партизанами Письменным и Федорчуком явились к Примаку.
   Руководитель разведывательной партизанской группы нелегально обосновался на квартире у Анны Никитичны Котик. Там и познакомился он с ее сыном, пионером Валей Котиком, который стал его связным и участником многих нелегких операций. (Очерк о Герое Советского Союза В. А. Котике помещен в книге "Люди легенд". Выпуск первый.)
   Еще при жизни Остапа Горбатюка подпольщики сожгли в Шепетовке нефтебазу. Позднее взорвали литейный завод. Вывели из строя железнодорожное депо. Теперь Музалев готовил еще одну крупную операцию.
   В городе был расположен армейский продовольственный склад, где гитлеровцы накопили свыше шести тысяч тонн муки, сахара, масла, консервов, круп. Ежедневно от склада отъезжали вереницы тяжелых машин, доверху нагруженных мешками и ящиками. Склад обслуживала специальная интендантская часть, его тщательно охраняли.
   Пожар начался перед рассветом. Сначала раздалось несколько взрывов, затем пламя охватило здание. Был поднят на ноги гарнизон, спешно прибыли саперные подразделения, но тщетно. Никто уже не мог справиться с разбушевавшимся пламенем, и долго еще поднималась над городом черная дымная туча...
   В отряд Одухи из Шепетовки стали прибывать винтовки и боеприпасы, ручные пулеметы, гранаты, и даже тяжелый "максим" переправили партизанам разведчики. Это были трофеи еще одной операции, осуществленной в городе Иваном Музалевым и его друзьями. Они узнали, что в одном из зданий вблизи железной дороги гитлеровцы хранят немало оружия. Проникнув за проволочное ограждение, опоясывавшее здание, партизанские разведчики навьючились пулеметами, винтовками и коробками с патронами и ушли в ночь, обойдя при этом паровоз остановившегося на путях немецкого эшелона, переполненного солдатами.
   Как-то жарким летним днем к Музалеву пришел из лесу Станислав Швалленберг. Он уже был своим парнем среди партизан, этот бывший солдат вермахта. Единственное, что еще напоминало о его недавнем прошлом,- серо- зеленый мундир, в котором Швалленберг отправлялся на задания, нацепив для пущей важности пару гитлеровских медалей.
   Швалленберг рассказал Музалеву о том, что в селе Полонном гитлеровцы назначили старостой весьма подозри- тельную личность: он связан с СД, шпионит за односельчанами, выдает фашистам всех, кто хотя бы словом обмолвился против "нового порядка".
   Взяв с собой Григория Письменного, они отправились в Полонное. В тот вечер в сельском клубе был созван сход. На сцене стоял тот самый староста; грозя кулаком в зал, битком набитый людьми, он требовал поживее закончить уборку хлеба, "чтобы германское войско быстрее прикончило билыповыкив". Заметив у входа немца с медалями и чтобы еще больше продемонстрировать свою преданность гитлеровцам, староста повысил голос, обещая "шкуру спустить с каждого, кто послал своих сынов воевать за Советы, а сам саботаж в селе разводит..."
   Письменный оборвал его тираду тем, что вышел на сцену и стал рядом с "оратором". Староста удивленно смотрел на него. Письменный громко сказал:
   - Именем Советской власти!..- и выстрелил в упор.
   Зал на миг онемел. Потом поднялся страшный шум и гам. В суматохе Письменный, Швалленберг и Музалев покинули клуб.
   В окрестных селах люди еще долго передавали из уст в уста о том, как смелые ребята-партизаны, никого не боясь, при всем народе уничтожили, как бешеную собаку, негодяя предателя.
   Однако некоторые операции, проведенные Иваном Музалевым и его группой, заставляли Антона Одуху хмуриться. Он отдавал должное бесстрашию молодого разведчика, в душе был доволен тем, что не ошибся в своем выборе, посылая его в Шепетовку, но были дела, которые сохранялись в глубокой тайне, и ради этих дел, а не для того, чтобы прикончить какого-то паршивого предателя, постоянно рисковал головой Музалев. О главном в его шепетовской деятельности, кроме Одухи да еще двух-трех человек в его штабе, не знал никто.
   Отряд уже имел связь с Большой землей. Партизанские радисты непрерывно передавали сообщения о продвижении воинских эшелонов через Шепетовский узел, о характере грузов, о полках и дивизиях врага, перебрасываемых к фронту по железной дороге, но они тоже не знали имени человека, сообщавшего в отряд этот поток удивительно точной, ценнейшей информации. И экипажам советских бом- бардировщиков, перехватывавшим уже вдали от Шепетовки составы с техникой и живой силой противника, было также неизвестно, кто же наводил их на цель.
   А Музалев передавал все новые и новые данные о транс- портной службе фашистов - о маршрутах эшелонов, о времени выхода их из Шепетовки на восток. И вагоны горели, пылали цистерны с горючим, взрывались под бомбовыми ударами боеприпасы, валились сброшенные взрывами фугасок с площадок танки, автомашины, орудия...
   Где и как добывал Иван Музалев эти сведения, словно скопированные с движенческих графиков гитлеровцев, про то вначале неведомо было и самому Одухе. Но Музалев знал суровую истину войны: сегодня он живет, а завтра может случиться всякое. И чтобы не оборвался поток информации, он сообщил в штаб отряда о ее источнике. Сведениями о передвижении немецких эшелонов его систематически снабжал заместитель начальника Шепетовской станции. Этот человек жил в городе под чужой фамилией, своего настоящего имени он не раскрыл даже Музалеву. Железнодорожник так и погиб безвестным... Когда его схватили, обыскивая, обнаружили при нем записи об очередных воинских маршрутах. Гестаповцы повесили его на центральной городской площади.
   Однажды известие, полученное от Музалева, ошеломило даже невозмутимого Антона Одуху. В тот раз Иван Музалев доносил: в полном своем составе, в количестве пяти взводов, к партизанам перейдет шепетовская школа так называемых "казачьих юнкеров"; когда они появятся в лесу, огня не открывать: "юнкера" намерены сражаться против гитлеровцев и этим искупить свою вину перед Родиной.
   Объяснять подробнее, что и как у Музалева, должно быть, не было времени. Одуха понял это. Но как удалось Музалеву войти в контакт с людьми, которых все считали изменниками, верно служившими оккупантам?
   Школа "казаков" размещалась в Шепетовке, на территории бывшего военного городка. Иногда "юнкера" получали увольнительные, бродили по городу. Присмотревшись к "казакам" поближе, Музалев сложил о них свое собственное мнение. Набранные немцами из лагерей для военнопленных, они в большинстве своем только искали случая, чтобы перейти к своим, ради этого и согласились надеть на себя полунемецкие мундиры. Но гитлеровцы оказались хитрее: на фронт их не посылали, держали в тылу, готовя из них командный состав для "иностранных легионов" - разного рода отребья, примкнувшего к фашистской армии. "Казачьи юнкера" приуныли. Кое-кто из них поговаривал о партиза- нах, но на решительный шаг не решался, опасаясь провокаторов. Познакомившись с одним из командиров "юнкерского" взвода, Музалев получил от него комплект "ка- зачьего" обмундирования и пропуск в расположение школы. И вот начальник школы, полковник, увидел вдруг перед собой молодого незнакомого "есаула". Тот вошел в кабинет без стука. Молча положил на стол две гранаты и парабеллум. Сказал:
   - Как представитель командования советских партизан я уполномочен, полковник, передать вам ультиматум: вы поднимаете школу по тревоге, ведете своих людей по указанному мной маршруту, и они вливаются в один из наших отрядов. Если желаете - вы тоже переходите к нам.
   - Позвольте! - привстал полковник.- Вы говорите так, словно этот вопрос давно решен...
   - Да! Вопрос решен, и надо приступить к делу немедля, этой же ночью.
   В эту минуту, рассекая темноту светом фар, во двор школы въехал грузовик с солдатами. Полковник побледнел.
   - Только без паники! - Музалев приоткрыл дверь в коридор, где стоял наготове его знакомый комвзвода, приказал ему выяснить, в чем дело. Тот вернулся через несколько минут и пояснил, что это вернулись из карательной экспедиции немцы,- они размещаются в этом же здании на нижнем этаже.
   Полковник нервно ходил по кабинету.
   - Имейте в виду,- предупредил его Музалев,- если вы не согласитесь выполнить ультиматум добровольно, я прибегну к крайним мерам, у меня выхода нет.- И положил руку на пистолет.- Даю вам, полковник, пять минут на размышления!
   Через четверть часа в школе раздался сигнал боевой тревоги. "Юнкера" высыпали на плац перед казармой. Построились по- походному. Вышел полковник, Музалев шагал рядом с ним. Немец часовой при выходе из городка пропустил колонну "юнкеров" во главе с начальником школы.
   Далеко за городом, когда колонна приближалась к лесу, полковник остановил "юнкеров".
   - Объявите людям, куда и зачем они идут! - приказал Музалев.
   Известие о том, что вся школа направляется в лес к партизанам, "юнкера" встретили с восторгом.
   Передав пять "казачьих" взводов отряду Антона Одухи, Иван Музалев следующей же ночью вернулся в город. В Шепетовке его ждали новые дела.
   
   * * *
   
   Новый, 1943 год четверо друзей - Михаил Петров, Ленька Русак, Саша Гипс и Леонид Троцкий встретили возле станции Кривин, лежа в снегу, недалеко от семафора, где их меньше всего могли ожидать гитлеровцы. Потирая озябшие руки, Русак в который уже раз ощупывал "мину" - туго набитый аммоналом рукав старой ватной фуфайки, привязанный вместе с куском тола к обломку доски. Петров разматывал тонкую веревку, слушая негромкий Ленькин голос:
   - Знакомы мне эти места... Отсюда недалече, на мосту, мы с Антон Захарычем первый эшелон своротили к лешему. На второй прицелились, да не сработала наша механика; немцы мину обнаружили, тревогу подняли. Уходить пришлось, досадно было. В том втором составе, говорили, сам Кох в Киев ехал.
   - Ты о чем это? - повернулся Петров к нему.- Первый эшелон Одуха подорвал вдвоем с каким-то Алексеем Ивановым. Сам мне говорил.
   Ленька хмыкнул, равнодушно пояснил:
   - Правильно говорил Антон Захарович. Алексей Ива- нов - это я и есть. Ленькой Русаком ребята-украинцы в отряде окрестили меня.
   - Смотри ты,- удивился Петров.- То-то я подумал при нашем знакомстве, что странная фамилия у тебя какая-то. В наших краях такой не слышал. Теперь понятно... Ну, Алексей,- бегом вдоль полотна, и чтобы все было четко, без суеты. Порожняк заметишь - не обращай внимания, а настоящий эшелон появится - мигай фонариком. Давай, Леша!
   Справа от семафора залегли Саша Гипс и Леня Троцкий. Они прикроют Петрова огнем, если вдруг появятся немцы со стороны станции. Слева, отойдя от семафора на полкилометра, занял свой пост Алексей Иванов. Можно работать не спеша, спокойно. Попрочнее приладить шнур, аккуратно установить взрыватель. Вот так... Все идет хорошо.
   Уложив взрывчатку под рельс, сапер сполз с полотна дороги в кустарник придорожной посадки. Теперь нужно было набраться терпения и ждать, не думая о том, что коченеют на холоде ноги, что мороз новогодней ночи заползает под старую шинелишку, хватает за бока и спину, пробирает тело дрожью.
   Первый эшелон Петров пропустил - Алексей не подал сигнал,- и длинная грохочущая цепь вагонов пронеслась по рельсам, донеся до сапера ветерок и снежную пыль. Еще один эшелон промчался - шел от станции на запад по второму, незаминированному пути, да и сожалеть было не о чем: мелькали открытые заснеженные платформы; они были пустые, лишь на некоторых из них Петров разглядел груды искореженного металла, похожие на разбитые грузовые машины.
   Но вот третий раз застучали вдали колеса. Фонарик Иванова замигал часто и призывно. Шум поезда, приближавшегося к станции, быстро нарастал. Над семафором засветился зеленый глаз. Состав шел на большой скорости, и путь ему был открыт.
   Вот уже поравнялась с подрывником дышащая огнем и паром железная громадина. Рывок за шнур - и сноп пламени, как будто выплеснувшись из-под земли, опалил темное чрево паровоза. Затрещали, сваливаясь под откос, передние вагоны. Закричали немцы. Гипс и Троцкий для большей паники ударили по вагонам из автоматов.
   Через полчаса четверка собралась в ближнем лесочке. Партизаны оставили там сани и лошадей, привязанные к дереву кони жевали сено. Иванов дернул вожжи, с места пустил застоявшуюся пару в галоп...
   Действуя вместе, сапер и танкист взрывали один за другим вражеские железнодорожные составы, появляясь то тут, то там. Сбивая с толку гитлеровцев, сибиряки совершали иногда быстрые многокилометровые ночные броски на лошадях, чтобы под утро в самом неожиданном месте опять напомнить о себе грохотом еще одного свалившегося с рельсов эшелона. Они подстерегали и уничтожали воинские составы с живой силой врага, платформы с танками, самолетами, эшелоны с горючим, продовольствием, боеприпасами"
   Особенно активно подрывники во главе с М. Петровым и А. Ивановым действовали летом 1943 года, когда Красная Армия перешла в наступление широким фронтом, когда развернулась ожесточенная битва за Украину.
   В часы свободные от операций Михаил Петров изобретал и мастерил, создавал всяческие приспособления, совершенствуя оружие, которым воевали подрывники-диверсанты. Мины, а особенно взрыватели его конструкции, изготовляемые им же вручную, очень пригодились партизанам. Позднее в соединение Антона Одухи стали прилетать самолеты из-за линии фронта, они сбрасывали взрывчатку, мины новейших образцов и систем. Но до того, как была проложена и к ним воздушная трасса с Большой земли, партизанам Подолян крепко помогла неистощимая фантазия сапера-сибиряка.
   Многие партизаны стали было увлекаться велосипедами. Посмеиваясь, Петров и его помощники потихоньку начали "разувать" веломашины: им до зарезу нужна была резина, которую они использовали, мастеря взрыватели. Если кто-нибудь из партизан начинал ругаться, обнаружив пустые покрышки колес, Алексей Иванов, как всегда невозмутимо, объяснял: "Стоимость твоей драчки - нуль, все равно колесо проткнешь чем-нибудь и бросишь на дороге. А резина, по которой ты причитаешь,- это же гитлеровский эшелон вверх тормашками! То-то же... Ты не сердись, друг, скажи лучше, у кого еще велосипедик с камерами остался?"
   Перебрасывая по железной дороге ночами особо срочные составы, гитлеровцы вынуждены были прибегать ко всяческим ухищрениям. Одно время немало хлопот доставили подрывникам пустые платформы; гитлеровцы пускали их впереди паровозов. Взрываясь, партизанская мина сбрасывала с рельсов порожняк, ремонтные команды стаскивали разбитую платформу с полотна, быстро чинили путь, и состав следовал дальше.
   Но вот мины стали срабатывать точно под паровозом, независимо от того, куда его "прятали" - в середину эшелона или в хвост. Казалось, взрывчатка сама выбирает цель, оставляя при этом без внимания передние пустые платформы.
   Объяснялось все довольно просто. На этот раз в качестве рационализатора выступил Алексей Иванов. Он приспосабливал к мине штырь из обыкновенного шомпола от трехлинейки. Такая мина пропускала платформы, но паровозы, с их более низкой посадкой, неизменно натыкались на штырь.
   Учитель Антон Одуха военным специалистом не был. Не приходилось раньше заниматься тактикой и стратегией партизанской войны и его комиссару, тоже педагогу, Игнату Кузовкову. Но они хорошо понимали, что в условиях Подолии битва на рельсах являлась одной из наиболее действенных форм борьбы с фашистскими оккупантами. И география области, и многие другие условия обязывали подольских партизан в первую очередь сосредоточить силы и наносить удары именно на этом участке военного механизма гитлеровцев.
   Человек с хитрецой, не любивший поспешности в своих решениях и поступках, Одуха на первых порах лишь внимательно присматривался к делам подрывников-энтузиастов. Несколько храбрецов, занявшихся диверсиями на дорогах,- это, как он полагал, лишь начало, ядро, которое, как снежный ком, должно обрасти и расшириться. Надо было дать утвердиться делу, выявить его приверженцев - тех, кто придет к Петрову и его помощникам не в силу командирского приказа, а добровольно.
   Так все и было. Семья подрывников росла с каждым днем. Новички начинали с того, что помогали Михаилу Петрову и Алексею Иванову добывать тол, разведывать подступы к дороге, а потом постепенно и сами научились пускать взрывчатку в ход. На операции диверсанты отправлялись уже несколькими группами одновременно, в разных направлениях.
   Летом 1943 года Антон Одуха подписал приказ, которым как бы суммировал итоги боевой работы подрывников и разъяснял партизанам огромную важность операций, направленных на сковывание железнодорожного транспорта в тылу фашистских войск. Этим приказом Михаил Илларионович Петров и бывший танкист старшина Алексей Григорьевич Иванов назначались командирами взводов подрывников-диверсантов. Через два месяца каждый взвод стал ротой.
   К началу 1944 года соединение Одухи и Кузовкова уже насчитывало в своем составе тринадцать партизанских отрядов общей численностью до четырех тысяч бойцов. Штаб соединения принял решение создать отдельный батальон диверсантов. Возглавил его Михаил Петров. Начальником штаба батальона стал Алексей Иванов, а его помощником - юноша из села Стриганы Леонид Троцкий.
   Эти партизанские командиры были очень молоды. Самому старшему из них не исполнилось тогда еще и двадцати трех... Среди партизан, которые подчинялись им, шли за ними, встречались и немолодые бойцы, и вчерашние военные в высоких званиях.
   
   * * *
   
   Сашу Гипса схватили жандармы...
   Эту тяжелую весть принес Леня Троцкий. На рассвете он примчался на раздобытых где-то санях на Крыловские хутора, где расположилась группа партизан Михаила Петрова, и рассказал, как все произошло.
   Возле села Стриганы издавна добывали крупнозернистый песок. Там был известный на всю округу большой карьер. Когда пришли оккупанты, комендант Славуты приказал возобновить на карьере работы: спрос на крупнозернистый песок поднялся. Его грузили на платформы, отправляли на многие железнодорожные станции для ремонта дорог, на строительство военных объектов.
   Группа подпольщиков, действовавшая в Стриганах, задумала уничтожить на разработках завезенное туда немцами оборудование. Леониду Троцкому и Саше Гипсу стало известно о намерении подпольщиков, и они пришли на помощь стригановцам. Присоединился к ним и Виталий Кмитюк. Вооружившись гранатами, партизаны и четыре подпольщика ночью подошли к карьеру. Разбили экскаватор, подожгли бочки с горючим, взорвали моторы и лебедки. В перестрелке были убиты два вражеских солдата и ранен военный инженер, руководивший всем этим хозяйством.
   После операции Гипс, Троцкий и Кмитюк зашли в Стриганы навестить родных. Договорились встретиться перед рассветом у дома Гипса, с тем чтобы еще затемно отправиться в лес к своим.
   Как будто почуяв беду, Леня Троцкий дома не задержался. Ушел раньше, чем было условлено. И вовремя. Видимо, кто-то из предателей выдал их. Прибывший из Славуты отряд жандармерии оцепил село. Жандармы нагрянули в хаты подпольщиков и молодых партизан.
   Увидев на улицах села гитлеровцев, Троцкий поспешил к Саше Гипсу, но не успел. Во дворе друга он услышал стрельбу.
   Саша прилег было отдохнуть хотя бы час перед дорогой и задремал. Мать тихо вышла во двор, чтобы взять дровишек и подогреть сыну ужин, и тут ее схватили на крыльце жандармы. "Шура, тикай!" - успела крикнуть она.
   Проснувшись от этого крика и от стука двери, Саша увидел на пороге жандарма. Рывком выхватил из-под подушки наган. Немец с перепугу упал. Но Сашин наган лишь сухо щелкнул курком - патрон дал осечку. Второй жандарм в этот миг успел вскинуть винтовку и выстрелил в Сашу почти в упор. Пуля обожгла живот, еще одна ударила в голову. Обливаясь кровью, теряя силы, Саша вышиб окно и выскочил на улицу. Здесь очередь из автомата свалила его.
   Немцы решили, что он убит, и ушли. Но партизан был жив. Он пополз, оставляя на снегу кровавый след, силясь доползти до двора Виталия Кмитюка, не зная о том, что Виталия только что взяли тоже, а двор его полон жандармов...
   К вечеру следующего дня в партизанский лагерь поступили новые сведения: арестованные подпольщики, а также Виталий Кмитюк и тяжело раненный Саша Гипс отправлены в Славуту. А еще через несколько дней партизанская разведчица, стригановская учительница Нюся Охман, побывала в городе и узнала о том, что стригаиовские товарищи брошены в гестаповский застенок. Раненого Сашу Гипса положили в городскую больницу. Партизан перенес несколько сложных хирургических операций. Молодой организм был крепок. Парень уже чувствовал себя лучше.
   Едва раны и швы на теле Саши затянулись, начались допросы. Гестаповцы загоняли партизану под ногти иголки, жгли пятки огнем, обещали жизнь и всяческие блага, если он укажет адреса партизанских связных, фамилии подпольщиков. Саша терял сознание, его приводили в чувство уколами, и все начиналось сначала...
   Михаил Петров и Алексей Иванов пошли к Одухе.
   - В общем так,- сказал Петров.- План прост: ночью мы отправляемся в город и забираем Сашу из больницы. Вот и все.
   - Вот и все...- задумчиво повторил Одуха.- И вся сложность в том, что не могу я запретить вам идти на это дело. Но прошу учесть одно: в славутской полиции есть наш человек, еще неделю назад ему дано задание попасть в число тех, кто дежурит возле Саши в палате. Если нашему товарищу это удастся... подпольщики Славуты организуют транспорт, все предпримут, чтобы вырвать Сашу из рук гестапо. Вот это я и хотел сказать вам. Вы меня поймите. Парня я знаю давно, душа болит... Но легко ли мне рисковать командирами подрывников, ставить и вашу жизнь на карту? Нет, нелегко. Подумайте еще раз и тогда решайте. Запретить вам, повторяю, не имею права. Саша ваш друг, и есть вещи, которых не подведешь под приказы.
   - Да. Поэтому мы и решили идти в Славуту.
   Одуха помолчал. Вздохнул.
   - Решили,- значит, решили... Но пойдете не вдвоем. Берите автоматчиков. Вам не обойтись без лошадей, на руках раненого не донесете. И будьте осторожны, хлопцы. Вы же для дела нужны очень, вам еще предстоит много поработать. Не забывайте!
   Они взяли с собой партизана Степана Лагутенко, балагура, смельчака, владевшего немецким языком. Их сопровождало несколько бойцов- диверсантов, с которыми они не раз были на боевых операциях.
   К городу группа подъехала на санях. Лошадьми правила Нюся Охман. Учительница осталась с лошадьми во дворе одного партизанского связного, на окраине. Партизаны пошли дальше налегке, спрятав автоматы под пальто и шинели.
   Город спал.
   Партизан не волновала встреча с вражескими патрулями, им не впервые было сталкиваться с ними. Одно беспокоило их: такая встреча закончится стрельбой и нарушит их за- мысел.
   Уже почти возле самой больницы партизанам попался на пути какой-то немец. Иванов ослепил его фонариком. Это был пожилой ефрейтор, с морщинистым старческим лицом, в неказистой измятой шинели. Он стоял молча и спокойно, хотя, видно, сразу догадался, что за люди окружили его.
   - Ваши документы! - спросил по-немецки Лагутенко.
   - Пожалуйста. Я писарь интендантства,- негромко сказал немец, протягивая свою солдатскую книжку.
   - Вам придется задержаться. И помните: раскроете рот - будете убиты на месте.
   - Понимаю,- кивнул ефрейтор.- Я буду молчать.
   Немцу связали руки и повели с собой.
   Стук в окно поднял на ноги врача, дежурившего той ночью в больнице, и двух медсестер или санитарок.
   - Откройте, пане доктор,- попросили с улицы.- Человек покалечился, забинтовать надо...
   В коридоре звякнули щеколдой. Дверь приоткрылась.
   При виде партизанских автоматов санитарки попадали в обморок, врач побледнел, опустился на стул. На полицая, стоявшего в коридоре, один из партизан замахнулся прикладом. Лагутенко едва успел схватить товарища за руку - в охраннике он узнал подпольщика Сережу Миронюка, который работал в полиции по заданию партизан. В ту ночь ему наконец удалось попасть на дежурство в больницу.
   Лагутенко шепнул друзьям: "Это свой!" Миронюка связали, для большей убедительности дали пару подзатыльников, отобрали у него винтовку. Разбили телефонный аппарат.
   Саша Гипс услышал шум, открыл глаза и застыл: ему показалось, что он все еще спит и видит удивительный сон. Над ним склонились, улыбаясь, Миша Петров, Ленька Русак-Иванов, Степан Лагутенко и еще чьи-то до боли родные лица. Холодные руки Михаила прикоснулись к обескровленным Сашиным щекам, и только тогда Саша Гипс понял, что все это не грезится ему, что он наяву видит друзей-партизан. И Саша заплакал.
   Его завернули в несколько одеял, осторожно вынесли на улицу. На спящий город валил снег, заметая следы людей, которые быстро удалялись от больницы.
   Еще никогда не возвращались партизаны в свой лагерь с такой радостью, как в ту зимнюю ночь. Сани легко скользили по заснеженной дороге навстречу молчаливому лесу.
   Весной гестаповцы привезли к карьеру Виталия Кмитюка и четырех стригановских подпольщиков. Там уже стояло пять виселиц. Два взвода эсэсовцев, все в касках, с автоматами на изготовку, выводили арестованных из специального поезда, подогнанного по железнодорожной ветке к месту казни.
   Только на час, на один час опоздали партизаны. Жители Стриган известили их, что оккупанты сооружают виселицы, но слишком поздно. Когда группа партизан-автоматчиков, не жалея коней, примчалась к Стригановскому карьеру, палачей там уже не было. И не было уже в живых Виталия Кмитюка и четырех его товарищей. Тела их лежали под виселицами; над ними, припадая, плакали матери и сестры.
   
   * * *
   
   На реке Случь соединение имени Михайлова встретилось с партизанским отрядом Шитова, где находился в то время Каменец-Подольский подпольный областной комитет партии во главе с секретарем обкома депутатом Верховного Совета СССР Степаном Антоновичем Олексеенко. Антон Одуха, а также комиссар михайловцев Игнат Кузовков были кооптированы в состав обкома и стали членами областного партизанского штаба. Вскоре обком утвердил Одуху первым секретарем, а Кузовкова - вторым секретарем подпольного Славутского райкома партии.

Герой Советского Союза ИВАНОВ А.Г.

   Соединению имени Михайлова было поручено сковать движение железнодорожного транспорта в обширной зоне - между Шепетовкой и Новоград-Волынским, в районе Изяслава, Проскурова, Подволочиска. Этим рассекалась стратегически важная магистраль, пролегавшая с запада на Киев, и перекрывались обходные пути к ней на внушительном участке территории, захваченной врагом.
   С новой силой загрохотали партизанские мины. Битва на рельсах ожесточалась. На десятки верст вокруг видны были ночные зарева.
   Были бои в Кременецких лесах на Тернополыцине. Были жаркие схватки с врагом под Шуйском. На берегах Случи. На Горыни. Было много боев и походов. Была радость побед и скорбь по товарищам, павшим на родной земле.
   Недалеко от Владимир-Волынского, на опушке леса, где протекает тинистая безымянная речушка, оборвалась жизнь Алеши Иванова. Уже приближалась Красная Армия, артиллерийская канонада гремела не переставая. Гитлеровские дивизии отступали. Партизанское соединение Антона Одухи оказалось в прифронтовой полосе, до предела насыщенной фашистскими войсками, техникой. Огнем из танков и бронетранспортеров, бешеным лаем пулеметов встречали гитлеровцы партизан. Путь на запад, в глубокий тыл врага, был закрыт. Оставался один выход: пробиваться на соединение с частями Красной Армии.
   Часть батальона партизан-диверсантов во главе с Михаилом Петровым пошла впереди отрядов, очищая путь от мин, оберегая фланги соединения от немецких танков. С остальными подрывниками замыкал партизанские порядки Алексей Иванов. Ему была поручена очень тяжелая задача: прикрывать соединение с тыла, не дать гитлеровцам насесть на него, ударить сзади.
   Партизанское соединение вышло к своим. Группу Иванова немцы отсекли...

Грамота Герою

   Алексей Иванов и помначштаба батальона Леонид Троцкий с пятьюдесятью тремя бойцами несколько суток отбивались от врагов. Они лезли с тыла, пытаясь окружить редевшую с каждым часом группу партизан.
   Погиб Леня Троцкий. Погибли все, лишь Алешу Иванова да еще одного бойца пока щадили пули. Но вот и боец выпустил из рук пулемет. Он был ранен в грудь. Думая, что боец убит, Иванов наспех забросал его ветками, лег за пулемет, но диски уже были пусты...
   Раненый боец рассказал потом партизанам, как не стало начальника штаба батальона диверсантов. Иванов отшвырнул пулемет, снял с пояса последнюю гранату-лимонку. Выдернул чеку и встал во весь рост, черный от пыли, в пятнистой трофейной плащ-палатке. Подняв руки, медленно пошел на врагов, прекративших огонь. Потом раненый увидел, как в том месте, откуда еще минуту назад бил вражеский крупнокалиберный пулемет, вырос над землей фонтан взрыва, сверкнуло пламя. И взметнулся над кустами обрывок плащ- палатки...
   Идя на вражеский пулемет с гранатой в руке, не знал Алеша Иванов о том, что в этот последний в его жизни день в далекой Москве Михаил Иванович Калинин подписал Указ о награждении его друзей - Антона Одухи, Михаила Петрова, Ивана Музалева, что рядом с ними есть и его, Иванова, фамилия и что он, как и они, стал в тот день Героем Советского Союза.
   Он так и не узнал об этом. Но мужество его навсегда осталось в песнях и суровых легендах Подолии.