Молодая Гвардия
 

Ксаверий Наумович Сельцер
Заметки «в осаде»
(2)


12 октября

...Снова - страшная ночь. Но неверно это слово «страшно». Мне совсем не страшно и я не ищу спасения. Собственно, неизвестно, где оно, это спасение от бомб и разрывов снарядов. Так ли уже безопасно в этих так называемых бомбоубежищах (диктор удачно переврал как-то слово, сказав «бомбоубожище». Истинно так). И мне кажется, бросающиеся с сигналом ВТ вниз по лестнице бежать в бомбоубежище или в нижний этаж проявляют просто панику. Впрочем, все меньше и меньше, наши по крайней мере, поддаются панике. Да и что поможет?

Смерть от разрыва бомбы или шального осколка мне кажется не страшной. Гораздо тягостнее мне представляется смерть от голода - медленное угасание организма от отсутствия или недостатка питания. А оно уже началось...

Прежде всего это вечное «сосание под ложечкой» действует на мое настроение, на дух. Я не могу легко думать, не могу спокойно думать, пропадает привычка и охота шутить. Хочется только зло издеваться над собой и другими, все кажется «не так» и «не то»... И, к несчастью, еще совпадение голода с обострением болезни. Мне больно повернуться от боли в почке и превосходный мой инструмент перестает повиноваться: грелки (мое любимое средство) не помогают больше. И я лежу, лежу, лежу...

Вот это страшно, хотя конец-то один и надо набраться стоической мудрости спокойно ждать. Но даже «умнейший из юмористов» (как он сам себя определял, шутя, а это верно) Генрих Гейне, страдая жестоко от болезни, писал:

...О Господи, пошли мне смерть.

Внемли моим рыданиям!

Ты сам ведь знаешь, - у меня

Таланта нет к страданиям!

Могу также сказать - у меня нет таланта к страданиям. И до сих пор я умел быстро с ними совладать... А сейчас, сейчас я явно сдаю: враг наступает во много раз превосходящими силами...

Наше Информбюро сообщает о боях под Орлом, под Вязьмой. Враг наступает огромными численно превосходящими силами. Но по выводам Информбюро - это как будто спасительно для нас. Логики мало. Пока мы все отступаем на новый рубеж.

А мне как будто некуда больше отступать. И где будет решительный бой - не знаю, но он не за горами...

Интересно, однако, ночью под невыносимый вой, шум, грохот бомбежки я страха не испытывал. Я спокойно (лучше все-таки взять в кавычки «спокойно») протянул руку в темноту и повернул выключатель лампы. Спокойно записал начало и прислушался к тому, что делалось за стенами дома, отвалившись на подушку. А грохот происходил небывалый.

Казалось - это было второе падение бомбы, - все стекла падают, где-то был звон падающих стекол, все стены рушатся. Казалось, вот-вот рухнет дом, и потолок под тяжестью верхних двух этажей падает на меня. И хотелось угадать, как меня засыплет, как меня придавит. Мозг стремительно, молниеносно строил какие-то технические расчеты (хотя это не моя специальность, я совсем безграмотный в этой области): куда упадет потолок, что его задержит, куда грохнется главная масса. И все выходило (почему?!), что главный удар должен прийтись где-то правее меня, а меня, «в худшем случае», должно только слегка задеть, запорошить.

О, неисправимый оптимист! Сейчас мне даже смешно, но в тот миг, правду сказать, было не по себе, что мы называем - «жутко». Но это не была паника, иначе я, наверное, в одних кальсонах вскочил бы с постели. А я спокойно выждал конца «грома» и методично потянулся за «банкой»... Я мог еще спокойно подумать: почему кошечка никак и ничем не реагирует на происходящее? Вот если бы происходило стихийное землетрясение, она, наверное, вела бы себя не так, а она совершенно спокойно продолжает спать у моих ног, грея их - и совсем бесплатно, совершенно бесплатно, ибо нечем ее кормить. Но у нее как будто настроение от того не портится. Ужели я хуже кошки?..

...«Положение в районе Мелитополя (Приазовье) продолжает быть чрезвычайно серьезным» - последнее, что передало Информбюро. Мне кажется, и под Ленинградом оно продолжает быть чрезвычайно серьезным. Но о нем почему-то сегодня молчат...

А погода как назло изумительная. Того и жди, завоет омерзительный сигнал...
Страницы из блокадного дневника
Ксаверия Наумовича Сельцера.
Их архива М.Я. Муриной
Страницы из блокадного дневника Ксаверия Наумовича Сельцера. Их архива М.Я. Муриной




16 октября

7.20 Тревога! Пальба зениток. После двух-трех дней относительно спокойных (в ночь на 13-е ни одной тревоги, 13-го -всего одна тревога днем, 15-е - целые сутки без тревог) опять налеты: сегодня уже вторая тревога...

13-го числа наш дом получил боевое крещение - на наши чердаки, пробив крыши, упали целых пять зажигательных бомб. Группа самозащиты оказалась на высоте: бомбы были погашены быстро. Не обошлось, разумеется, без курьезов и недоразумений: один чердак, например, оказался запертым, пришлось дверь вышибать. «Героями» дня, как и можно было ожидать, оказались «пацаны» - подростки (они же и стекла бьют за милую душу)... Домохозяйки после долго судачили в «клубе». Так и чувствовалось особое удовлетворение: и мы, наконец, сподобились. Особенно довольна была тетя Дуня (это у нее в квартире по вечерам «клуб») - у нее вдруг нашелся новый материал для разговоров на целую неделю...

«Спокойные» дни - самые тягостные дни за время войны. За Орлом - Вязьма, за Вязьмой - Мариуполь. Немец прет на Ростов (что его уже задержит?). А сегодня уже и само Информбюро признает, что положение под Москвой крайне тяжелое. Фронт прорван, и наши войска отступают. Враг у ворот Москвы, и «Правда» призывает москвичей брать пример стойкости и отваги с ленинградцев и одесситов...

И трудно понять, что творится! Элементарно рассуждая, если мы, по сообщениям «Информбюро», вот уже много дней избиваем фашистов, устилая их трупами поля сражений, забираем горы танков и другого вооружения, почему мы не только не отбросили врага, не погнали его, а отступаем и отступаем?! Это же непостижимо! В народе уже имеет хождение слово «измена», «предательство». Всему есть предел: ведь и Кутузов отступал до некоторого предела-рубежа... Или - верить не хочется - наше командование во всем хочет повторить Кутузова и даже Москву отдать врагу?!...

Но - можно назвать войну отечественной (она такая и есть: ведь вся страна уже вовлечена в войну), можно ее назвать священной, справедливейшей из войн, но едва ли можно повторить слово в слово 1812 год. Это совсем не 1812-й, даже не 1919-й, хотя все время и проводят параллели...

Не только мы, простые смертные, понять здесь ничего не можем, но и ближе нас соприкасающиеся с фронтом. Вчера только приехал (пришел, вернее) П. Д. Он прямо из огня. 20 дней выбирался с группой раненых бойцов из вражеского окружения. Голова поранена, шинель прострелена. Боевой, настоящий комиссар, достойный своего звания. Он говорит, что герои, прославленные Львом Толстым, имеются во множестве и у нас (в этом сходство с 812-м годом). Инициативные, отважные, самоотверженные патриоты! Умирают бесстрашно. Наносят фашистам жесточайшие удары!

Но почему же вы отступили? Он также не знает, как и мы смертные. Приказ!..?

Прервал мастер. Пришел мерку снимать с окон, чтобы повесить щит - защита от воздушных волн для стекол и некоторого рода «отопление». Открыл окно... Все небо в багровом зареве - пожары кругом: на Сенной, на Фонтанке горит... Стервятники отогнаны - отбой...

<< Назад Вперёд >>