Все чаще и чаще проплывают в воздухе серебристо-шелковые холодноватые нити-паутинки бабьего лета. А когда наступит пора моего бабьего лета, моей осени жизни, - будет ли оно долгим и счастливым, солнечным и ясным?
   Сегодня свежее, прозрачное утро. Вспоминается такое же 1940 года. Первый день учебы в школе. Пуща, густая Пуща в эти дни "переходной красоты", школа-дворец, веселый шум детворы, учительская и коллеги. Припоминаю: радость бытия не давала усидеть на месте. Михайло в этот день был как-то по-особому близок и дорог... Первый урок после каникул, заседание педагогического совета.
   "Регистраторша смертей" так замечталась, что чуть не надела платье наизнанку. В реальный мир вернула мать:
   - Вот уже управцы пошли, а ты снова опоздаешь. Зина твоя уже побежала!
   "Управцы"... Спугнутое прекрасное видение исчезло.
   Перед глазами возникла наша школа в нынешнем ее ужасном виде: затянутые решетками окна, облупленные стены и балконы, сбитые украшения, страшные от голода лица пленных за решетками. Побитый, вырубленный во многих местах заповедный лес. "Культура" оккупантов...
   Но на работу пришла в хорошем настроении: по дороге продолжала предаваться воспоминаниям. Только разложила на столе регистрационные книги, влетела Зина.
   - С праздником! -и чмок меня в щеку. -С первым днем учебы там, у наших!
   День сегодня ничем не отличимый от -многих предыдущих: запись умерших, однообразный и скудный обед, те же усилия в свободные минуты ничего не вспоминать. Перемена лишь в одном: осень уже дышит в полную грудь, в листе уже поблескивает позолота.
   И как же мне хочется снова в свою, советскую школу! Как хочется вычеркнуть из памяти, стереть этот страшный год!
   От одной только мысли о том, что придет счастливое время освобождения, останавливается дыхание и сердце. А ведь никакое воображение не может отразить многогранной красоты грядущих дней, да еще тогда, когда почти каждый скрип дверей прерывает твои думы:
   - Вы регистрируете умерших?