Усилилась мобилизация в Дейчланд. Полиция хватает безработных, бездетных женщин, молодежь.
   Городская управа ради этой ловли работает теперь и по воскресеньям. А в Куреневской управе до четырех часов дня находится дежурный. Вчера председатель, вызвав меня, сообщил под расписку, что я- дежурная. Сейчас сижу вот у телефона, который, к счастью, молчит.
   Погода сегодня не радует. Солнце то блеснет, то тут же исчезнет. Небо виснет над головой, хмурое, черное от снежных туч. С омерзительным гулом проносятся вражеские самолеты. Гляжу и ненавижу небо, которое лишь год тому назад любила за бездонную светлую синеву, за солнце, свое солнце, за покой, необъятный простор и за схожесть с морем.
   Вот уже несколько дней весна борется с крепкой еще зимой. Март кончается, но непрерывно метет и метет. Деревья потонули в снегу, крыши и столбы электропередачи - в огромных шапках. Днем, когда порой показывается солнце, - тает, а под вечер подмораживает, тогда вновь появляются сугробы, в которые легко провалиться.
   Телефон, возле которого дежурю, - в кабинете председателя, большой, светлой комнате на втором этаже. Ее левая стена выходит на застекленную веранду. В комнате две стеклянные двери и два окна; вдоль стен стоят несколько тумбочек с пальмами, мягкие кресла, книжные шкафы, пустые, а потому никому не нужные, новый диван с художественной резьбой.
   На правой стене, которая выходит в сад, - пять окон. Вдоль нее стоят письменный стол, тумбочки с пальмами в углу. Тут же - бюст Тараса: от сдерживаемой силы слегка наклонена голова; плечи могучие, взгляд острый, проникновенный. Я как бы слышу:
   
   ...вставайте,
   Кайдани порвiте
   I вражою, злою кров'ю
   Волю окропiте...
   
   Если бы ему, живому, попались на глаза статейки тех, что сочиняют газету "Новое украинское слово", проклял бы великий Кобзарь подлых изменников.
   Вдоль стены напротив входных дверей - столик с телефоном, опять тумбочки с цветами, стулья. На самой стене - несколько схем "экономического освоения" оккупированных областей, детальный план нашего города со всеми улицами, названия которых поспешили переменить, как будто это может что-нибудь изменить. Тут же большой, во весь рост, портрет, от которого отвожу глаза. Хочется кинуться на него с кулаками, разорвать на малюсенькие кусочки. Это же чудовище, несущее людям беды-войны, голод, руины.
   Тарас упрямо глядит в угол, а этот вурдалак исподлобья. Взглядам обоих никогда не сойтись.
   Еще не так давно в этом здании находились детский сад и ясли. Оно - двухэтажное, с садом. На некоторых кабинетах и ныне рядом с новыми надписями сохранились таблички: "Ползунковая группа", "Старшая группа". К примеру, мое бюро метрик занимает "Музыкальную комнату".
   И горько и смешно слышать:
   - Где тут деньги дерут за коров, лошадей и собак?
   - У ползунков. Идите вон туда.
   Любопытно, что малышей сирот подбрасывают именно управе. Вчера подобрали мальчика 1940 года рождения. При нем была выразительная записка: "Отец погиб, мать скосил туберкулез. "Освободили" - так уж кормите, он из этих яслей".
   ...Читала, смотрела в окно, думала, писала и вновь читала. Срочной телефонограммы записывать не пришлось, и точно в четыре часа я исчезла из этой неприятной, чужой комнаты.