Высоко-высоко в небе, дымный от мороза, торчит рог молодого месяца.
   Только-только вернулась с работы. Продолжаю работать на кухне, так как обеденный зал успевают обслуживать Галина и Татьяна Афанасьевна. На кухне же работы хватает на нас троих; толчемся весь день, от зари до зари.
   Штат столовой подобрался хороший, все свои люди. Утомилась. Даже есть не хочется.
   В комнатах тепло. Усталость и тепло клонят ко сну. На коленях лежит раскрытая книжка, а я, сидя на топчане, в кухне, дремлю. Мама советует "до ужина" не засыпать, чтобы сон себе не перебивать, но мне невыразимо хочется спать, и я не могу дождаться, пока другие сойдутся.
   Просыпаюсь от шума детворы: с "того двора", от родни вернулись Наталка и Маруся. Зашли на кухню, взволнованные тем, что услышали, и нарушили мое сонное забвение.
   - На Крещатике снова повесили пять мужчин и двух женщин. Второй день висят, и над ними плакат: "Так будет со всеми саботажниками и партизанами!.."
   Дети уже спят, а мы молча сидим вокруг плошки. О повешенных никто не говорит, но они - перед нашими глазами.
   ...Болит спина, болят руки, ноги, ноет, точно избитое, все тело, усталость подкашивает ноги в коленях и валит в кровать. Завтра снова на кухню, от зари и до зари.
   Стараюсь прогнать с глаз картину ночи на Крещатике, где сейчас ветер покачивает повешенных. Всех не перевешают!