Через неделю после этих событий в больницу привезли тяжелораненого Манько. Пока Михайлов и Козийчук готовились к операции, Софиев рассказал, как это случилось...
   Манько направился в соседний блок для встречи со своими людьми. Миновав калитку, Алексей неторопливо шел к входу. Неожиданно его окликнули:
   - Эй, русс, комм герр! - Манько скосил глаза, увидел направляющегося к нему немца-охранника, "рыжего колбасника", как прозвали его пленные, и, сделав вид, что не расслышал, шагнул к двери.
   В это же мгновение все закрутилось перед его глазами, выстрела он не слыхал, провалился в душный мрак.
   Очнулся Алексей от того, что на лоб упало несколько холодных капель. С трудом открыл глаза, пошевелил пересохшими губами:
   - Пить!
   Кузовков сменил мокрую тряпку на лбу Манько, беспомощно посмотрел на Софиева.
   - Что делать? Может, позвать Лопухина?
   - Не сделает он ничего, нужна срочная операция.
   Пошел к Борбе, уговорил отправить в больницу. После операции Манько положили в палату вместе с учителем Шульгой.
   Рана у Алексея заживала очень медленно, и, если бы не самоотверженный уход молоденькой сестры Нади Ковалинской, неизвестно, чем бы кончилась эта история. Сейчас дело шло на поправку, раненый чувствовал себя гораздо лучше. Главврач сначала не оказал Манько, кто его сосед по палате. При первом обходе Михайлова Манько шепнул ему:
   - Товарищ доктор! Очень подозрительный этот белобрысый верзила. Не знаю, каковы его познания в немецком языке - видимо хорошие, по по-русски он хуже, чем я по-немецки. А украинский и того хуже знает. Спрашиваю: откуда родом - отвечает: из Данцига... Удивился я, так он пообещал мне "башка ми лянг язьш оторвайт". Не гестаповец ли?
   Федор Михайлович успокоил Манько и, не вдаваясь в подробности, сказал, что это немецкий антифашист. Алексей ничего больше не спросил и лишь покачал головой.
   Теперь, открыв дверь палаты, Михайлов с улыбкой незаметно понаблюдал за Швалленбергом и Манько: Станислав, присев на постель к Алексею, что-то рассказывал ему. Когда врач вошел, Шваллспберг отошел к окну и оттуда внимательно наблюдал за процедурой осмотра. Федор Михайлович помог Манько надеть рубаху и, оглянувшись на Ковалинскую, сказал:
   - Будем считать, что самое страшное позади. Теперь покой, сон, а основным лекарством будут Надины глазки - замечаю, они неплохо действуют!
   Сердито сверкнув глазами, Надя выскочила в коридор. Станислав, широко улыбнувшись, подмигнул сконфуженному Алексею:
   - Короший лекарство!
   - Ничего, дело молодое. Как чувствуешь себя, Станислав?
   - Данке - корошо. Можно немного прогуляться - совсем отвык от улица.
   - Потерпи немного - через несколько дней переправим к Антону. Завтра утром пришлю к тебе Колю Белого с одеждой. Ты, Алексей, сейчас пойдешь со мной на рентген, посмотрим, не пора ли менять квартиру?
   Этой же ночью Станислава переправили в Стригалы, он поселился у Одухи.
   Вскоре ему поручили провести несколько продовольственных операций. Вот к хлебозаводу подкатило три телеги в сопровождении немца. Он предъявил доверенность и накладную на полторы тонны хлеба, быстро погрузил его и уехал. После подвод немецкий автомобиль забрал остальной хлеб, другим получателям ничего не досталось. Косович, прибывший по вызову на завод, повертел в руках доверенность и недоуменно развел руками:
   - Ну и ловкачи! А ну, хлопцы, быстренько перекрыть дороги из города!
   Но телеги будто в воду канули...
   На другое утро на маслозавод подъехала полуторка. Из кабины вылез молодцеватый немецкий унтер, с ним - полицай-переводчик. Директора не оказалось, вызвали замещавшего его главбуха. Унтер-офицер смерил кланявшегося старичка взглядом с ног до головы и что-то сказал полицаю. Оба рассмеялись. Полицай строго заговорил:
   - Пан унтер-офицер должен немедленно получить сто килограммов масла вот по этим документам. Держи!
   - Но я не могу отпустить без директора...
   - Где директор?
   - В Шепетовке, господин унтер-офицер...
   Немец угрожающе похлопал по кобуре, переводчик едва успевал переводить:
   - Старый дурак спятил! Он смоет шутить с германской армией. Сейчас вместо масла доставим в гестапо эту развалину, впрочем не стоит, лучше шлепнуть на месте!
   - Помилосердствуйте, господа! Я немедленно прикажу выдать... директор велел...
   - Меня не интересует, что он велел! Поворачивайтесь!
   Через десять минут машина была нагружена, унтер-офицер расписался в накладной, полицай покровительственно похлопал бухгалтера по плечу:
   - Так бы давно, не следует вступать в ненужные пререкания!
   Машина с места набрала скорость и скрылась. Ну и удивился бы главбух, если бы увидел окончание этой истории! Въехав в лес, полуторка свернула на просеку и остановилась. Шофер отодрал усы, заменил номер на машине, помог унтер-офицеру и переводчику перетащить масло на телегу и, помахав им вслед рукой, поехал в Кривин, а оттуда только к вечеру вернулся в Славуту.
   В тот же вечер "унтер" Станислав и "переводчик" Иванов разыграли перед Одухой и Анной Охман в лицах сцену на маслозаводе. Антон Захарович, вытирая просту- пившие от смеха слезы, сказал:
   - Хочешь, Ленька, знать, что сказал директор своему главбуху?
   - А вы откуда знаете?
   - Особого ума не надо, чтобы догадаться. Так вот, директор покрутил в руках нашу накладную и изрек: "Пан бухгалтер, тебя, старого дурня, надули или жулики (что полбеды!) или, боже упаси, красные. В обоих случаях с нас, особенно с тебя, спустят шкуру. Посему изволь так "сбалансировать" маслице, чтобы комар носа не подточил!
   Станислав сдержанно улыбнулся:
   - Это есть правильно. Я бы так же поступайте.
   Одуха пристально посмотрел на него.
   - Послушай, Станислав, а если бы за тобой увязалась погоня? Да не полицаи и жандармы, а солдаты, что тогда?
   - У меня автомат, у Леня - тоже.
   - Значит, стрелял бы в немцев?
   - В фашистов. Это не только есть немец. Ваш русс одер украинер полицай тоже фашист. Я видел фашист во Франции, усташ в Югославии - они есть такая же сволотш, как СС. Какой бы фашист мундир ни носил, его надо уничтожайт. Ты мне не веришь, Антон?
   - Ну, что ты! Просто хочу напомнить, что впереди дела потруднее и на них надо идти без колебаний.
   - А, понимайт. Как это... не подводить!