Давыдовская не стала задерживаться на Ахтырской улице. Ее ждал Сташков. Николай Иванович был еще в Днепропетровске. Ему не удалось выбраться.
   Вот что с ним случилось. Вскоре после того, как он попрощался с Валей, его остановили патрульные солдаты. Николай Иванович достал паспорт на имя слесаря-водопроводчика Мысова. Ефрейтор небрежно сунул паспорт в карман и толкнул Сташкова автоматом в спину:
   - Вперед!
   По дороге в комендатуру Николай Иванович пытался догадаться, почему его задержали. Ведь документы у него в порядке. Может быть, ефрейтору показалась подозрительной наклеенная на паспорте фотокарточка? На фотокарточке-то был изображен Мысов, а не Сташков... Ну ничего... Можно сказать, что снимок сделан давно...
   Показалось четырехэтажное каменное здание комендатуры, Николай Иванович внезапно сообразил, что его могут узнать. В городе многим известно, где он работал. В комендатуре могут оказаться не только немцы, но и русские... Глупо будет, если он попадется... Сташков встревожился.
   Помощник коменданта, пожилой фельдфебель, швырнул паспорт Сташкова в ящик стола и велел отремонтировать водопровод: из кранов не шла вода.
   - Это мы можем,- с облегчением ответил Николай Иванович.
   Засучив рукава, он принялся за работу. Нужно было сменить трубы. В коридорах толпился народ. Здесь были немцы и русские, вызванные повестками. Случилось то, чего опасался Николай Иванович. С трубой на плече он поднимался по лестнице и едва не столкнулся с маленьким небритым человечком.
   - Кого я вижу! Николай Иванович! - испуганно сказал человек. Сташков узнал его, хотя и не мог вспомнить фамилию. Этот неряшливо одетый человек работал в правлении какой-то артели: Сташков познакомился с ним, когда ходил туда по поручению обкома.
   - Вы ошиблись,- сухо ответил Николай Иванович.
   Опустив голову, он прошел мимо. Оставаться в комендатуре стало опасно. Тот, кого Сташков встретил на лестнице, возможно, был и честным человеком, но мог оказаться и предателем... Лучше уйти, пока не поздно...
   Воспользовавшись тем, что за ним не следили, Сташков с трубой на плече спустился во двор и миновал часовых.
   Очутившись снова на улице, он вспомнил, что неподалеку, в доме двадцать один, живут его друзья, супруги Тарасовские. Ему было известно, что старый мастер эвакуировался с заводом, а жена осталась в городе. Он поднялся на крыльцо и постучал. Дверь открыла Татьяна Петровна.
   - Господи, Николай Иванович!
    Татьяна Петровна схватила его за руку и втащила в темный коридор.- Как же вы,- зашептала она,- я думала вы на фронте.
   - Потом расскажу... Могу я у вас побыть несколько дней? Я лишился документов, и мне нельзя показываться на улице.
   - Конечно, голубчик,- ответила Тарасовская,- что вы спрашиваете!
   Дом, где жила Тарасовская, был расположен недалеко от центра. Николаю Ивановичу сразу же показалось странным, почему немцы до сих пор не поселились в этом добротном каменном доме. Он хотел спросить Тарасовскую о немцах, но заговорил о другом: это стоило ему многих неприятностей...
   Сташков назвал Татьяне Петровне адрес Валентины Давьщовской и попросил отнести ей записку. В записке он сообщал, что ему нужны новые документы. Тарасовская стала одеваться, но тут в дверь раздался громкий стук. Хозяйка в испуге заметалась по комнате.
   - Это мои постояльцы... Офицеры... Они живут во флигеле.
   - Спрячьте меня куда-нибудь,- сказал Сташков,-и, пожалуйста, успокойтесь.
   Татьяна Петровна поманила Николая Ивановича в кухню, открыла деревянный люк под раковиной; Сташков спрыгнул в неглубокий сырой подвал. Закрыв люк, Татьяна Петровна пошла открывать дверь.
   Это были немцы, не те, которые жили во флигеле, а другие. Трое молодых белобрысых обер-лейтенантов с чемоданами в руках. Обмениваясь шутками и не обращая на хозяйку внимания, они отправились осматривать квартиру. Татьяна Петровна с грехом пополам объяснила им по-немецки, что здесь уже живут офицеры. Это сообщение не произвело на них никакого впечатления... По-прежнему, не замечая Тарасовскую, обер-лейтенанты деловито выбросили из комнат в коридор ее вещи, на ломаном русском языке велели переселиться в кухню или во двор, как ей больше нравится, сняли мундиры, рубашки и полуголые принялись пить пиво из бутылок, которые достали из чемоданов.
   Тарасовская сидела в кухне, чуть живая от страха. Она боялась, что офицеры случайно обнаружат Сташкова. Тогда ей несдобровать. Расстреляют обоих. Она решила улучить момент и выпустить его из заточения. Но, словно нарочно, офицеры никуда не отлучались из квартиры. Настал вечер, затем ночь. Явились еще жильцы флигеля. Потом к постояльцам пришли гости, принялись играть в карты, днем некоторые из них уснули, а двое продолжали игру; когда свалились эти, проснулись другие...
   Так прошло трое суток. Ни на минуту квартира не оставалась пустой. Татьяна Петровна боялась выйти из кухни, опасаясь, что немцы наткнутся на люк... Николай Иванович семьдесят два часа просидел в холодном подвале, голодный, страдая от жажды и скорчившись в три погибели... На четвертые сутки Тарасовская, поставив на люк тяжелую скамью, отправилась на базар. Она решила продать свою шерстяную шаль и купить немного еды для себя и Николая Ивановича. Необходимо было также отнести записку Давыдовской.
   Валентина, прочитав записку, сказала:
   - Подождите здесь. Я сейчас же передам Сташкову то, что он просит.
   У Валентины имелось в запасе три паспорта на разные фамилии с печатями и подписями, но без фотокарточек. Эти документы она получила еще до оккупации и должна была использовать в случае необходимости.
   Давыдовская вручила Татьяне Петровне паспорт и попросила сказать Сташкову, что она будет ждать его рано утром в сквере возле улицы Короленко.
   ...Офицеры продолжали пьянствовать. Пробравшись в кухню, Татьяна Петровна открыла люк, передала Сташкову полбуханки хлеба, паспорт и шепнула:
   - Ночью постараюсь вас выпустить.
   Она улеглась в кухне на раскладушке. Под утро немцы наконец угомонились. Тарасовская помогла осунувшемуся, еле державшемуся на ногах Н. И. Сташкову выбраться из подвала.
   Он схватился за стенку, чтобы не упасть.
   Нестерпимо болели затекшие ноги. Очутившись наконец на улице, Сташков жадно вдохнул свежий воздух...
   Давыдовская ждала в сквере. Увидев Николая Ивановича, она ахнула.
   - Ладно, не ужасайся, могло быть хуже,- сердито сказал Сташков.-У тебя есть новости?
   Валя рассказала о людях, которых видела на Ахтырской улице.
   Она назвала фамилии Савченко, Сондака, Хитько и сообщила, что они, судя по всему, намерены создать подпольную группу и совершать диверсии.
   Когда Валя умолкла, Сташков ответил:
   - Очень удачно, что ты связалась с ними. Я знал, что в городе много патриотов и мы еще услышим о них... Так и вышло. Народ там, кажется, собрался серьезный-коммунисты, бойцы Красной Армии... Сходи завтра же к командиру этой группы... Его фамилия Савченко?.. Передай ему, что я не рекомендую в первое время затевать крупные дела. Пока не стоит думать о взрывах и убийствах немецких офицеров. Нужно накапливать силы, укреплять организацию, расширять ее, позаботиться о строжайшей конспирации. Немцы - опытные враги. Пусть почаще вспоминают об этом... Скажи Савченко, что хорошо было бы наладить прием советских передач по радио и печатание листовок с текстом сводок Совинформбюро. В дальнейшем я сам свяжусь с ними... Без приказа диверсий предпринимать не следует... По-видимому, такой приказ будет дан после моего возвращения из Павлограда... Ты все поняла? Жди от меня известий.
   Попрощавшись с Давыдовской, Николай Иванович свернул на шоссе, ведущее в Павлоград.