Молодая Гвардия
 

       <<Вернуться к списку документов

Директору Краснодонского музея "Молодая гвардия"
А.Г. Никитенко

   Анатолий Григорьевич!
   Мне стало известно, что последние полтора года В.Д. Борц занимается деятельностью, которую коротко можно охарактеризовать как попытку подогнать историю подполья под художественное произведение. Не хотелось вступать в полемику. Хотя бы потому, что некоторые её действия носят безрассудный характер. Но придётся, несмотря на большое нежелание, вернуться к вопросу о прошлом.
    Несколько мне известно, Борц В. занялась изучением архивных документов осенью 1978 г., после того, как в печати появилось сообщение о подготовке к созданию на Киевской студии или Довженко телевизионного фильма "Молодая Гвардия". В архиве она искала документальную опору к тому, чтобы не допустить выхода нового фильма. К срыву постановки фильма Борц пыталась привлечь и меня. Свои усилия против готовящегося фильма она мотивировала...
   

(ЗДЕСЬ ПРОПУЩЕНА СТРАНИЦА)

    ...на самом деле, не только в случае с Виктором Третьякевичем. Но ставили вопрос только о нём.
    Дело в том, что с приходом Виктора был создан руководящий штаб. Это его идея. Он предложил учредить клятву для вступленья в подполье и разработал первоначальный проект.
    Временные комсомольские билеты - тоже его идея. Виктор и форму билета разработал.
    Я слышал, что будто бы найден документ, подтверждающий что Виктор Третьякевич пришёл в Краснодон не в сентябре 1942 г., когда была создана "Молодая Гвардия", а позже. Если документ истинный, то начало деятельности "М.Г." следует считать не с сентября, а позже.
    Я ещё раз подчёркиваю, что пишу об этом не в порядке постановки вопроса, а показать, память какого человека пытается чернить В.Борц.
    Знала ли она о его истинной роли? Она не могла не знать. Но беда в том, что Борц причастна к тому, что Виктора в своё время оклеветали.
    Один из братьев Виктора Третьякевича, Владимир Иосифович Третьякевич рассказывал и описывал, что ещё в войну, во время отпуска приезжал в Краснодон и обращался к Борц с просьбой рассказать правду о Викторе. И Борц написала хороший отзыв о Викторе. Но позже, в Москве на бюро ЦК ВЛКСМ под чьим-то воздействием от написанного ранее отреклась. И братья Третьякевичи с тех пор Валерию Борц иначе как двурушником не называют.
    Теперь уместно поставить вопрос: почему В. Борц под видом исторической правды клевещет на погибшего товарища именно сейчас, когда "Молодая Гвардия" без всяких кривотолков используется в полную меру в целях воспитания? Почему именно сейчас она занялась этой деятельностью, а не в 1960-61 годах, когда было принято решение о реабилитации Виктора Третьякевича и в печати он даже был назван первым комиссаром "Молодой Гвардии"?
    Тогда она никаких возражений не высказывала. Более того, похоже, что в тот период её тревожили угрызения совести. В 1969 г. мы однажды беседовали с ней о содержании моих воспоминаний. Она выразилась так: "Нужно все же назвать, кто был комиссаром. И назвать надо Олега, независимо от того, кто был на самом деле. Так нужно для воспитания". А потом на нас нахлынули воспоминания и у неё вырвалось: "Ещё в войну, когда мы ехали в Москву, мне было сказано: если подтвердишь там, в Москве, то получишь орден". Я не хочу называть имя того, кто оказывал таким образом давление на Борц. А это требовалось подтвердить, она не договорила. Спрашивать я не стал. В тот момент мне её просто было жаль.
    Но весь ход предыдущих рассуждений подсказывает, что речь должна была идти о Викторе Третьякевиче.
    Я пытался разобраться, что же с ней произошло? Почему она так себя повела? Причину, видимо, следует искать во всей истории её жизни.
    Мне, например, было очень трудно решиться написать это письмо.
    Во-первых, неприятно заниматься изложением воспоминаний о фактах отнюдь не героического свойства.
    Во-вторых, нелегко найти время. Дела по службе, общественная работа.
    Ей проще. Давно уже не у дел. Нет детей, нет внуков. А жить-то чем-то нужно? Вот она и занялась подгонкой истории под роман.
    Все послевоенные годы она не интересовалась тем новым, что удавалось выяснить о подполье коллективу музея. Для неё историей был сам роман. В какой-то мере это проявление чванства героини романа, нежелающей признавать первооснову художественного произведения - саму историю подполья, собранную по крупицам за много лет.
    Я уже упоминал, что Борц не раз звонила мне, приезжала для беседы.
    При встрече беседовала по хорошему. Она даже во многом со мной соглашалась. А по телефону то шантажировала, то бросалась ругательствами. Иногда ставила вопросы-ловушки, записывала мои слова на магнитофон.
    У меня складывалось впечатление, что я имею дело с душевно больным человеком. Понимая это, я сдерживал себя от ответных грубостей, пытался вежливо объяснить.
    Только однажды я сказал ей то, что думаю: посоветовал обратиться к врачам. С тех пор она не звонит.
   

    Подпись. Левашов
    02 марта 1980 г.
   

    Анатолий Григорьевич!
    Очень прошу подтвердить получение моего письма.
   
   



Этот сайт создал Дмитрий Щербинин.