Воспоминания Георгия Арутюнянца

Колонны машин с бензином шли по дороге Ровеньки-Краснодон. Устроили засаду и имевшимися 3-мя гранатами подожгли 3 машины. Всего было 6-7 машин, остальные машины тоже подожгли, но я не знаю каким образом.
   К этому времени у нас было уже достаточно вооружения для того, чтобы организовывать диверсионные акты и вооружать небольшие группы по 6-7 человек. Имели гранат несколько тысяч, которые приобретали следующим образом: в Краснодоне был завод взрывчатых веществ, который эксплуатировался немцами, мы послали туда работать Левашову, которая доставала взрывчатые вещества и прятала их у брата Левашова Василия во дворе.
   В нападении на последнюю машину перед разгромом нашей организации, я тоже участвовал. Это было с 29-го на 30-е декабря 1942 г. Участвовало 8 человек - все члены штаба. Я не был членом штаба, но присутствовал на всех заседаниях штаба.
   Вначале, когда немцы оккупировали Краснодон, они начали заниматься вербовкой добровольцев в большие города Германии: Берлин, Дрезден и др. Надо сказать, что вербовка происходила успешно, было много добровольцев. Но по мере того, как сокращалось число добровольцев, немцы стали насильно угонять население в Германию. Незадолго до своего отступления немцы подготовили списки на нескольких тысяч человек для увоза в Германию на эшелонах со станции Довжанка. Наша организация решила поджечь биржу труда, где эти списки хранились. Биржа труда - небольшое одноэтажное здание, на ночь запиралось и охранялось очень слабо: одним сторожем и полицейским. Наши ребята влезли на чердак, облили его керосином и подожгли. Таким образом, были уничтожены около 5 тыс. списков людей. подлежащих увозу в Германию. Об этом нам сказала машинистка, которая там работала, когда наши части взяли Краснодон. Поджигал Сергей Тюленин. Рядом с биржей труда была церковь, по предложению Сергея Тюленина, на куполе повесили небольшой красный флаг. После поджога биржи труда немцы усилили гонение на население. До этого разрешали хождение населения до 9 часов вечера, после поджога биржи разрешили хождение по улицам только до 7 часов вечера. Вывесили по городу приказ, что за поимку партизан будут платить чем угодно: хлебом, землей, табаком и др.
   Перед праздником Рождества немцы вывесили в клубе дирекции свой флаг, 4 метра длины, белый круг посредине и чёрная свастика, флаг был шелковый. Сергей Тюленин пришел на заседание штаба и поставил вопрос о том, чтобы стащить этот флаг. Земнухов не разрешил ему это делать, так как считал, что это вызовет лишние жертвы среди населения. Но Сергей настоял на своем и стащил этот флаг следующим образом: после кино в этом клубе, он спрятался на сцену. Затем, когда все разошлись, свет погасили, Сергей снял этот флаг, замотал его кругом себя, одел пальто, вылез через драпировочную комнату. Дело это было в конце декабря, за несколько дней до разгрома нашей организации. Комендант города приехал к начальнику клуба и сказал ему следующее: если ты не найдёшь флаг, то весь штат клуба вместе с тобой будут повешены. На улице, где находился клуб, переписали все население и заставили каждый день ходить на перерегистрацию. Вывесили на улице приказ: каждого десятого на этой улице расстреляем, если не найдём флага. Результатом этого дела было то, что 32 человека были заживо брошены в ствол шахты. Среди этих людей были старые партизаны 1918 г., несколько евреев, орденоносцы, старые забойщики и маленькие дети семей евреев, которые эвакуировались в Краснодон из Западной Белоруссии и Украины.
   Машинистка, которая работала у начальника полиции, после прихода наших войск рассказала, что полицейские стреляли вверх, а затем людей побросали в ствол шахты. Детей закопали живыми в парке около ограды. Летом прошлого года эта могила была найдена и её раскопали.
   Налёт, который мы совершили на последнюю машину, перед разгромом нашей организации /я об этом уже говорил/ был организован следующим образом: в ночь с 29-го на 30-е декабря 1942 г. было заседание штаба, пришёл Сергей Тюленин и сказал, что около городской управы стоит одна немецкая грузовая машина, американского типа - закрытая, без охраны.
   Надо сказать, что немцы были очень уверены в себе и поэтому оставляли машины без охраны. Также и в клуб, когда они приходили танцевать, они снимали с себя оружие, они были спокойны на этот счет потому, что знали, если оружие будет потеряно, то из клуба никто не выйдет живым.
   На машине находилось: 3 мешка почты, около половины поздравительные письма и телеграммы, присланные из Германии офицерам и солдатам, часть почты была штабная, очень много было посылок, подарков, теплой одежды. Из оружия ничего не было. В налете на машину участвовали: Земнухов, Олег Кошевой, Сергей Тюленин, Валентина Борц, Вася Левашов, Борисовы, я и Женя Машков. Борисовы присутствовали от группы Ковалёва. Налёт был произведен очень удачно, без шума. Забрали все находящееся в машине, свезли это в клуб, где мы работали. Разобрали почту, все поздравительные письма и телеграммы сожгли, также сожгли часть вещей.
   Утром к главе города пришёл шофёр машины и со слезами на глазах стал просить его объявить по городу, что пусть забирают все вещи, но вернут почту. Глава города, конечно, на это ему ответил, что какой дурак рискнет отдать тебе почту. После этого шофёр пошёл и заявил в полицию. Начались репрессии.
   К этому времени из группы Попова подал заявление о приеме в нашу организацию Почепцов Геннадий, который нас и предал полиции. Когда пришли наши части, то он был предан суду и на следствии он заявил, что: мой отец - будучи партийным, боялся немцев и заставил меня совершить предательство и тем самым спасти семью. Отец Почепцова - Громов не был родным отцом Геннадия.
   В это же время предала группу наших девушек Вырикова. Она была секретарём комсомольской организации школы Первомайки, знала многих девушек и в частности Любу Шевцову она сама посылала в спецшколу. Группа девушек работала отдельно, занималась она: сбором средств для организации, сбором медикаментов, расклеиванием листовок и на задания ходила. Эта группа не знала о нашем существовании, так же, как и мы не знали о её существовании, кроме Земнухова. Вырикова также, как и Почепцов, подала заявление в полицию на группу девушек. В настоящее время она сидит в Ворошиловграде и ждет суда. На следствии она отрицала свое предательство. Вместе с Выриковой в тюрьме сидит Лядская Оля, которая выдала Тосю Мащенкову.
   Почепцов всех, конечно, выдать не мог, так как всех не знал, знал только человек десять из организации. По его заявлению взяли Машкова, Третьякевича, а Земнухов сам вечером пошёл в полицию, думая, что ему удастся освободить ребят, так как в полиции работало несколько человек своих. Его, конечно, тоже посадили.
   Вечером, когда я приехал в клуб, то мне сказали, что забрали Машкова, вызывали Третьякевича, Тюленина, Земнухова и меня. Поехал к ребятам на квартиру и действительно их уже забрали. После этого я уже в клуб не рискнул пойти. Сел в парке около бывшего памятника Ленина, которого немцы разрушили, недалеко от клуба, где меня нашёл Владимир Загоруйко и сказал, что в клубе находятся полицейские и меня ищут. Я решил уйти. Пошёл домой, взял оставшийся у меня шрифт и отнёс Орлову, где печатались временные удостоверения комсомольских билетов, уничтожил несколько оставшихся прокламаций, пачку немецких открыток, которые остались у меня от забранной нами на грузовике почты, и ушёл. Переночевав у жены брата, я в 2 часа ночи ушел в Лихую за 45 километров.
   Как мне потом рассказали родители - 5 января домой приехал зам. начальника полиции Захаров и 3 полицейских. Родители сказали, что я скрылся от мобилизации в Германию. Захаров говорит, что тут заблаговременно все припрятано и искать нечего, так как это семья партизан. Характерно, что немцы так боятся партизан, что квартировавшие у нас немцы, услышав от Захарова, что это семья партизан, сразу схватились за автоматы и мать говорит, что она боялась, что немцы их застрелят. Затем немцы стали спать с автоматами. Один из немцев, которого мать называет добрым, сказал ей, что твой сын хорошо сделал, что не поехал в Германию, там жить тяжело. 6-го января немцы ушли из нашей квартиры на главную Садовую улицу.
   Почти всех ребят нашей организации забрали по району. Олега Кошевого поймали в Ровеньках. К этому времени полицию объявили на казарменном положении, дополнительно прислали полицию, затем приехала жандармерия из Кременной, которая вела политическое следствие.
   Сергей Тюленин перешёл линию фронта, затем перевел своих сестёр. 28-го января он вернулся обратно. Рассказал нам о том, что он обратился к командиру дивизии /какому-то полковнику/ с просьбой спасти наших ребят. Командир дивизии ответил, что он не может начать раньше наступление, но послал десант наших войск, который, конечно, ничего не мог сделать для освобождения наших ребят, 3 человека из этого десанта были пойманы немцами. Я лично встречал десант и помогал им. Так как Сергей Тюленин не мог сидеть без дела, то он пошёл в разведку с девушками в какое-то село, где попал в окружение и был ранен в левую руку. Так как он был низкого роста и одет в гражданское платье, то подумали, что это ребёнок и отпустили его. 28-го января, когда Сергей вернулся домой, его заметила соседка, которая специально следила за квартирой Тюлениных и выдала его полиции. Пытали Сергея неимоверно. Об этом рассказали люди, которые сидели вместе с ним за уголовные дела и затем были выпущены. Пытали также Земнухова и Машкова. Пытали их различным способом: подвесят, затем перережут верёвку, когда видят, что вот он кончился, загоняли иголки в тело, избивали, замораживали, затем отогревали. Так напр. Машкова специально возили в прорубь, куда его опускали, затем привозили в какую-нибудь хатенку, отогревали и затем опять опускали в прорубь. 15-го января Машков был расстрелен. Лютикова до того избили, что выбили глаза. Остапенко ударили наганом по голове и кровь, брызнувшую на подоконник, заставили его вылизывать. Каждая мать знает о том, как пытали её сына. Мать Тюленина сама сидела в полиции, при ней сына избивали, ей тоже досталось. Люба Шевцова свободно ходила по тюрьме и её не трогали, видимо, хотели умилостивить её, чтобы она сама все рассказала. Люба ходила все время весёлая, но матери домой писала: прощай, больше, наверное, не увидимся. В Ровеньках её расстреляли.
   Когда наших ребят из тюрьмы увозили на расправу, то одна из присутствующих при этом женщин рассказывала, что по обоим сторонам коридора стояли немцы, а в середине коридора тоже в два ряда стояла жандармерия. Сквозь этот строй наши ребята прошли по тюрьме, посадили их в машину и увезли. Это было между 8-ю и 10-ю часами вечера. Некоторых из ребят бросили живыми в ствол шахты, так напр. Сергея Тюленина, некоторых закопали живыми.
   Когда в Краснодон приезжал писатель Фадеев специально для ознакомления с делом нашей организации, то он говорил и с военным комендантом, был в отделе НКВД, в отношении предательства Третьякевича, ездил в Ворошиловград выяснять обстоятельства дела, все-таки, все было за то, что выдал именно Третьякевич. На следствии, когда допрашивали Машкова и он отрицал своё участие в нашей организации, ему сказали, что Ваш товарищ, находящийся у нас, сказал, что он командир партизанского отряда, а Вы партизан. Ещё одно предположение, что именно Третьякевич предал, состоит в том, что всех членов отряда мог знать только он и Земнухов, Земнухов не мог выдать отряд, следовательно, выдал Третьякевич. Кроме того, следователь Кулишев, который вел следствии, рассказывал, что сначала Третьякевич отказывался в своей вине, что он предал ребят, но потом он заявил, ребята сами себя выдали. Это не может быть верным потому, что Земнухов и Машков очень крепко себя держали.
   Анатолий Ковалёв ушёл из под расстрела следующим образом: надо сказать, что Анатолий был боксером, хорошим гимнастом, что ему здорово помогло при побеге. Хотя руки у него были связаны, так как и у всех остальных, кажется проволокой, ему удалось каким-то образом проволоку эту надорвать, освободить руки, тогда он ударил полицейского и выскочил через борт машины. Последовали выстрелы, его ранили в плечо, несмотря на ранение Анатолий успел добежать до какого-то дома и забежав туда сказал: "я партизан, если не боитесь, то спасите меня". Об этом нам рассказывал человек, у которого он спрятался. Необходимо сказать, что Анатолий добежал до квартала города, который носил название "Шанхай" потому, что там ютились маленькие дома, нагороженные друг на друга, найти кого-либо там было очень трудно. Поэтому полиция обыскав этот квартал, не нашла Ковалёва. Анатолий переодели в женскую одежду и переправили к отцу, откуда он ушёл в направлении на Сталинскую область. Больше его никто не видел и до сих пор неизвестно, где он.
   Соколов - работал сначала в полиции, но затем добровольно ушел из неё и начал работать у нас в отряде.
   Анатолий Попов был командиром группы Первомайки. В его группу входили: Борис Главань, Геннадий Лукашов, Фомин Дема, Почепцов Геннадий. Членом штаба он официально не числился, но почти на всех заседаниях штаба присутствовал. Как командир группы участвовал в разных налётах, предложил план налета на полицейский хутор. Попов - скромный, тихий парень, не посещал кино и танцы. Другое дело - все наши остальные ребята, особенно Земнухов, без него ни один вечер в клубе не проходил.
   Валерия Борц сначала была в отряде у Сергея Тюленина, а после слияния попала в общий отряд. Она участвовала в налете на машину перед раскрытием нашей организации, печатала листовки, расклеивала их, она говорит, что была связной, но я об этом не знаю.
   Вернусь опять к себе, когда 7-го числа я пришёл в Краснодон, то думал, что встречу Соколову, которая была нашим связным, для того, чтобы она связала меня с каким-нибудь командиром отряда нашей организации. Соколова жила напротив нас, отец с матерью её хорошо знали, так как она часто к нам ходила, но, конечно, не знали о нашей связи с партизанами. Так как я не нашёл Соколову, то спросил мать, почему её не видно, получил ответ, что, когда Соколова пришла к нам за помидорами, её забрали в полицию. Узнал, что все, кто мог из нашей организации ушли, ушла: Борц, Туркенич и др. А всех остальных забрали. Тогда, как я уже сказал выше, я решил уйти. Ушёл я в Новочеркасск и больше не возвращался в Краснодон до прихода наших войск. В Новочеркасске у меня находятся: бабушка, сестра матери, находились 2 брата, из которых один работал при Советской власти начальником Угрозыска, а второй начальником ж/д узла, но они эвакуировались. В то время, когда я там скрывался, в Новочеркасске находились: бабушка, сестра матери, у них я и скрывался, живя без прописки. 13-го февраля наши войска освободили Новочеркасск, а 14-го февраля Краснодон. Родные мои в Краснодоне думали, что я убит, так как после ухода из дома, 31 января полиция пришла к родителям и заявила им, что Вашего сына поймали, выдал его Тюленин. Отец тогда попросил разрешения принести для меня передачу. На другой день отец принес передачу мне, предварительно попросив разрешения у начальника полиции. Полицейский сказал ему, что я сижу в третьей камере, взял передачу, принес обратно пустую посуду и сказал, что я прошу тёплой одежды. После этого родители каждый день носили передачу и её принимали. Начальник полиции сказал отцу, если скажешь куда послал сын, я его прощу. Отец на это ответил, что где мой сын я не знаю, а он скрывается потому, что не хочет ехать в Германию. Когда расстреливали ребят, то вывесили список фамилий ребят, выбывших в Германию на перевоспитание /а на самом деле умерщвлённых ими/, в этом списке находился и я.
   
   О Любе Шевцовой
    В октябре месяце 1942 г. я пошел с Василием Левашовым в театр на постановку Киевского драматического театра, работавшего при Советской власти по им. Шевченко, и приехавшего к нам на гастроли, ставили они народную украинскую пьесу. После первого акта мы вышли с ним в файе. Здесь Левашов заметил одну девушку, с которой он учился в спецшколе и направлялась после школы в Ворошиловград. Правда, он не хотел с ней встречаться, дабы она не выдала его. Но встретиться ему с ней пришлось в этот же вечер. Это была Люба Шевцова. Она очень обрадовалась встрече, бросилась ему на шею и стала его целовать, кричать "Васечка". Василий отвел её в сторону, они вышли из театра и вернулись только после 2-го акта. Как выяснилось, в Ворошиловграде она не могла работать по заданию, тогда она решила приехать в Краснодон. В Ворошиловграде она оставила рацию. Василий очень обрадовался рации, так как она может дать нам возможность наладить связь со штабом партизанского движения. Встал вопрос о том, что Люба должна поехать за этой рацией, для чего нужен чемодан. Я предложил свои услуги по части доставки чемодана. Дома я столкнулся с тем, что мать не хочет дать мне чемодана. Я стал угрожать матери, что уйду из дому, если она мне не даст чемодана. Так как это на неё не подействовало, то я начал ее агитировать и говорить, что люди жизни не жалеют, а тебе чемодан жалко. В конце-концов уговорил родителей дать мне чемодан. На другой день ко мне приходит Володя Загоруйко, который должен был поехать с чемоданом за рацией и говорит, что с его поездкой в Ворошиловград ничего не выходит. У Любы Шевцовой на квартире стояли немцы, которые должны были ехать на грузовой машине в Ворошиловград. Надо сказать, что Люба Шевцова была красивая, стройная девушка, весёлая, любила петь и плясать, так что немцы с удовольствием согласились выполнить её просьбу и взять с собой в Ворошиловград. В это время наши войска пробивались на Ворошиловград, дорога была перерезана, поэтому машина вернулась обратно в Краснодон, так и не доехав до Ворошиловграда. Третьякевич ездил в Ворошиловград за рацией, но не нашёл её по адресу, указанному Любой.
   
   
    О Сергее Тюленине.
    Сергей был серьёзный парень, но очень горячий. Если он, что задумает сделать, то уж обязательно сделает. Так напр. Он решил взорвать дирекцион, Земнухов не соглашался на это дело, говоря, что это вызовет массовые аресты и казни среди населения. Сергей решил настоять на своем, для чего принес приказ тов. Сталина от 7-го ноября и говорит Земнухову, вот какие задачи тов. Сталин ставит перед партизанами, а мы что делаем, чем мы будет отчитываться, уйду от тебя в другой отряд. Вспыльчивый был парень. На него очень большое влияние имел Земнухов, которой один только его и мог сдерживать.
   
   
    О Кошевом Олеге.
    Кошевой был комиссар отряда, но сначала он отвечал за безопасность отряда. Олег писал текст листовок, писал клятву. Клятву принимал Земнухов и кто её давал, больше присутствующих не полагалось, в целях конспирации. Происходило это на квартире Земнухова. Тот текст клятвы, который имеется в ЦК ВЛКСМ - правильный.
   
    Юркин Радий - был в группе Сергея Тюленина. Он жив и сейчас учится в Куйбышеве, в летней школе.
   
    Взрыв дирекциона был отменен Земнуховым. Все уже было готово к взрыву. Участвовать должны были 7 человек, 4 чел. из группы Машкова. Всем делом руководил Машков. План тоже был разработан.
   

РГАСПИ Фонд М-1, опись 53, ед. хр. 343