Беседа
с Левашовым Василием Ивановичем, участником "Молодой гвардии".

   
   16 марта 1947 г.
   
   ...2 апреля 1942 года я, Серёжа Левашов, Люба Шевцова и Володя Загоруйко выехали из Краснодона в Ворошиловграда учиться на курсах радистов. Это в 18 километрах от Ворошиловграда, на реке Донец. Эти курсы готовили радистов для партизан, которые должны работать вместе с партизанами в тылу врага. Проучившись 10 дней, сделали первый выпуск. Выпустили меня, Серёжу и Володю Загоруйко. Мы приехали в Ворошиловград получать задание. Здесь формировались группы, здесь мы получили оружие. Сформировались группы, первым был выброшен со своей группой Володя Загоруйко. В августе 1942 года был выброшен я и Серёжа Левашов тоже с группами. Выбросили нас в Харьковской области.
   Моя группа продействовала в тылу противника две недели. Мы действовали самостоятельно, группы были диверсионные, мы наладили связь с партизанами, передавали радиограммы. 30 августа 1942 года группа наша была окружена. 5 человек были пойманы, 5 человек спаслись.
   5 сентября я с тремя товарищами пришёл в Краснодон, Серёжа Левашов был уже здесь, он раньше пришёл, потому что он шёл один.
   7 сентября я появился в городе уже официально. Встретился с товарищами: Ваней Земнуховым, Жорой Арутюнянц, Борисом Главань; мы стали обсуждать обстановку, стали думать, что нам делать.
   С Жорой Арутюнянц я учился с первого класса в школе имени Горького. Ваню Земнухова я знал по школе. Он был активистом, на школьных вечерах он часто выступал со сцены с чтением своих стихотворений.
   Однажды Борис Главань предлагает нам уйти отсюда, перейти линию фронта. Ваня Земнухов предлагал другое - он предлагал организовать свою подпольную организацию, группу и работать. Мы узнали, что у нас в городе работает подпольная группа, она выпускала листовки. Мы эти листовки видели. В них писалась правда о положении на фронте /эта группа получала кое-какие сведения, правда, может быть, не всегда точные, но близкие к действительности/, они призывали молодёжь вступать в партизанские отряды, вступали в подпольную группу. Листовки писались на простой бумаге, от-руки, чернилами. Они разбрасывались на базаре, расклеивались на столбах, на Бирже труда клеили на доске объявлений. Серёжа Тюленин однажды приклеил листовку начальнику гестапо города Краснодона, это все, что мы знали о действующей подпольной группе.
   Мы решили связаться с этой группой и работать вместе с ними.
   В городе появляется Виктор Третьякевич. Это было числа 11-12 сентября 1942 года. Виктор пришёл к Земнухову. Вечером я встретил его. Он мне сообщил, что был у Вани Земнухова, что знает о нашем заговоре. / С Третьякевичем я учился в школе со второго по четвёртый класс. Первый класс я окончил в школе имени Горького, потом перешёл в школу имени XIX МЮД(а), учился там вместе с ним, потом я перешёл обратно в школу имени Горького, а Виктор перешёл в другую школу учиться, Ваня Земнухов Виктора знал очень хорошо/.
   Прошло ещё 3 дня. Приходит однажды Виктор Третьякевич и говорит, что он нашёл тех людей, которые выпускают листовки, говорит, что этой группой подпольной руководят Серёжа Тюленин и Валя Борц.
   Серёжа Тюленин - это парень среднего роста, боевой, задорный, до войны он учился в школе, после пришли немцы. В школе он очень увлекался самодеятельностью /в клубе имени Горького занимался/, он очень любил голубей /Голуби - это болезнь всех детишек Краснодона/.
   Володя Лукьянченко это спокойный, скромный паренек, в разговорах можно понять, что он очень умный. Это очень честный парень, никогда не мог соврать, ничего не мог скрывать - скрывать неправды. Серёжа и Володя совершенно противоположные типы /и должно быть поэтому у них была такая большая дружба/: Серёжа очень горячий, нетерпеливый, что уж приспичить сделать, так сделает сейчас же, сгоряча, а Володя более спокойный.
   Серёжа Тюленин передал Третьякевичу состав его группы: Серёжа, Валя Борц, Дадышев, Сафонов, Тося Мащенко, Куликов, Сеня Остапенко.
   Когда мы об этом узнали, что нам стало как-то стыдно, неловко, что они, младше нас на 2-3 года, опередили нас, они уже работают, а мы все ещё никак не найдём себе дела.
   Мы сразу организовали штаб, и мы уже считали, что действующая группа и наша, которая должна организоваться - будут одно целое, будут действовать сообща.
   Через несколько дней Ваня Земнухов привёл Олега Кошевого. Собрались на квартире Земнуховых. Это было числа 16-15 сентября. Здесь был Олег сразу принят в состав нашей организации и был принят в состав нашего штаба. Мы все его знали, учились все в одной школе. И я знал его, и Жора, и Ванюша, и Виктор. Знаете, ребята, которые чем-то выделялись в школе, они все знали друг друга, мы часто собирались вместе, устраивали вечера.
   Потом Ваня Земнухов пошёл в "Первомайку", не знаю каким образом, но он связался с группой, которая действовала там, которой руководили Уля Громова и Толя Попов. Там была организована группа. Они знали, что в городе есть подпольная организация, хотели все с ней связаться. Ваня связался с ими числа 17-18 сентября.
   В конце сентября Анатолий Попов, Ульяна Громова и Виктор Петров пришли к нам. Из наших был Жора Арутюнянц, Виктор Третьякевич, Олег Кошевой, Ваня Земнухов и я. Здесь мы договорились о совместной работе: "Первомайская организация" будет получать от нас листовки или текст листовок и затем их распространять, будет подчиняться нашему штабу - что она будет вместе с нами заниматься одной деятельностью.
   До этого у нас было заседание штаба. Собирались на квартире у Виктора Третьякевича - в сентябре месяце. На этом заседании происходило распределение должностей.
   Виктор Третьякевич был избран комиссаром.
   Ваня Земнухов - начальником штаба.
   Олег Кошевой был главным по "контрразведке". Серёжа Тюленин тоже был здесь. Он не входил в состав штаба, но он всегда присутствовал на заседании его. Серёжа руководил группой, самой боевой группой, которая выполняла самые ответственные задания.
   Был составлен текст партизанской клятвы, составляли его все вместе. Поставили перед собой задачу: вовлекать молодёжь краснодонскую в нашу организацию. Каждый из участников должен найти подходящую кандидатуру для вступления в подпольную организацию. Он нам должен рассказать о товарище, и если все соглашались, находили нужным принять в организацию, то тогда уже тому товарищу предлагали вступить в Нашу организацию, и обычно они сразу соглашались.
   Я, Серёжа Левашов - мы вступили в организацию без клятвы, потому что мы партизанскую клятву принимали ещё до переброски нас в тыл, на курсах связи.
   Вновь вступающие в организацию принимались в торжественной обстановке, давали клятву.
   Пока шло вовлечение в организацию, мы составляли все вместе текст листовок, писали их от руки и распространяли их по городу. "Первомайка" получала от нас или листовки готовые или текст листовок и распространяли их у себя. Мы кое что знали, кое какие сведения, которые нам сообщали военнопленные, которых немцы гнали вглубь страны, и люди, которых немцы гнали от линии фронта. Эти сведения о фронте мы писали в листовках. Писали все независимо от того, кто был член и не член штаба.
   Затем мы решили - достать обязательно машинку печатную, решили отпечатать билеты комсомольские и принимать в комсомол. Опять группа Серёжи Тюленина получила задание. У нас была редакция газеты "Социалистическая Родина", когда немцы приходили, то наши взорвали её и ушли. Так Серёжа Тюленин с группой собирали там шрифт, искали, рылись в развалинах. Потом очень нам помогла одна девушка, с которой дружил Анатолий Ковалёв /фамилии я её не помню/: она нам дала сумочку с типографским шрифтом.
   Поручили устроить машинку Анатолию Орлову, В.Осьмухину и Жоре Арутюнянц. Это было в октябре месяце.
   Все это время мы занимались распространением листовок.
   В октябре месяце немцы объявили мобилизацию советских граждан в Германию. Мы решили во что бы то ни стало сорвать её. Мы выпустили большое количество листовок, в листовках мы помещали сводку о положении на фронте, потом говорили о тех условиях, которые ожидают тех жителей, которые поедут в Германию. Мы предлагали уходить всем в лес, в партизанские отряды. Агитацией охватили почти весь район.
   Немцы хотели из нашего района увезти 2 тысячи человек, а когда пришёл день отправки в Германию, то они могли увезти только человек 30 /эти тридцать добровольно пришли к немцам/, а остальные попрятавшись, ушли в лес.
   Когда мы узнали о нашем успехе, то торжествовали.
   Конец октября. Появляется в городе Иван Туркенич. Его знали члены штаба, все члены штаба, как авторитетного товарища, хорошего комсомольца, очень весёлого парня, он очень часто выступал со сцены, играл комические роли. Иван Туркенич был популярен. Мы знали, что он лейтенантом попал на фронт, потом попал в окружение и в плен, бежал из плена, был в партизанском отряде, потом попал обратно домой.
   В это время влились в группу нашу ребята Анатолия Ковалёва.
   Ковалёв и Григорьев - они поступили в полицию работать, проработали некоторое время там, потом их оттуда выгнали. Мы всю эту историю знали. Потом Ковалёв стал приставать к Третьякевичу - давай организуем партизанский отряд /А Ковалёв не знал, что Третьякевич состоит уже в подпольной организации/. Он приходит к нам и говорит - давайте вольём в нашу организацию Ковалёва и ещё некоторых ребят. Олег Кошевой стал противоречит: - ведь они раньше были в полиции, откуда мы знаем, что они не имеют никакого задания от полиции. Тогда мы стали узнавать о них. Оказывается, они по своему легкомыслию - попали под агитацию - вступили в полицию. Им там не понравилось, потому они там что-то натворили и их выгнали оттуда с шумом. У них болела душа, и они хотели искупить свою вину, хотели организовать группу и работать, но уже не с полицией.
   Тогда мы решили сделать так: пусть Ковалёв с Третьякевичем организовывают группу, не зная, что Третьякевич состоит в нашей группе - предосторожность не мешает. Если мы ошиблись в них, если они предадут, то пострадает только один Третьякевич, а организация уцелеет. В группе Ковалёва были: Ковалёв, Григорьев, Вася Пирожок.
   
   /Вопрос: Говорят, что Вася Пирожок был очень похож характером на Серёжу Тюленина/.
   
   Нет, для меня они очень отличаются друг от друга. Пирожок - коренастый, широкоплечий, говорил всегда с украинским акцентом. Серёжа был очень вспыльчив, горяч; Вася - более умерен, хотя тоже очень отчаянный; Серёжа - открытая душа, он не мог утаить того, что его волнует, все было у него наружу, а Вася был умереннее.
   В группе Ковалёва был ещё Виктор Хорыбин, я не знаю, почему о нем нигде не упоминается. Сейчас он жив, был на фронте, ранен в руку.
   Но потом, через некоторое время группа Ковалёва была принята в состав нашей организации.
   
   Так вот, появляется Туркенич. Ковалёв очень обрадовался и сказал: "Я хочу, чтобы он работал с нами". И без ведома штаба, пошёл к нему и рассказал все, - что у нас есть организация, что она делает, предложил ему вступить в неё. Давай работать с нами, - я ведь тебя хорошо знаю. Туркенич недоверчиво прослушал его, но ничего положительного не ответил - не поверил.
   Ковалёв пришёл к нам, рассказал о разговоре с Туркеничем. Конечно, мы его отчитали за такой подход. Но делать нечего, мы пошли к нему и рассказали в чём дело.
   В конце октября или в начале ноября было созвано совещание, на котором были Олег Кошевой, Третьякевич, Ваня Земнухов, я, Жора Арутюнянц. Пришёл и Ванюша Туркенич. На этом заседании штаба Иван Туркенич был избран командиром нашего отряда. Ближайшей задачей штаба постановили - приобретение оружия. О решении штаба сразу сообщили Серёже Тюленину. На следующий день он собирает свою группу, и они идут в Первомайку. Они знали место, где были брошены или спрятаны винтовки, патроны, гранаты, миномёты. Там они взяли несколько винтовок, захватили гранаты и мины, все это притащили к нам. Потом пошли туда же за патронами. Второй раз пошёл уже не всей группой, а пошли они трое: Серёжа и ещё двое - не помню кто.
   Обратно они возвращались в 12 часов ночи. А ходить в это время воспрещалось, так их и взяла полиция. Серёжа говорит - ходили к бабушке за продуктами /а они с собой несли сумочки, в которых были патроны - "продукты"/. Полицейские сразу фамилию записывать - штраф, - говорят, - будете платить, - а проверить сумочки они не догадались.
   Они возвращались в час ночи. Мы их сидели и ждали, очень волновались. А они пришли и рассказали нам такую историю.
   Таким образом мы достали оружие.
   Предприняли ещё одну операцию по приобретению оружия. Поручили выполнить эту задачу Первомайской группе, в руководители которой пошёл Виктор Третьякевич.
   Через Первомайку проходила дорога от станции Лихая в Красный Лиман. Недалеко от Первомайки был мосточек, очень небольшой. Ребята заложили под него мину.
   Как раз шла машина немецкая. Въехала она на мост, подорвалась на мине. Все в машине были убиты. Группа взяла два автомата, винтовки. Это оружие "Первомайка" оставила у себя.
   Приближались праздники. Мы решили праздник обязательно отметить. Нам удалось достать приёмник. Приёмник был очень плохенький, но он нам послужил немного. Мы слушали и записывали сводки, отпечатывали листовки.
   И вот перед праздником мы отпечатали листовки со сводкой, поздравляли с праздником, призывали вступить в отряд.
   /В деревне Шеверевке листовки распространяли сёстры Иванихины. И в других деревнях распространяли их свои/.
   Вступила в организацию нашу Нюся Сопова с подругами. Я её знал очень хорошо, учился вместе с ней в школе. У неё была своя группа, я не знаю состав группы, но знаю, что там было около 10 девушек, все комсомолки, они были у нас в основном для связи и распространению листовок.
   Готовили в день праздника вывесить флаги красные. Получили задание вывесить красные флаги: "Первомайка", группа Сергея Тюленина, группа Николая Сумского /наша организация никого из его группы не знала, кроме него самого/.
   Нами было вывешено, по моему, 3 флага: на шахте N12 был вывешен красный флаг, но его вывесила не наша группа; но кто вывесил - нам так и не удалось выяснить, действовала какая-то другая группа, с которой у нас не было связи.
   Наши вывесили:
   "Первомайка" - на трубе шахты 1- БИС;
   Сергей Тюленин - на школе имени Ворошилова;
   На другой школе вывесила группа Сумского флаг;
   Флаг также был вывешен на здании Дирекциона. Там, наверное, действовала группа Лютикова. Лютиков работал в мех. цехе начальником, старый член партии. Он организовал большую группу из членов партии и военнопленных. Почти все они работали в цехе. /немцы догадались, что вокруг Лютикова что-то нечисто, но не брали его, потому что они все работали в цехе, были специалистами/. Через Осьмухина /который работал в цехе/ связался с Лютиковым, однажды даже они назначили свидание, чтобы поговорить серьёзно, но Лютиков не пришёл, видимо, опасался.
   Так что, на Дирекционе флаг не нами был вывешен, должно быть группой Лютикова.
   
   Утром флаги были сняты с Дирекциона, на шахте 1-БИС. А вот флаг, который повесила группа Серёжи Тюленина висел долго.
   Когда Серёжа Тюленин шёл на задание, то он с собой захватил для всякого случая и мину. Они забрались на здание школы, стали укреплять флаг. Потом он, укрепив его проволокой, стал устраивать мину. Но там что-то было неладно со взрывателем, он чуть не подорвался на мине, заминировать не удалось. В это время в школу вошли полицейские. Ребята притихли, притаились. До нас дошли такие слухи, что полицейские предчувствуют, что перед праздником должно что-нибудь быть устроено. Полиция была уверена, что в городе действует не молодёжь /она этого не подозревала даже/, а партизаны. Полиция собирала свои силы. Установились слежки каждым, кто появлялся поздно на улице. Всем участникам нашей организации мы вручали листовки, так чтобы до 9 часов они их уже разбросали в нужных местах, чтобы никто не смог попасться в руки полиции. А в ночь было разрешено действовать только тем группам, которые должны были вешать флаги.
   Полиция скоро вышла. Заминировать подход к флагу не удалось. Тогда Серёжа схитрил. Он написал просто мелом: "Не трогать! Заминировано!" Когда немцы попытались снять флаг и когда увидели такую надпись, то все переполошились. Флаг долго не трогали, до тех пор, пока не был найден немецкий сапёр. Он залез на школу, увидел, что мина совершенно не опасна.
   Но флаг висел долго. Все жители могли видеть его. Я вышел на улицу, женщины группками стояли недалеко от школы, смотрели на флаг. Женщина говорит: "Об нас все же беспокоятся, наши работают"... слёзы вытирает.
   Люба ещё не была в нашей организации. Она пришла к нам уже после вывешивания флага.
   Однажды мы пришли в клуб имени Ленина смотреть постановку ворошиловградских артистов "Цыганка Аза". Мы с Серёжей Левашовым пришли вместе. Здесь был и Олег Кошевой, он сидел один, отдельно от нас.
   И вот в одном антракте я вышел. Потом покурил, вошёл. Смотрю - сидит Люба. Я сразу подошёл к Сереже, сказал ему - как она могла сюда попасть. Ведь она была оставлена в Ворошиловграде по заданию. Уже началось действие, мы не знали что нам делать, и ничего не видели - что там делается.
   В антракте я подошёл к Олегу, рассказал ему. Мы решили поговорить с ней.
   Я подошёл к ней /она меня ещё не видела/, положил свою руку на руку её, говорю: "Люба". Она сразу меня узнала. Мы вышли, заговорили. Я спросил её - желает ли она продолжать ту работу, которую начали на курсах. "Разумеется!". И на завтра мы решили встретиться.
   Люба была оставлена в Ворошиловграде по заданию. Немцы подошли к городу, штаб эвакуировался из Ворошиловграда. При бомбёжке штаб потерял радиостанцию. Она попала в руки Любы. Люба добивалась связи, но ничего не выходило. Она спрятала радиостанцию на квартире у одной очень хорошей семьи, у настоящих советских патриотов. Она надеялась на них, они сохранят станцию. Потом Люба приехала в Краснодон. Несколько дней она прожила здесь, потом я её встретил случайно в клубе имени Ленина.
   Любу все знали на Первомайке, но почти никто не знал /кроме штаба/ у нас в организации, потому что она жила на шахте 1-БИС. Никто не знал, что она училась вместе с нами на курсах связи.
   В это время мы имели уже связь с Евгением Машковым. Это уже после ноябрьских праздников.
   Евгения Мошкова хорошо знал Ванюша Земнухов, Виктор Третьякевич. Все остальные знали его очень мало.
   Он был старше нас. Во время войны он был стрелком-радистом на самолёте, который был сбит под Миллерово. Он выбросился с парашютом, попал к военнопленным. Эти военнопленные /бежавшие из плена/ действовали самостоятельно. Они имели свое оружие, и здорово действовали. Из истории с Машковым мы кое-что знали, что сам он ничего о себе не рассказывал. Он только, когда пришёл, сказал: "Мы им покажем /немцам/". И больше ничего. Он показал себя, как человеком своим, поэтому он мог ничего больше о себе не говорить.
   Однажды с Серёжей и Машковым произошёл разговор, после которого Машков перетянул нас всех работать в клуб имени Горького. Большинство участников организации теперь работало там, организовали кружки. Немцы за то, что будем организовывать кружки и работать в клубе, они не будут нас мобилизовать в Германию на работы. Потом, поступив на работу, мы могли официально жить в городе, а то у многих наших не было документов.
   Затем Машков устроил встречу с Третьякевичем, тот рассказал ему кое-что, Машков обещал устроить связь кое с кем.
   Когда Машков уже нас узнал хорошо, он мог уже говорить с нами открыто.
   Мы собрались - Олег Кошевой, Ванюша Земнухов, Жора Арутюнянц, Туркенич, Анатолий Попов, я, Женя Машков - собрались на заседание. Здесь Машков обещал нам дать ещё больше оружия, обещал связь. Решено было устроить нападение на дирекцион, - там в Новый год устраивался бал, туда собирались немцы - начальство, полиция, подхалимы и предатели. Но эта операция не состоялась. Машков говорит, что получил задание - отменить это дело, потому что Красная Армия уже близко, и нас могли похватать всех.
   
   Однажды мы были в клубе имени Горького, стояли и разговаривали с Кошевым. Подошла Люба, как всегда веселая и говорит - я иду в полицию.
   Когда нас отправляли на курсы связи, то мы проходили через секретаря комсомольской организации, через райком комсомола, шли в распоряжение НКВД. Когда пришли немцы, Вырикова - секретарь комсомольской организации шахты 1- БИС - откуда уходила Люба Шевцова на курсы, - оказалась продажной. Когда Вырикова увидела Шевцову в Краснодоне, то она сразу заявила в полицию. Она писала, что она, наверное, шпионка, потому что она училась на таких курсах.
   Любу вызывают в полицию. Она говорит: "Ай! Отболтаюсь! Будет все в порядке!". Она пошла.
   Мы сразу же предупредили всех наших - нужно быть настороже, может быть, её арестуют, и неизвестно, чем это дело кончится. Два часы мы её ждали. Потом она появляется все такая же: "Отрехалась" - говорит.
   Она рассказала, что допрашивал её начальник полиции Суликовский. Люба наговорила ему, что она училась на курсах санинструкторов в Ворошиловграде, потом курсы распались и она приехала обратно домой. Может быть, ей не поверили. Но улик не было, только слова Выриковой. Любу отпустили, но устроили за ней слежку. Пока это дело затихло. Люба в полиции узнала, что Вырикова составила список комсомольской организации, что в этом списке были имени всех нас, что этот список Вырикова передала в полицию.
   
   
   ;  Анатолию Орлову поручили отпечатать комсомольские билеты. Печатал он у Жоры Арутюнянца, отец его помогал им. Отец Жоры, конечно, знал, что организация существует, потому что мы часто собирались у них на квартире, печатали листовки у них. Родители Жоры никогда не отказывали нам, всегда отделяли для нас комнату, мамаша начинала стирать, иногда заглядывала в комнату, потом опять стирала. Отец был на страже, сидел у окна, наблюдал. Иногда, когда мы начинали говорить очень громко, спорить, он заглядывал к нам в комнату, потом возвращался к окну, - не пришёл бы кто. Собирались мы там два раза и все днём.
    Был установлен формат комсомольских билетов, подпись должна была быть - комиссар организации "Славин" /кличка/ Третьякевич. Орлов начал печатать комсомольские билеты. И в это время происходит следующая история.
    Это было в конце ноября или в начале декабря месяца. Уже было холодно. Однажды мы шли с Олегом Кошевым из клуба имени Горького. Он говорит - у нас есть предатель. Я спрашиваю сразу: "Кто? Борис Гловань?"
    - Нет.
    - Кто же? - я никого не мог больше назвать.
    Я назвал Бориса Гловань - потому что всем нам он казался очень скрытным, он был малоразговорчив, как будто что-то таил. А, оказалось, он был честен.
    Олег Кошевой совершенно случайно имел встречу с одним раненым партизаном. Он был ранен на Донце в лесу, тогда лежал на квартире, лечился. Оказалось, что Виктор Третьякевич был у них в партизанском отряде, потом Третьякевич получил задание, которое он не выполнил, в результате чего был разбит партизанский отряд. После этого он пришёл в Краснодон. Стал работать здесь. Будто бы искупить свою вину. Но работал он от души, вкладывал в нашу работу всю свою душу, на мой взгляд это было так.
    Олег Кошевой предлагает отстранить Третьякевича от руководства, а ему пока ничего не говорить.
    Мы всем не сказали, а предупредили кроме штаба Серёжу Тюленина и Валю Борц, - больше никому не говорили. Как- то было очень странно. Отстранить Третьякевича от руководства - это слишком как-то много. Его все знали, ему верили, к нему все приходили за советами.
    Ничего не говоря Третьякевичу, Олег Кошевой пришёл к Орлову, взял у него комсомольские билеты, подписался и стал вручать. Сначала получили комсомольские билеты не все. Он отобрал самых лучших, расписался на билетах и вручал им. Я получил самый первый комсомольский билет. Вручил он мне не в торжественной обстановке. Всем остальным - я не знаю в какой обстановке происходило вручение, им он вручал без меня.
    Так вот, Олег отобрал 15 человек лучших товарищей и решил идти с ними в партизанский отряд. Он говорил, что имеет связь через какого-то Данилу с Ростовскими партизанами, куда и хотел вести нас. Он нам сказал, чтобы мы готовились, приготавливали тёплые вещи.
    В этих 15-ти были: Серёжа Тюленин, Валя Борц, Ванюша Земнухов, Олег Кошевой, я, В. Туркенич, Василий Борисов, Василий Пирожок, Анатолий Попов, Петров, Орлов, Жора Арутянц, Ульяна Громова и др. /Люба Шевцова в это время уехала в Ворошиловград/.
    Уезжать мы собирались буквально на другой день, когда мы узнали об истории с Третьякевичем, в тот же день Олег подписал самовольно комсомольские билеты, вручил их, а на следующий день собирался вести группу к партизанам.
    С отстранением Третьякевича у нас все перепуталось. Мы были в клубе имени Горького. Пришёл Ванюша Земнухов. Он сказал, что - мне это не нравится, не нравится то, что Олег, самовольно отстранив Третьякевича, устроил неразбериху, то, что нужно уходить к партизанам, а как им доверять, когда о них мы никогда ничего не слышали - об их действиях. Вышло так, что мы хотим уходить куда-то в неизвестность. Мы долго с Ванюшей и Жорой совещались. В этом разговоре не принимал участие Ванюша Туркенич, он работал. Потом я пришёл в клуб Горького и говорю Олегу: "Знаешь, Олег, нужно обо всем сказать Третьякевичу, потом, мы уходим, оставляем организацию в сто человек на произвол судьбы. Разве это дело?"
    Он вспылил. Потом говорит - Оставим здесь с оставшимися Ваню Земнухова, - он очень близорук, ему будет трудно с нами идти, а здесь пусть он работает.
    В это время Третьякевич приходит к Орлову: "Где билеты?"
    - Взял Олег Кошевой.
    Третьякевич пришёл к Олегу, я был у него. Олег сказал Третьякевичу, что мы узнали о его предательстве партизанского отряда, что он предатель.
    Во время разговора я стоял в стороне и наблюдал за ним. Третьякевич очень спокойно возразил Кошевому: "Как вы могли поверить, что я могу сделать это!"
    Я думаю, что обладай какой угодно силой воли человек он все же потерял бы самообладание, когда бы его неожиданно и верно уличили. Человек с нечистой совестью не мог бы так вести себя. Для меня так и осталось тогда загадкой это.
    Олег сказал Третьякевичу. Что он все сделал, что скоро они уходят. Но уход сорвался, точно и сам не знаю почему.
    Кажется, на следующий день пришёл Олег и говорит: "Давайте собирать деньги на выручку одного нашего товарища". Тогда Нину Иванцову поймали в полицию. Стали собирать по 30-50 рублей. На следующий день товарища выручили из полиции.
    Получилось так, что Олег сам взял инициативу в свои руки, стал комиссаром, его не выделяли на должность комиссара. А до декабря месяца комиссаром был Третьякевич.
    Решено было устроить совещание штаба. Собрались: Земнухов, Третьякевич, Кошевой, Туркенич, Попов Анатолий, Петров Виктор, Жора Арутюнянц. Я пошел за Машковым. Машков был в клубе. Это было 27 декабря, собиралась у Третьякевича.
    Когда мы пришли - заседание было в разгаре, выступал Третьякевич. Вошел Машков, и все сразу переменилось, переменилась обстановка.
    Машков выступил и стал ругать Туркенича, за то, что он не организовал как следует работу, не мог руководить работой как следовало бы, хотя он и был на фронте. Машков ругал Олега за то, что он внес в организацию раскол, - за то, что он отстранил Третьякевича, что он хотел уводить организацию. /Сережи Тюленина здесь не было, но он был очень недоволен деятельностью Олега/.
    Машков сделал заключение, что пусть будет все по-старому, Туркенич будет руководителем.
    Прибегает Сережа Тюленин и Валя Борц и говорят, что по дороге идет машина, в которой есть все, что нам нужно. В машине были посылки для немецких солдат - Новогодние подарки, - теплые вещи. Нападение было сделано очень удачно, все перетащили на квартиру к Анатолию Лопухову, а на утро стали перевозить на саночках в клуб имени Горького, все это сложили там.
    В момент, когда растаскивали машину, двое полицейских подошли к машине. Олег и Машков охраняли они выскочили из темноты на них, наставили винтовки, которые полицейские побросали, и они убежали. Операция была благополучно заключена.
    На вторую ночь Сережа Тюленин совершает нападение на вторую машину; на третью ночь - на третью машину. Полиция переполошилась, она теперь была уверена, что работают это не партизаны, а люди, которые живут в городе. Из Ворошиловграда были вызваны гестаповцы. Полиции в городе было очень много, на каждом перекрёстке стояли они. Обыски шли по всему городу. Начались аресты, правда, арестовывали сейчас пока ещё не участников организации.
    В ночь с 31-ого на 1-е января 1943 года мы устроили вечер, отметили Новый год. Так как та операция, о которой говорил Машков, не состоялась, потом мы получили хорошие вести с фронта, - мы решили отомстить. Устроили вечер на квартире у Толстеневой, она не состояла в нашей организации, чтобы не было подозрения, мы собрались здесь.
    Сережа Тюленин на вечере не был. Потом вдруг пришел:
    - Вы что здесь веселитесь?! Я сейчас буду окна бить в этой квартире! Войска воюют на фронте, а вы..!"
    Мы стали его уговаривать, уговорили, он ушёл.
    На утро все разошлись.
    Я проспал часов до 11-12. Проснулся и решил пойти к Третьякевичу. Дорогой идёт Володя Лукьянов и машет мне рукой - Не ходи!.
    - В чем дело?
    - Третьякевича арестовали. Машкова тоже арестовали.
    Я решил сейчас пойти в клуб. Иду. Навстречу - сани с полицейскими. Я посторонился. В санях среди полицейских сидел Машков. Я понял, что началось. Сани пролетели возле меня. Машков сидел очень бледный, подтянутый, лицо ничего не выражало, оно окаменело, от него уже неживым веяло.
    Я не дошел до клуба, повернул обратно. А в клубе произошло вот что.
    1-го января 1943 года, после встречи Нового года Ваня Земнухов и Машков пришли в клуб. Машков стоял на сцене и разговаривал с уборщицей, говорил ей, что нужно подмести, убраться. Ваня стоял у двери, которая находилась в глубине сцены. Вдруг неожиданно нагрянула полиция. Подошли к Машкову и неожиданно: "Руки вверх!" Он машинально поднял руки. Они сразу - в карманы, а там был револьвер. Ваня моментально выбежал из клуба. Встретил Серёжу Тюленина - рассказал ему эту "историю". Серёжа Тюленин передал Олегу Кошевому. Я пришел к Арутюнянц Жоре, туда же пришел Серёжа Левашов, Володя Загоруйко. Мы собрались на квартиру к Юре Виценовскому - это было в первый же день нового года. Мы решили предупредить всех оставшихся - нужно было уходить из города, начались аресты, вот-вот и любого из нас могли взять.
    Вечером я встретил Бориса Гловань, Анатолия Попова и Петрова, рассказал им новости и сказал, чтобы они предупредили своих и предпринимали меры.
    Полиция кругом ищет, понаехало их к нам. Ищут Жору Арутюнянца и Серёжу Тюленина, а они уже скрылись.
    Ваня Земнухов пришел домой, спрятал документы вне дома. Потом вернулся домой и сказал матери: "Я пойду в полицию - выручать своих". И не вернулся.
    Дома я уже не жил, три дня эти я спал у Виценовского. Ни за Кошевым, ни за Туркеничем, ни за мной ещё не приходило. Это значило, что наши ребята ещё никто не говорит ничего, молчат...
    Все началось вот с чего. Когда мы совершили нападение на машины, вещи были перенесены в клуб. Кто-то из ребят дал мальчику Пузыреву пачку сигарет, тот пошёл на базар продавать. Полицейским всем сказали, что было в машине, и они уже следили, - не появится ли кто на рынке. Как Пузыреёв пришёл, его сразу схватили, и в полицию. Стали спрашивать - кто и где он взял сигареты. Он долго не говорил, его стали мучить. Он сказал, что взял такой-то. Спрашивали, кого он знает ещё из них. Он назвал. Тех ребят, кого он назвал, всех арестовали. Все, что мы вынесли из машины, что находилось в клубе, немцы забрали.
    Так вот, три дня никого больше не арестовывали, значит молчали, никого не выдавали.
    Я ушел на шахты N12 - в 7 километрах от города - был там. Ко мне приехала сестра, говорила, что арестовали многих моих товарищей /она назвала фамилии, она не знала, разумеется, что я был в организации/, среди них было много из нашей организации. Приезжали за мной, меня не было, тогда взяли за меня отца. Приезжали за Туркеничем и Кошевым приходили, но их не было дома, ушли. Я решил тоже уйти отсюда.
    Когда я уходил ещё на шахту N12, то меня провожал Серёжа Левашов, я говорил, чтобы и он уходил, он решил пока подождать немного, потом уйти собирался. Так и не удалось уйти.
    Я ушёл. И с этим все связь оборвалась. Все, что я узнал о молодогвардейцах, все это было уже позже.
    Ушёл я в глубь немецкой территории, в Сталинскую область село Амвросиевку. Здесь и на станции Кутейниково жили мои дальние родственники. Я жил и здесь и там - понемногу.
    Потом дядя пришел ко мне и сказал, уходи в Андросиевку, сюда приехали краснодонские полицейские. Я уже имел паспорт, получил местный через родственников, полиция могла случайно нагрянуть, прочтут мою фамилию, и заберут.
    В августе месяце фронт двинулся, Красная Армия пошла в наступление. Тогда я пошел навстречу фронту, перешел линию фронта недалеко от Миуса, попал в расположением полка на станции Успенской. Я попал в этот запасной полк. Однажды я лежал отдыхал. Рядом лежал один из военнопленных бывших, а сейчас он перешёл линию фронта и был в части. Мы с ним заговорили. Он спрашивает:
    - Откуда?
    - Из Краснодона, - говорю.
    - А, из Краснодона... знаю...
    Оказывается он был в группе Лютикова. Потом он был арестован. Сидел вместе с Третьякевичем, в одной камере. Потому ему удалось бежать. Когда их выводили на прогулку, то он перемахнул через забор /а заборы у нас очень небольшие и плохенькие/ и ушел. В основном, никого из участников нашей организации он не знал. Он был только вместе с ними в камере. И вот у него в памяти остался Третьякевич. Ему тоже было подозрительно поведение Третьякевича.
    Я не узнал фамилии его, я знал о нем только то, что он не из Краснодона, что туда он попал случайно.
    Здесь я остался добиваться свидания с начальником контрразведки части. Меня, наконец, вызвали. Я ему сказал, что я учился на курсах, что я был в краснодонской организации, чтобы меня он назначил опять в часть по линии контрразведки, - чтобы перебросили меня опять в тыл.
    Как раз перед этим появился рассказ Нины Иванцовой о молодогвардейцах. Я его не читал ещё. Мне начальник говорит - расскажите, что и как вы там работали, что там было. Я стал рассказывать все как было на самом деле. Он мне говорит: "Врете вы все". Мои убеждения не помогли. Он не исполнил моей просьбы, а направил меня в часть, после мы были на фронт.
    Дальше мой путь: Сталино, Малитополь, перешли Днепр, прошли небольшие города, подошли к Херсону, Николаев, Очаков, Одесса, Днестр.
    В части я был все время пулемётчиком. Потом, когда наша часть стояла в обороне, меня послали на курсы младших лейтенантов. Проучился, окончил. Присвоили звание мл. лейтенанта, назначили комсоргом в тот же батальон, с которым я воевал.
    22 августа 1944 г. я пришел в часть, 23 пошли в наступление. Потом через Полоцк, попал в Берлин.
    Пробыл там до 25 августа 1945 года, затем был в Ленинграде, сейчас еду по назначению.
    Вы знаете мне везет на 23-е число:
    23 августа 1942 года сбросили в тылу противника,
    23 августа 1943 года перешёл линию фронта.
    22 августа 1944 года вернулся в часть комсоргом батальона.
   
    Стенографировала А. Ефремова.
   
   

РГАСПИ Фонд М-1, опись 53, ед. хр. 343