В газете "Комсомольская правда" 5 января 1989 года было опубликовано интервью "На весах правды" с автором книги "Это было в Краснодоне" журналистом Кимом Прокофьевичем Костенко. Корреспондент газеты "Слава Краснодона" обратился к директору музея "Молодая гвардия", заслуженному работнику культуры УССР А.Г. Никитенко с просьбой прокомментировать этот материал.
   
    - Анатолий Григорьевич, вначале - ваши впечатления от интервью.
    - Считаю, что оно ничего нового не дает. Все, о чем говорит Костенко, давно известно и нам, сотрудникам музея, и широкому кругу людей, интересующихся историей краснодонского подполья. Более того, отдельные моменты этого интервью в результате сознательных недоговорок лишены объективности, в связи с чем читателю откровенно предлагают занять явно противоречащую действительным фактам позицию.
    Мы обязаны отреагировать на этот материал, потому что по городу сразу же поползли слухи о том, что вот, мол, наконец-то правда восторжествовала. Какая правда? Давно во весь голос говорится о подвиге Олега Кошевого, Виктора Третьякевича и их боевых товарищей. Что-либо нового в этом плане не сказано.
    Но здесь создается впечатление, что цель материала не столько рассказать читателю о реабилитации Виктора (об этом, как я уже сказал, давно и хорошо известно), сколько вновь привлечь внимание читателей к уже набившему оскомину вопросу о комиссаре "Молодой гвардии".
    - Но все ли в интервью противоречит истине?
    - Нет, конечно. Даже наоборот. Во многом материал соответствует тому, что подтверждается документами. Это касается, в первую очередь, вопроса реабилитации Виктора Третьякевича. Однако рассказ не лишён противоречий. В каких-то моментах смещены акценты (видимо, нужна сенсация), передернуты факты. Чего стоит, например, мотивировка о снятии с работы бывшего директора музея в 1964 году, который а действительности был освобожден от работы за подтасовку фактов, но отнюдь не "за то, что раскапывал материалы о Третьякевиче", как говорит Костенко. Или, что вместо портрета Третьякевича в это же время на стендах музея появилось имя новоявленного "партийного подпольщика" - первого секретаря обкома Шевченко. Действительно одно время в разделе "Создание партийного подполья на территории Ворошиловградской области" был выставлен портрет Шевченко, как запасного секретаря Боково-Анграцитовского подпольного райкома партии. Но при чем же здесь Третьякевич?
    - Костенко принадлежат первые публикации о Третьякевича в конце 50-х - начале 60-х годов. Реабилитация Виктора - это тоже его заслуга?
    - Далеко не так. В 1958 году изучением материалов о Викторе Третьякевиче занималась комиссия Ворошиловградского обкома партии. Тщательно исследовав документы, в том числе и следственные по делу предателей Родины Кулешова, Почепцова, Громова, комиссия пришла к выводу о необходимости установить истину в отношении одного из активных участников "Молодой гвардии" - члена штаба Третьякевича. 10 февраля 1959 года бюро обкома партии рассмотрело этот вопрос на своем заседании и вынесло соответствующее постановление.
    Именно эти партийные документы были основополагающими в работе по восстановлению честного имени молодогвардейца.
    Тогда же, в начале 60-х годов, материалы о Третьякевиче заняли свое достойное место в экспозиции музея "Молодая гвардия", и никто потом ни в какие времена "не убирал в укромное место", как говорит Костенко, портрет этого подпольщика.
    - Ваше отношение к версии о предательстве Третьякевича?
    - В чем-то можно согласиться с Кимом Прокофьевичем. "Версия" о предательстве Третьякевича действительно появилась в следственных материалах по делу изменника Родины Кулешова и, к сожалению, в духе того времени вскоре превратилась в "истину"". И если в первых списках молодогвардейцев в акте районной комиссии от 20 июля 1943 года Третьякевич значился как погибший участник "Молодой гвардии", то уже в редакционной статье журнала ЦК ВКП(б) "Партийное строительство" (№ 17-18, сентябрь 1943 г.) "Молодая гвардия героического Донбасса" было сказано, что, не выдержав страшных пыток, Виктор давал показания... Но зто вовсе не значило, что имя подлинного предателя (т. е. Почепцова) ушло в тень, а появился предатель вымышленный (т. е. Тре-тьякеаич). О подлинном предателе никогда не забывали. Кстати, и в докладной записке заместителя заведующего спецотделом ЦК ВЛКСМ (а не ответработника КГБ) Торицына от 2 сентября 1943 года сказано в первую очередь о Почепцове и Лядской как о "явных предателях"...
    Вне сомнения, реабилитация Виктора Третьякевича в свое время была воспринята советскими людьми как справедливый, гуманный акт в отношении незаслуженно обвиненного в предательстве. Это острое восприятие трагической судьбы героя остается у людей и поныне, может, потому интерес к его личности очень велик.
    - Как вы уже сказали, Анатолий Григорьевич, материал "Комсомольской правды" в который раз привлекает внимание к "уже набившему оскомину вопросу о комиссарстве". Что вы можете добавить к интервью в "Комсомольской правде" или возразить?
    - Прямого ответа на этот вопрос товарищ Костенко не дает, но косвенно позиция автора проявляется отчетливо. Для этого использованы заявления некоторых оставшихся в живых молодогвардейцев (к сожалению, противоречивые), показания предателей (хотя правомерно ли слово "руководитель" в показаниях изменников Родины трактовать как "комиссар"?). Для этого же, видимо, сказано, что: "дотошным историкам, по-видимому, еще предстоит разобраться, кто был сначала комиссаром, кто потом и кто как назывался в отряде".
    "Олег Кошевой, Виктор Третьякевич, - писал в докладной записке Центральному Комитету ВЛКСМ Анатолий Васильевич Торицын, - были наиболее авторитетными среди своих друзей. По инициативе Олега начало создаваться ядро организации. Третьякевич к тому времени уже побывал в Ворошиловградском партизанском отряде, который в августе был сильно потрепан немцами. В то время Третьякевич казался партизаном, понюхавшим пороха".
    Высоко ценил обоих командир "Молодой гвардии" Иван Туркенич. Вот что он говорит о Кошевом: "Инициативный парень, душа и вдохновитель всего дела". Именно Иван Туркенич утверждает, что Олега назначили комиссаром.
    А вот его мнение о Викторе: "Вообще Виктор Третьякевич представляет собой серьезного, толкового товарища, работал он неплохо...".
    Интересно ознакомиться и с мнением члена штаба "Молодой гвардии" Василия Левашова, относящимся к 1948 году: "Бдителен и предусмотрителен не по летам наш боевой комиссар - Олег Кошевой" (газета "Ленинское знамя", 1948, 26 октября).
    Чтобы поставить точки над "i", следует обратиться к одному архивному документу (партархив Института истории партии при ЦК Компартии Украины), свидетельствующему, что в 1942 году, накануне фашистской оккупации, Виктор Третьякевич был утвержден членом Ворошиловградского подпольного горкома комсомола (с 1941 года он с семьей жил а Ворошиловграде), введен в состав партизанского отряда Яковенко, комиссаром которого был брат Виктора - Михаил Иосифович. Отряд почти весь погиб в боях с фашистами. Виктор остался а живых, пришел в Краснодон. Вполне понятны восхищение и доверие, которые он вызвал у сверстников. Очевидны и причины, по которым он стал активным участником подполья, одним из руководителей.
    Оба они, Олег Кошевой как комиссар, Виктор Третьякевич как член подпольного горкома комсомола - достойно выполнили свой долг перед Родиной, были мужественными бойцами, активными организаторами борьбы.
    Так стоит ли продолжать споры, начатые еще в 60-е годы, о том, кто был комиссаром "Молодой гвардии" -Олег Кошевой или Виктор Третьякевич? И сам Ким Прокофьевич Костенко говорит в интервью, что "и Виктор Третьякевич, и Олег Кошевой - два прекрасных честных парня, сделали в лихую годину все, что могли, для Родины, отдали свои жизни, когда она этого потребовала от них". Да и читателей его книги "Это было в Краснодоне" (а он получил более двух тысяч писем-откликов!) "не обеспокоила "табель о рангах".
    Почему же сейчас кого-то этот вопрос вновь стал беспокоить? Думается, подобной "мышиной возней" вокруг имен погибших мы унижаем светлую память о них, топчем что-то святое и в собственных душах.
   

(опубликовано в газете "Комсомольское знамя", 31 января 1989)