Молодая Гвардия
 

       <<Вернуться к списку статей


Виталий Михайлович Озеров
    "Слово-полководец человечьей силы"

   В своих суждениях о "Молодой гвардии" Фадеев неоднократно подчеркивал два момента: во-первых, то, что в его романе большинство фактов - это реальные факты, и, во-вторых, что тут много художественного вымысла. Действительно, автор "Молодой Гвардии" соблюдает необходимую историческую точность и хронологическую последовательность. Но для него очень важен отбор главных событий, и главных не только по своему масштабу, а прежде всего по возможности выявить самое существенное, типичное в жизни и людях.
   Как заявил сам Фадеев, он на основе домысла придал некоторые черты юмора Жоре Арутюнянцу, нарисовал внешний облик Радика Юркина, Степана Сафонова, Анатолия Орлова. Вымышлена встреча Олега Кошевого с Улей Громовой в дни эвакуации. В числе вымышленных образы Матвея Шульги, Проценко, бойца Каюткина, генерала по прозвищу Колобок, шахтёра Кондратовича, Фомина, Стаховича, некоторых других персонажей.
   Вместе с тем в ряде случаев автор чувствовал себя не вправе отходить от реальных фактов. По сюжету совсем не обязательно было изображать Виктора Петрова, Анатолия Попова, Женю Мошкова, но нельзя было и "устранить" из романа кого-нибудь из них: долг писателя - сохранить память о подлинных героях Краснодона. Да и как иначе: "...Это и действительная история, и в то же время художественный вымысел. Это - роман".
   Уважение к памяти реальных людей не позволяет "приписывать" им мысли и чувства, вроде бы и необходимые по развитию сюжета, но, быть может, совсем им не свойственные. Фадеев "постеснялся", повторяя его выражение, поставить Олега я Нину Иванцову, Земнухова и Клавдию в те романтические отношения, которые напрашивались по ходу повествования, но не соответствовали действительности. В общем, говорил писатель, существовал "ряд ограничений, который был поставлен реальными фактами и осложнял мое произведение...".
   В то же время художественный домысел служил не только целям сюжетного развития, но и помогал расширить представление о тех героях, о которых не сохранилось документальных данных. Нужно было обстоятельнее рассказать о Мошкове- "я целиком выдумал историю, что его освободили из плена".
   Фадееву часто приходилось оговаривать, что он "писал не подлинную историю молодогвардейцев, а роман, который не только допускает, а даже предполагает художественный вымысел", что "не писал истории "Молодой гвардии", а писал художественное произведение, в котором, наряду с действительными героями и событиями, наличествуют и вымышленные герои и события". В "Молодой гвардии", констатировал автор, "как во всяком романе на историческую тему... вымысел и история настолько переплетены, что трудно отделить одно от другого". Слияние документального и художественно-обобщенного является показательной особенностью романа. Но это не просто "сосуществование" двух начал. Заботясь о том, чтобы не были искажены исторические факты, Фадеев не отказывался от своей активной роли художника - "организатора" материала и воспитателя читателей. Он отводил упреки некоторых родителей молодогвардейцев в том, что в изображении героев романа допущен вымысел, и объяснял смысл художнического труда: "...Вымысел в моем романе способствует возвышению подвига молодогвардейцев...". Думается, это сказано очень точно и верно. И жаль, что некоторые исследователи не поняли характера фадеевского замысла. Даже такой вдумчивый ученый, как В. Днепров, заявлял, будто образы молодогвардейцев у Фадеева "прямо перенесены из жизни в искусство".
   Но хотя иные страницы "Молодой гвардии" дают основание говорить об их хроникальности, основные эпизоды в романе объединены не внешними "связками", а внутренними связями между персонажами.
   Работа над художественно-документальным произведением весьма и весьма сложна. И. Баскевич согласился в принципе со следующим местом из статьи К. Зелинского: Фадеев документально "связан и точен во всем, что касается фактической стороны дела, и Фадеев как художник свободен во всем, что относится к изображению душевной жизни, идейного мира "молодогвардейцев". Но тут же критик сделал уточнения: во-первых, писатель вводил вымышленные образы, объединял в одном эпизоде несколько различных событий; во-вторых, он "не мог чувствовать себя абсолютно свободным в изображении внутреннего мира" персонажа, за которым стоит реальный характер. Сравнивая дневники, записки, мемуары, на основе которых написаны соответствующие сцены, И. Баскевич прослеживает превращение кратких сообщений о событиях в художественные картины, отдельных штрихов - в развернутые портреты людей, чисто документальных деталей - в образы, создающие эмоциональную выразительность повествования. Радий Юркин вспоминает, что, принимая его в комсомол, ему "задали несколько вопросов",- Фадеев додумывает, какие вопросы в то время могли задать этому мальчику, и воссоздает подробную картину приема. В. Борц и Р. Юркин, рассказавшие, как водружались 7 ноября 1942 года красные флаги в Краснодоне, мельком заметили, что тогда шел сильный дождь,- Фадеев нарисовал картину темной и мрачной ночи. М. А. Литвинова сообщила о реакции жителей на взвившиеся алые стяги, о том, к кому она побежала и что сказала,- в романе изображены ее внешность, одежда, выражение, с которым она глядела на флаги, и т, д,
   В общем, автор выполнял две роли: историка, который изучает и сводит воедино реалии, и художника, который добивается, чтобы каждая из них заняла свое место в идейном содержании произведения, чтобы была создана художественно обобщенная, эмоциональная, воздействующая на читателей картина действи- тельности.
   На первый план в романе выдвигаются эпизоды, наглядно раскрывающие душевную, нравственную жизнь молодогвардейцев. В этих целях автор романа иногда передвигает события во времени, передает поступки одних действующих лиц другим. Он подробнее всего описывает такие события, в которых конденсированно проявились мысли, чувства, ощущения персонажей.
   Любопытно в этой связи проследить, как трансформируются в романе жизненные эпизоды.
   Из отчета, составленного И. Туркеничем, известно, что молодогвардейцы повесили не одного, а двух предателей. Было это так.
   Вечером Борисов, Григорьев, Пирожок и Туркенич внезапно встретили в парке полицейский патруль. Незадолго перед этим юноши видели труп расстрелянного коммуниста и теперь решили отомстить за него. Когда патруль пытался задержать Пирожка и Григорьева, Туркенич и Борисов бросились на полицейских и заткнули им рты. "...Не теряя времени,- пишет автор отчета, -повесили предателей, оставив записку: "Такая участь ждет каждого изменника Родины".
   А теперь вспомним, какой моральной атмосферой проникнута в романе сцена казни полицейского Игната Фомина. Автор оговаривает, что молодогвардейцы хорошо знали Фомина, вели счет его преступлениям, заранее задумали уничтожить эту гадину, не сомневались в своем праве на месть. Особо сосредоточился он на переживаниях молодых подпольщиков. Это очень сложные переживания: к чувству ненависти примешивалось отвращение ко всякому убийству, естественное для советских людей.
   В целях психологического углубления по-новому интерпретируется и эпизод освобождения советских военнопленных из немецкого лагеря. В романе, проводя такую операцию, Анатолий Попов и его товарищи освобождают из плена и лейтенанта Мошкова. Это очень знаменательно: ведь в свое время Мошков спас Попова, когда тот тонул в реке. У автора появляются возможности для раздумий о настоящей дружбе; вот почему, видимо, Фадеев и решил отступить от действительного хода событий (на самом деле Мошков бежал из лагеря раньше, а затем вместе с группой молодогвардейцев сам освобождал военнопленных из другого лагеря).
   "Молодую гвардию" справедливо называют поэмой в прозе. Произведение воспринимается как романтическая песнь о боевой юности и вместе с тем привлекает проникновенностью психологического анализа. Нет ли противоречивости в сопоставле в сопоставлениях - эпическая полнота и душевный лиризм, романтическая крылатость и психологический анализ? Роман Фадеева - смелая попытка, художественно синтезировать то, и другое, и третье.
   Писатель задался целью на примере героического подвига молодогвардейцев доказать движущие ими внутренние стимулы, и это потребовало раскрыть богатство и красоту человеческой души.
   Хочется солидаризироваться с А. Бушминым, писавшим, что "душевная красота советского человека, человека коммунистической нравственности,- вот та красота, которую прославляет Фадеев. В более ранних своих произведениях он прославлял ее порой чересчур демонстративно, оттеняя контрастом духовных и физических особенностей героя (вспомним Левинсона в "Разгроме" или Алешу Маленького в "Последнем из удэге"). В "Молодой гвардии" Фадеев уже не увлекается контрастом физической слабости и духовной силы, он с любовью живописует гармонию физического и идейного аспектов в человеке. И все же на первом месте, предметом особого внимания художника остается нравственный облик героя". Реалистически обрисованные образы у Фадеева освещены светом авторских представлений о будущем коммунистическом человеке.
   Создатель "Молодой гвардии" - певец массового героизма, которым проникнут самый воздух советского общества, он находит необыкновенное в самом обыкновенном человеке - рабочем пареньке, девушке-школьнице, рядовом колхозном деде. В этом сказывается социалистический гуманизм художника, его народность, любовь к людям, горьковская вера в их добрые возможности, которая двигала уже героями "Разгрома" и "Последнего из удэге".
   Задачу изображения нового человека Фадеев всегда считал главной для советского искусства. Об этом он писал еще в 20-х 30-х годах. Старался увлечь своими мыслями коллег. Встретившись с работниками дальневосточного журнала "На рубеже" - рассказывает Н. Потапов, Фадеев говорил: "Назначение советского писателя, мне думается, состоит в том, чтобы рассказать о новом человеке, воспеть его, заставить читателя волноваться его мыслями и чувствами". Спустя десять лет в "Молодой гвардии" в полный рост встали "люди-красавцы" и победно зашагали по всей планете, как подлинно новое человеческое племя. Глубокий смысл вложен в слова, передающие впечатление Екатерины Павловны о Красной Армии: "...Это были уже люди новой складки. Они не только овладели мощностью новой техники, они по духовному облику своему как бы перешли в новый, высший класс истории человечества". Роман получил широкую прессу во всем мире, особенно в странах народной демократии, и всюду его герои воспринимались как люди, рожденные социализмом.
   Символическое звучание образов, был убежден Фадеев, не имеет ничего общего с их "приподниманием".
   "...Молодогвардейцы,- заявлял писатель,- это, разумеется, передовые, но в то же время и обыкновенные, простые советские юноши и девушки. Но как вы знаете, живая жизнь бывает "запятнана" многими пустяками и случайностями... Их вовсе не обязан показывать художник, совершенно не обязан. А особенно если приходится изображать людей в сложный и острый период, когда раскрываются самые сильные стороны в людях. Разве вы не знаете, что настоящий человек пробуждается в самых лучших своих сторонах, когда стоит перед большим испытанием?
   Изображая молодогвардейцев, пришлось отбросить мелкое, лишнее, повседневное и рассказать главное. В этом состоит задача всякого истинного художественного произведения...
   Значит, дело не в идеализации, в способе изображения человека. Когда хотите изобразить человека с любовью, показать его настоящие, подлинные черты, это не значит, что вы должны замалчивать в человеке его недостатки, а это значит, что способ изображения должен быть такой, когда недостатки не мешают читателю любить этого человека". Не идеализация, а "опоэтизированная юность",- говорил Фадеев о своих героях в бесед с областными писателями.
   Полнота и богатство жизни советского человека, остающегося человеком в самом высоком значении этого слова, какие бы трудности на него ни обрушивались, потребовали от автора романа стилевого разнообразия. На это одним из первых обратил К. Зелинский в своей работе "Язык и стиль романа А. Фадеева "Молодая гвардия". Он писал, что в "Молодой гвардии" автор "стремится выразить средствами современного литературного языка и человеческую психологию, и наши политические и нравственные идеалы, и дать историческую характеристику эпохи, выразить и высокое и низкое, и простое и характерное, и лирическое и эпическое, и мысль и настроение, и элегию и мелодраму, и торжественную оду,- словом, все, чем волнуется и живет океан жизни. Фадеев стремится вложить в свой стиль, в построение фраз: и приемы риторики, и сатиру, и лирический пафос, и фольклор, и специальную терминологию. Автор не пренебрегает ничем, включительно до старославянизмов и церковных образов. Все это объединено эмоционально приподнятой атмосферой романа". К. Зелинский отмечает несколько "классов" в словесном материале произведения, несколько стилевых "пластов" в авторской речи, особо останавливается на лиризме. Исследователь приходит к заключению, что "весь стиль повествования, чем ближе к концу, становится все строже, почти освобождаясь от лирического аккомпанемента. Сами факты, простое изложение событий, нарастание драматической напряженности, которую Фадеев искусно подчеркивает концовками глав,- все это тяготеет уже не к лирическому, а к эпическому стилю".
   Может быть, последнее утверждение в какой-то мере спорно, но общий ход рассуждений К. Зелинского заслуживает внимания. С ним не расходятся и некоторые другие исследователи. Б. Беляев подчеркнул, что роман "Молодая гвардия" богат своими выразительно-изобразительными средствами, что в нем суровое, строгое повествование "перемежается с возвышенной патетикой, трогательно-задушевной лирикой, пламенной публицистикой". И все же "в произведении, на наш взгляд, наиболее сильно выражена романтическая тональность, и права В. Апухтина, отмечая у Фадеева "сложное единство реалистических средств и романтических приемов изображения". Вряд ли в советской литературе есть еще одна книга, где романтика и лиризм так сплетаются с психологической глубиной в изображении людей. Откровенно любуясь юными подпольщиками, Фадеев, однако, не хочет, чтобы они получили в романе черты исключительности, лишились своего земного облика.
   Необыкновенность обыкновенного - такова сущность фадеевской романтики. Его герои - рядовые советские юноши и девушки, которые внешне ничем не выделяются из среды сверстников: и одеты скромно, и в смысле манер уступят многим, и держатся просто, даже ребячливо. Но какое волнение живет в их душе, как богат их эмоциональный мир! В этой среде не краснобаев, однако если уж они говорили, они "летели высоко над землей". На лицах юношей и девушек проступает внутреннее вдохновение, оно и делает их прекрасными.
   На первый взгляд - чем удивит мир флегматичный, застенчивый Ваня Земнухов? Однако приглядитесь к нему поближе, и вы увидите скрытое вдохновение, "которое таким ровный ясным светом горело в душе его, отбрасывая на бледное лицо его какой-то дальний отсвет". Настанет миг, когда это пламя душевной жизни озарит Ваню, и писатель скажет, что у него "необыкновенное лицо". Обращаясь к Уле Громовой, Валя Филатова не может скрыть своего восхищения: "Ты необыкновенный человек... в тебе есть что-то сильное, большое... и правду говорит моя мама - бог дал тебе крылья..."
   Что-то "сильное, большое" - это патриотические чувства, нравственная красота молодогвардейцев. Фадеев сумел раскрыт: и сложность, и переспективу душевного развития своих юных героев.
   Этой цели служит богатый арсенал изобразительных приемов, разработанных русской классической литературой, в первую очередь Л. Н. Толстым, и, как мы знаем, творчески использованных Фадеевым: развернутые повествовательные предложения, сложные лексические периоды, анафорические зачины, синтаксические параллелизмы, повторяющиеся союзы несобственно-прямая речь, переходящая во внутренние монологи героев, контрастный пейзаж, своеобразный ритм фразы, пластические детали и т. д.
   По-прежнему из всех внешних деталей, характеризующие человека, Фадеев чаще всего изображает глаза - "зеркало души". Прием, освоенный еще в "Разгроме", получивший широкое распространение в "Последнем из удэге", умело и точно используется в "Молодой гвардии" и служит индивидуализации персонажей.
   Независимая, склонная к холодной иронии Валя Борц смотрела "темно-серыми, не допускающими в себя глазами, очень серьезно, испытующе". У Сережи Тюленина "светлые глаза с прямым и смелым выражением". Нина Иванцова запоминается "выражением вызова, страсти, полета" в карих глазах, Радий Юркин - "тихими, кроткими глазами".
   Через портретную деталь, через меняющееся выражения глаз автор старается раскрыть "диалектику души" персонажей. На страницах книги только что появилась Валя Филатова. Она удивилась Уле, которая в такое время восхищается лилией, и "не взглянув на лилию, беспокойно поискала взглядом по берегу девушек...". Подруги отозвались на ее ауканье. Валя позвала их поближе, на этот раз "любовно-насмешливо взглянув" на Улю. Девушки обменялись фразами об угрозе вражеского вторжения, Валя вспомнила о чудесной мирной жизни "с выступившими на глазах слезами". Потом Уля вошла в реку поглубже чтобы достать цветок, Валя же останавливала ее, "беспокойно глядя добрыми, широко расставленными глазами"...
   Новым шагом Фадеева в создании "движущегося портрета" является насыщение портретной детали различными оттенками Покоряющий людей взгляд Левинсона не выражал целой гаммы таких, скажем, чувств, как любовь, или печаль, или гнев, находящих отражение и в мыслях, и на лицах, и в глазах героев "Молодой гвардии".
   Если у Вали Филатовой глаза были светлые, добрые, покорные, то у Ули они "большие, темно-карие,- не глаза, а очи, с длинными ресницами, молочными белками, черными таинственными зрачками, из самой, казалось, глубины которых снова струился этот влажный сильный свет". Но сколько еще мы можем прочитать в глазах Ули, следя за ее переживаниями! Она говорила о грозной опасности, нависшей над советскими людьми, "и мрачный, тусклый огонь позолотил ее очи". Бросилась, бежать в поселок, где взрывали шахту,- "в черных глазах ее было такое стремительное выражение, будто она летела,- должно быть, такое выражение глаз бывает у летящей птицы". Потрясенная трагедией у переправы, девушка шла "молчаливая, будто спокойная, и только эти черты мрачной силы, обозначившиеся в ее глазах, ноздрях, губах, выдавали, какие бури волнами ходили в душе ее". А когда Уля мечтала о будущем, о любимом, снова в черных глазах ее "то исчезали, то вспыхивали счастливые и грозные отсветы этого чувства".
   Уже говорилось о том, как воспринимал Фадеев толстовское мастерство изображения людей в зримых, чувственно-конкретных формах, в окружении всей характеризующей их обстановки. Писатель верен этому художественному принципу и в "Молодой гвардии".
   Уля достала из воды цветок лилии. "...Потом, выставляя на солнце то одну, то другую мокрые ноги, некоторое время постояла так, нагнув голову с этой белой лилией, так шедшей к ее черным глазам и волосам, точно прислушиваясь к самой себе. Когда ноги обсохли, Уля продолговатой ладошкой обтерла подошвы загорелых по высокому суховатому подъему и словно обведенных светлым ободком по низу ступней, обтерла пальцы и пятки и ловким, привычным движением сунула ноги в туфли".
   Если в изображении внешности героев "Молодой гвардии", особо заметна классическая пластичность и скульптурность, рассказ об их душевной жизни освещен проникновенным лиризмом. Расширение эмоциональной струи - характерный факт в стилистическом развитии Фадеева на протяжении времени от "Разгрома" до "Последнего из удэге", "Молодой гвардии".
   Анализ "Молодой гвардии" еще раз подтверждает сделанный выше вывод: традиция углубленного психологизма, восходящая к Толстому, не помешала Фадееву осваивать и продолжать художественные достижения Горького, призывавшего романтически показывать силу и красоту нового, передового. Как было сказано, в конце 40-х - начале 50-х годов Фадеев углублял свою трактовку Толстого, акцентировал в его творчестве героические образы.
   Вернемся, однако, к мысли, что художественное богатство "Молодой гвардии" во многом определяется свободно проявившими себя различными поэтическими интонациями; они гармонируют с общим идейным звучанием произведения и впитывают многообразное наследие русской классики. В первую очередь, разумеется, Л. Толстого и Горького. Продолжением знаменитого горьковского афоризма выглядят слова Шульги: "Что может быть у нас самого дорогого на свете, ради чего стоит жить, трудиться, умирать? То ж наши люди, человек! Да есть ли на свете что-нибудь красивше нашего человека?"
   Но роман Фадеева неверно было бы "закрепить" лишь за поэтической тональностью Горького или Толстого. Это куда более емкая художественная конструкция.
   В статье "Язык и стиль романа А. А. Фадеева "Молодая гвардия" К. Зелинский, проследив, как развивается в произведении романтико-лирическая линия, указывает и на другие его стилевые линии, на перекличку с творчеством ряда писателей, не только Толстого, Горького, но и Гоголя.
   "Высокий речевой строй поэмы "Тарас Бульба" передает героику народного подвига, которая вдохновила советских художников типа Фадеева. Отсюда стилистическая близость "героической прозы" Гоголя и "Молодой гвардии" с ее революционной романтикой. Как и в "Тарасе Бульбе", в романе Фадеева много эпитетов интенсивной эмоциональной окраски (страшные мучения, невыносимая тоска), накопление нескольких определений при одном определяемом слове ("То великая, то святая правда..."), метафорические обороты ("Величие осенило их своим крылом"), торжественная лексика ("пресветлаямати-родина", "огненная купель"), широкое использование инверсий ("в тоске невыразимой") и рефренов ("То правда, то святая правда... То великая, то святая правда") и т. д.
   Однако, пользуясь торжественно-приподнятой лексикой, Фадеев, случается, терял чувство меры, и тогда в романе появляются такие, например, выражения: "...не было бы ничего удивительного, если бы вылетели из этих облаков белые ангелы с серебряными трубами"; мать глядела "сама вся тихая и светлая, будто в ризах"; гвардейские минометы двигались, "плавно колыхаясь, как хоругви...". Но стилистические "переборы" сравнительно немногочисленны, в большинстве случаев автору удается правдиво передать напряженность человеческих чувств.
   Герои Фадеева бьются, как отважные витязи, думают великие думы, говорят высокими словами. В патетическом освещении даны последние часы жизни Шульги и Валько. Когда Шульга услышал, что друзья на воле не дремлют, "надежда ударила в сердце Костиевича и волнами погнала кровь по его истерзанному богатырскому телу". Очень показательна в стилистическом отношении схватка двух большевиков с жандармами; наконец гитлеровцы "свалили рыцарей на пол... и долго еще терзали их и после того, как свет померк в глазах Валько и Костиевича". Вспоминая затем, как они разили врагов, два большевика имели основание гордиться своей удалью, непримиримостью: "в ночной тишине и темноте их страшный богатырский хохот сотрясал стены тюремного барака".
   Богатырство, героизм, рыцари - этот лексикон близок еще к одной художественной традиции - народно-песенной. В тюрьме Матвей Шульга думал о Проценко: "...в страшных мучениях, в тоске невыносимой, душа его обращалась к Проценко... и вопрошала:
   "Где ж ты, Иван Федорович? Як ты? Чи жив ты? Бьешь ли ты проклятых ворогов, пересилил ли ты их, перехитрил ли ты их? А вдруг, так же как и меня, терзают душу твою? И вороны уже клюют серед степу твои веселые очи?.."
   Лексика "Молодой гвардии" оттеняет исключительную интенсивность переживаний героев. Чувство горя "невыразимой тоской" сжимало сердце, пить хотелось "невыносимо", в небе светил месяц "необыкновенной ослепительной ясности...".
   В послевоенные годы в записных, книжках Фадеева не раз появляется еще одно дорогое для него имя - Тургенева. Фадеев постоянно перечитывает книги этого писателя. Если героико-эпическая традиция прозы Гоголя ощущается в описании подвигов персонажей, их отчаянных схваток с врагом, их гибели, те психологически завершенные, целостные характеристики, окрашенность фабулы лирическим отношением автора, психологизация портрета и пейзажа сближают роман Фадеева с прозой тургеневского типа.



Этот сайт создал Дмитрий Щербинин.